Борис Васильев - Глухомань
Он протянул мне автоматную гильзу. Я посмотрел маркировку. Это была гильза моего предприятия.
— Это моя гильза.
— Вот потому-то милиция их так старательно и собирает, — сказал Валера. — Они положат данные экспертизы в твое досье, крестный. Так, на всякий случай.
— Я поставляю автоматные патроны в армию, а не в торговую сеть. Это — не доказательство.
— Для суда. А для того чтобы прижать тебя?
Я задумался. В чем-то — а точнее, в той игре, которую крутили вокруг меня в нашей Глухомани, Валерий был прав. И еще я подумал об экспертизе печати, провести которую просил Сомова и заниматься которой подполковник явно не спешил. Взвесив все, я понял, что надо постараться упредить удар.
— Поехали к прокурору. К этому, новому, который пока еще роет, как говорят некоторые.
— Пожалуй, стоит, — сказал Валера, подумав. — Записки Метелькина брать?
— Записки Метелькина — наш боевой резерв, о них ни-кто не знает, ну и прокурору незачем знать. Будем говорить только о странностях налета на дискотеку.
Прокурор принял нас без всяких проволочек. Он и вправду либо старательно «копал», либо старательно прикидывался, но я склонялся к первому варианту.
— Уголовное дело мной возбуждено по факту вооруженного налета на дискотеку, — начал он чуть ли не в дверях. — Прослеживается версия московского следа. Криминальная разборка…
— Покажи ему, Валера, признание Вадика и свои находки…
Я довольно невежливо перебил прокурора. Уж очень мне не понравилась демонстрация борьбы за справедливость с уже подсказанным уклоном.
Валерий по-армейски четко и сдержанно доложил прокурору результаты своих расследований, не предъявляя никаких вещественных доказательств.
— Стрелял холостыми, говорите? — прищурился прокурор. — Ну, это еще доказать требуется. Если это вообще доказуемо.
Валерий молча выложил на стол один из обожженных пыжей. И пока прокурор рассматривал его, сказал:
— Нашел на ступеньках входа на дискотеку.
— Заактировано? — спросил прокурор.
— Нет. Милиционеры гильзы собирали, не хотел отвлекать.
— Н-да, — вздохнул прокурор, откинувшись на спинку стула. — Нет акта обнаружения — нет и доказательств. Хотя… — он почесал лысеющую голову. — Хотя, конечно. Учитывая признание свидетеля. Заставили задуматься. Серьезно задуматься.
И встал, протягивая руку через стол.
— Не смею задерживать. Будем разрабатывать и эту версию.
Мы вышли.
— Ничего он не будет разрабатывать, — вздохнул Валера. — Он будет искать возможность отбросить все наши доказательства.
— Вот тогда мы и обратимся в область, — сказал я. — Один пыж у нас все же имеется. Только Андрею об этом не проговорись.
2
Андрея в эти дни мы не видели. Дважды ездили к Кимам, ежедневно им звонили, но Андрей целыми днями пропадал в семье погибшей Светланы. Прощался с ней, рвал из сердца, занимался похоронами и дома практически не ночевал, появляясь очень поздно и уходя на рассвете. Катюша сказала, что он почернел, похудел и — изменился. Исчезла улыбка, выпятились скулы.
— Даже взгляд у него изменился, — рассказывала она. — Будто глаза навсегда высохли.
— Свадьбу они наметили, — тихо сказала Лидия Филипповна, беспрестанно вытирая слезы. — Светочка белое платье в ателье заказала. В понедельник примерка должна была быть…
Увидел я Андрея только на похоронах. Жертва ночной пальбы лежала в гробу в белом подвенечном платье. А на поминках, которые Андрей уговорил родителей погибшей Светланы устроить в кафе, улучил момент перемолвиться. Только слов у меня в этот самый момент не оказалось. Пропали куда-то все слова, и я просто обнял его и сказал:
— Держись. Ты теперь — опора семьи.
Он кивнул, поднял на меня безжизненные глаза.
— За отцом надо съездить.
— Давай. Когда скажешь.
— Скажу, когда с Федором о свидании договорюсь. А свидание — у тебя. Не возражаешь?
— Какие могут быть возражения.
Он опять кивнул. И уточнил:
— Для серьезного разговора при свидетелях. Пора точку ставить. Самое время точку поставить. Я позвоню тебе за сутки. Неплохо, если и Валерку позовешь. Два свидетеля лучше, чем один.
И пошел.
Я позвонил Валерию — он работал грузчиком, несмотря на протез, и дослужился до бригадира, — рассказал об Андрее и еще раз предупредил, чтобы он и намеком не обмолвился о том, что Федор стрелял холостыми именно тогда, когда убили Светлану.
— Ну, не круглый же я идиот, крестный.
