Арчибальд Кронин - Мальчик-менестрель
— Алек, давай вызовем такси и дадим на чай старшему портье. Мне стыдно выходить бочком в рваных ботинках из такого шикарного места.
Я охотно согласился, но, когда мы уже ехали обратно, заметил:
— Кстати, о чаевых, здесь ходит байка об одном сказочно богатом восточном владыке, который месяцами жил в «Кларидже», но перед отъездом никогда не оставлял чаевых старшему портье, хотя горячо заверял его, что непременно упомянет его в своем завещании. Когда Магомет наконец призвал владыку к себе, завещание огласили. Угадай, сколько получил старший портье?
— Полмиллиона?
— Абсолютно ничего.
— Ну и здорово же его надули, — сочувственно прошептал Десмонд. — Но ведь не все богатые люди такие мерзавцы.
— Десмонд, я вовсе не богач, — засмеялся я. — Но мне нравится тратить деньги. И я никогда-никогда не забуду, как вы с матушкой были добры ко мне, когда я ходил в рваных ботинках.
Мы оказались в конце Берлингтон-эркейд, так как водитель повез нас длинным путем по Сент-Джеймс. Но он сполна получил свои чаевые, ибо ни один коренной житель Лондона никогда не вступит в перебранку с таксистом — эту роковую ошибку совершают лишь туристы. На углу Берлингтон-эркейд и Пикадилли мы зашли в маленькое ателье, на вывеске которого значилось «Бадд». Здесь мы опять принялись за дело: осматривали, изучали, щупали и наконец выбирали самые разные ткани: шелк, поплин, хлопок. И с Десмонда снова сняли мерку.
— А теперь обувь, приятель, — сказал я, когда мы покинули ателье, где нас неоднократно заверили, что все будет доставлено в срок.
— Ради всего святого, Алек, — взмолился Десмонд. — Это уж чересчур. У меня такое чувство, будто меня отправляют в школу-интернат.
— Ты едешь в Голливуд, идиот несчастный! Ты что, хочешь придти туда босиком?! Я по собственному опыту знаю, что твои башмаки долго не протянут.
Через несколько дверей от сапожного ателье Лобба, поставщика двора его королевского величества, до которого я еще, слава богу, не дорос, находилось ателье Черчилля, не столь известное, но гарантирующее не менее высокое качество.
Мой статус постоянного клиента несколько уменьшил шок, вызванный устрашающей обувью Десмонда. Его усадили, сняли с него опорки и начали тщательно обмерять. Мне даже стало как-то спокойнее на душе, когда я заметил всего лишь одну маленькую дырочку у него на носке. Наконец, когда мы заказали две пары черных, две пары темно-коричневых ботинок и одну пару лакированных туфель для выхода в свет, Черчилль, проявив чрезвычайную деликатность, сказал:
— Мне кажется, у меня есть пара ботинок, которые этот джентльмен сможет носить, пока не будет готов ваш заказ.
Он прошел в подсобное помещение и вернулся с парой новеньких черных ботинок.
— Джентльмен, который их заказал, наш старый и уважаемый клиент, мы обслуживали его пятьдесят лет, а тут он скончался, не успев получить заказ. Мы, естественно, не стали требовать от родственников оплаты.
Ботинки оказались Десмонду как раз впору, хотя Черчилль и заметил пренебрежительно:
— Неплохо, сэр. Слишком свободно в ступне, но на первое время сойдет.
Я поблагодарил Черчилля, сказал, что мы их берем, и попросил включить стоимость и этих ботинок в счет.
— Уверен, те, что на вас, сэр, — произнес Черчилль, — очень хорошо носятся. Только не говорите мне, что отдавали их в починку!
— Боже упаси, Черчилль, конечно же, нет, — солгал я. — У меня и в мыслях такого не было.
— Я всегда использую кожу самого высокого качества, — сказал Черчилль и грустно добавил: — Моей обуви сносу нет.
Когда мы вышли из ателье, я спросил Десмонда:
— Ну как тебе в ботинках, шитых для покойника?
— Я будто заново родился. Ты даже представить себе не можешь, какое блаженство чувствовать, что у тебя на ногах добротная обувь!
Офис «Италиан лайн» был последним пунктом на сегодня. И здесь нам опять сопутствовала удача. Принадлежащий компании флагманский корабль «Христофор Колумб» через десять дней отплывал из Генуи. Я узнал девушку за стойкой регистрации.
— Скажите, у вас есть двухместная каюта в середине корабля, по левому борту?
Она внимательно изучила план судна.
— Если пожелаете, сэр, можно взять каюту Си-девятнадцать. В прошлом году вы с женой занимали именно ее.
— Это было бы замечательно.
— Зарезервировать для вас столик в ресторане, сэр?
— О, ради бога, не утруждайтесь! На борту я увижу Джузеппе. Не сомневаюсь, что он меня узнает.