Это свидание состоялось через три дня. Федор говорил горячо, не замолкая, а потому все его соболезнования и воспоминания о том, какой замечательной была Светлана, вы-глядели неприятно. Особенно для нас с Валерием, которые знали, насколько они фальшивы и неискренни. И понимали, что Федор не умолкает потому, что до ужаса боится Андрея.
Андрей долго, терпеливо и весьма хмуро слушал его, но в конце концов не выдержал:
— Не для этого собрались. Помолчи лучше.
Федор сразу осекся. Заискивающе улыбнулся, развел руками:
— Ну, извини.
— Я собрал всех только с одной целью, — сказал Андрей. — Ты, Федор, мне устроишь свидание с Зыковым. И как можно скорее.
— Слушай, ну как же я смогу? — Федор очень растерялся. — Ну, сам посуди, Андрей. Кто — он и кто — я.
— Ты устроишь свидание с Юрием Денисовичем Зыковым, — жестко повторил Андрей, и я понял, что он готов сорваться. — Я заплачу ему все проценты, если он даст слово, что не тронет отца. Я приеду к нему с долларами, а не с пистолетом, понял? А коли понял, то так ему и скажешь. И пусть сам выбирает место и время встречи, я не играю втемную. Я заплачу проценты за обещание не трогать больше отца. Отец расплатится овощами или деньгами с их продажи, если ему дадут возможность спокойно торговать на рынке.
— Но, Андрей, послушай…
— Нет, это ты послушай, — резко перебил Андрей. — Если не сделаешь, плохо будет тебе. Ты меня понял? Тебе, лично!
— Ладно, сделаю, что смогу. Только не горячись.
— Мы говорим при свидетелях, так и скажешь Зыкову. Если со мной что-нибудь случится во время этого свидания, то крестный и Валера знают, на каких условиях я поехал, к кому и ради чего.
— Да, уж ты постарайся, чтобы Андрей вернулся целым и невредимым, — сказал Валера. — Иначе его обещание о том, что тебе будет очень плохо, выполню я.
— Да что вы, в самом-то деле! — нервно выкрикнул Федор. — Как будто я враг Андрюхе. Да мы с ним Афган…
— Заткнись! — выкрикнул Андрей. — Я хочу передать деньги Зыкову не позднее недели, пока не выписали отца. Значит, у тебя — ровно семь дней в запасе. Если не сделаешь, будешь иметь дело со мной. Понял?
— Понял, — сквозь зубы выдавил Федор.
— Тогда ступай к Зыкову сейчас же. О договоренности позвонишь крестному либо домой, либо на работу.
Федор вышел не попрощавшись.
— Суров ты с ним, — вздохнул я. — Есть причины?
— Он — трус, — резко ответил Андрей. — Я не знаю, чего он так боится, но в нем все внутри дрожит от страха.
3
Уже на следующий день мне позвонил Юрий Денисович. Говорил, как всегда, легко и непринужденно, хотя вопрос был весьма серьезным. Особенно для меня.
А для меня потому, что я умудрился-таки не только наштамповать не проходящую ни по каким документам продукцию, элегантно именуемую пиками и трефами, но и без шума загрузить ею два вагона, наняв для этой отнюдь не благой цели мужиков из Белоруссии, докатившихся и до нашей Глухомани в поисках заработков. Они ни о чем не спрашивали, работали всю ночь и были очень довольны, получив честно заработанные русские деньги. Вагоны я оформил в южном направлении через Ростов с помощью Маркелова, который тоже не вникал ни в какие мои действия. Оформить-то оформил, но всячески тянул с отправкой и держал вагоны на своих путях, потому что никак не мог преступить через некую невидимую черту внутри самого себя.
А тут вдруг — почти задушевные вопросы, что я там прикупил на мизере: пики или трефы. Этакий дружеский треп вполне респектабельного тона. С одним, правда, маленьким примечанием:
— Я искренне начал за вас беспокоиться. Не играйте без верной шестерной на руках при таких ставках за вист.
— Игра близится к финалу, — сказал я. — Мне, например, осталось сделать последний ход.
— Убеждены, что он будет последним?
В тоне Юрия Денисовича прозвучало что-то предостерегающее. И я поспешил исправиться:
— В крайнем случае, предпоследний.
— Весьма рад, — трубка прямо-таки улыбалась мне в ухо. — Всего самого наилучшего.
Он положил на рычаг свою улыбку, оставив меня в глубокой задумчивости. Мне почему-то показалось, что у него нет никакого желания вооружать чеченских повстанцев моими патронами. Почему-то показалось, что патроны эти нужны ему для какой-то иной, так сказать, внутренней цели, но я не испытывал ни малейшего облегчения от этого. И где-то внутри был твердо убежден, что вооружать криминальные банды московской национальности куда отвратительнее, нежели незаконные формирования воюющей Чечни.