Когда, закончив с делами, мы вышли на улицу, я повернулся к Десмонду и сказал:
— Вот теперь ты точно устал. Так что больше никаких автобусов. Все, домой, и не будем тратить бензин понапрасну!
Я поймал такси, и вскоре мы были дома, причем нам ужасно хотелось чаю, который я попросил миссис Палмер принести в кабинет — заставленную книжными полками уютную маленькую комнату, вход в которую был прямо с лестничной площадки первого этажа.
— Какие-нибудь сообщения, миссис Палмер? — поинтересовался я у нее, когда она вошла в кабинет с хорошо сервированным подносом в руках.
— Звонила мисс Рэдли из Меллингтона, сэр. Говорит, ничего срочного. Так, кое-какие контракты на подпись, мальчики вернулись в Эйлсфорд, у мадам все в порядке, и она надеется, что вы скоро приедете.
— Спасибо, миссис Палмер, особенно за эти аппетитные кусочки торта.
— Да всего и трудов, что испечь один торт, сэр. Совсем простой. Именно так, как вы любите.
— Ну, тогда еще раз благодарю вас за вашу заботу обо мне, — сказал я, и миссис Палмер прямо-таки зарделась от удовольствия.
Первую чашку чая мы выпили в полной тишине, наслаждаясь каждым глотком. После того как я налил Десмонду вторую чашку, он решился нарушить молчание.
— Алек, надо же, как здорово ты умеешь обращаться с людьми! Знаешь, как найти к ним подход. Я весь день за тобой наблюдал и еще тогда это заметил. И как счастливо и удачно складывается твоя жизнь!
— Да, и я каждый вечер благодарю за это Господа на коленях, — произнес я, уже в который раз заметив, что при одном упоминании о Всевышнем на лицо моего друга ложится тень.
— Так теперь ты, должно быть, очень богат, — продолжал Десмонд.
— Вовсе нет. Да, у меня неплохие доходы, но по доходам и расходы. Я трачу все до последнего пенни, — заявил я, решительно вставая с места и направляясь к двери. — А сейчас мне надо позвонить жене.
Спустившись в холл, я позвонил в Меллингтон. К телефону подошла мисс Рэдли.
— Ну что, Нэн, мамочка поблизости?
— Только-только вышла в сад. Позвать ее?
— Нет, Нэн, я просто хотел сказать, что завтра буду.
— Замечательно. У меня для вас тоже хорошие новости.
— Не может быть. Передай мамочке, что я привезу с собой друга. Мы пробудем только один день. А как там мой сад?
— Чудесно. Клубника почти созрела!
— Небось общипываешь потихоньку?
— Хозяин! Эта милая привычка свойственна только вам. А кроме того, Дугал накрыл ягоды сеткой.
— Нэн, я собираюсь приехать на большой машине и оставить ее там. Хочу взять «Моррис». Не возражаешь проехаться с нами, чтобы потом отогнать автомобиль обратно?
— Конечно же, нет, хозяин. Но… надеюсь, вы не собираетесь опять уезжать?
— Всего на три-четыре недели, Нэн.
— О боже! Здесь ведь в начале лета так хорошо. И мне будет не хватать наших прогулок по холмам.
— Я вернусь, Нэн. Отдыхай и береги себя. Когда я вернусь, у нас с тобой будет работы невпроворот. Может, попросишь мамочку приготовить нам завтра на ланч легкий овощной салат?
— С удовольствием, хозяин.
Я повесил трубку и подумал: какая же она все-таки прекрасная девушка — надежная и работящая. Задержавшись у подножия лестницы, я задрал голову и заорал:
— Хочешь поехать со мной завтра в Меллингтон?
— С удовольствием! — крикнул в ответ Десмонд.
Я прошел в комнату, закрыл дверь и прилег на кровать. Впереди меня ждали непрочитанные письма. Но сперва необходимо было хоть немного вздремнуть.
III
На следующее утро после завтрака, состоящего из кофе со свежими булочками, мы отправились в Меллингтон. День обещал быть хорошим — теплым, солнечным и безоблачным. Я был счастлив, что наконец еду домой, ведь именно в Меллингтоне и был мой настоящий дом, а в Лондоне — всего лишь аванпост, мне хотелось петь, но меня сдерживало присутствие в машине маэстро. Какое счастье снова увидеть любимую жену и Нэн, поговорить о своих сорванцах и вместе с Дугалом проверить, как там мой любимый сад. Нет, я не мог не поддаться охватившему меня порыву.
— Десмонд, спой что-нибудь. Что-нибудь мелодичное, трогательное и незамысловатое.
Десмонд никогда не отказывался от подобных предложений. Он любил петь. И мы ехали по дорогам Суссекса, где я знал все кратчайшие пути, под звуки «The Bonnie Banks of Loch Lomond»[88], обдавая облаком пыли ошеломленных сельчан, которые смотрели нам вслед, широко раскрыв рот, и гадали про себя, то ли это мираж, то ли передовой отряд артистов из цирка Барнума и Бейли.