Джоанн Харрис - Персики для месье кюре
— Алиса… — прошелестел он. И его глаза медленно повернулись ко мне. — И мадам Роше, не так ли? Та самая, что приносит персики на рамадан?
— Друзья зовут меня просто Вианн, — сказала я.
— Я перед вами в долгу. — Он поднял руку — это был странный, изысканный жест; казалось, мне дарует милость старый король. — Вы спасли мою маленькую Алису.
Я улыбнулась.
— Ну что вы, — сказала я, — это вовсе не я, а наш месье кюре; вот он действительно заслуживает благодарности.
Маджуби кивнул.
— Да, я так и понял. И вы, я надеюсь, передадите ему мою благодарность.
Алиса опустилась возле кресла старика на колени; весь пол в комнатке был застлан ковром. Рука Маджуби, болезненно желтоватая и казавшаяся бесформенной, как кусок плавника, покоилась на голове девушки; старик что-то тихо говорил ей по-арабски; я уловила только слово «зина», грех.
Алиса молча слушала его, потом тихо заплакала и прошептала:
— Я не хочу, чтобы ты умирал, джиддо. Ты должен показаться врачу.
Старый Маджуби покачал головой.
— Я не умру, обещаю тебе. По крайней мере, пока эта книга не будет дочитана до конца. А это, если ты помнишь, очень длинная книга, и вся написана по-французски, и шрифт в ней довольно мелкий, а глаза мои уже далеко не так остры, как прежде…
— Не шути, джиддо. Тебе надо внимательней относиться к своему здоровью. И хотя бы немного есть. И врача надо обязательно пригласить. Ты стольким людям здесь нужен!
Старый Маджуби вздохнул:
— Неужели?
— Конечно! Вы очень многим здесь нужны, — поддержала я Алису. — Хотя кое-кто, возможно, и не хотел бы в этом признаваться. Но как раз те люди, которые отказываются от вашей помощи, зачастую больше всех в ней и нуждаются.
Возможно, мне показалось, но после моих слов его старые глаза как будто вспыхнули ярче.
— Вы имеете в виду моего сына Саида?
Я пожала плечами.
— А вы что, думаете, он вполне готов к тому, чтобы занять ваше место и со всем справляться без вашей помощи и подсказки? Или вы как в той марокканской пословице? — Я процитировала: — «Если в полдень он скажет, что наступила ночь, то скажете ли вы: Смотри, вон звезды?»
Он оценивающе посмотрел на меня:
— А вы, мадам, пожалуй, нравились мне больше, когда всего лишь приносили персики.
Я процитировала еще одну пословицу:
— «Для мудреца достаточно кивка, а для глупца не хватит и пинка…»
Он трескуче рассмеялся.
— А вы знаете много наших поговорок, мадам! А такая вам известна: «Мудрой женщине всегда есть что сказать, но она чаще всего помалкивает»?
— Никогда не считала себя мудрой и никогда этого не утверждала, — сказала я. — Я всего лишь неплохо умею делать шоколадные конфеты.
Теперь уже он смотрел на меня прямо-таки сияющими глазами, которые тонули в густой паутине морщин.
— А ведь вы мне снились, мадам Роше, — сказал он. — Когда я пытался получить istikhaara. Мне снились вы, а потом она. Будьте осторожны. Держитесь подальше от воды.
Алиса, озабоченно на него глянув, сказала:
— Пожалуй, тебе лучше немного отдохнуть, де-душка.
Он улыбнулся, и взгляд его вновь стал серьезным.
— Видите, как она меня пилит, эта девочка? Альхумдуллила, я надеюсь, вы еще к нам зайдете? Но все же не забывайте того, что я вам сказал.
Теперь было видно, что старик действительно устал. Я положила руку Алисе на плечо.
— Пойдем. Пусть он немного отдохнет, если сможет. А ты, наверное, еще и завтра сумеешь его на-вестить.
Она посмотрела на меня.
— Ах, Вианн, вам не кажется…
— Мы обязательно придем завтра. Обещаю. А пока ему лучше немного поспать.
Алиса неохотно последовала за мной в гостиную, где Майя играла с Оми в «шашки», крепко прижимая к себе кота Хазрата.
— Ну что, теперь джиддо уже получше? — спросила она, задрав мордашку нам навстречу. — Мемти говорит, что джиддо слишком устал и не может со мной играть, а Оми всегда жульничает.
— Ничуть я не жульничаю, — возразила Оми. — Я очень старая, а значит, непогрешимая. — И она улыбнулась мне своей беззубой, словно смятой улыбкой. — Как там старик? Он с тобой поговорил?
— Немного.
— Это хорошо. Тебе следует еще его навестить. И принеси ему какую-нибудь свою шоколадку.
— Конечно, принесу, — кивнула я.
— Только особенно не откладывай.
Мы отправились домой — разумеется, под дождем, — и я спросила:
— Алиса, а что такое istikhaara?
Ее, похоже, удивил мой вопрос.
— Ну, это такой способ попросить у Аллаха совета и наставлений. Сперва мы молимся, потом ложимся спать, и во сне нам может явиться ответ на нашу мольбу. Только получается это далеко не всегда. Да сны зачастую и понять-то нелегко.
Как и карты, подумала я. Их лики — точно сосуды, в которых плотными слоями лежат различные значения. «Держитесь подальше от воды», — сказал старый Маджуби. Ну да, притча о быке и скорпионе…
Но почему старику снилась именно я? Какого совета у Бога он искал? А может, он всего лишь пытался предупредить меня, чтобы я держалась подальше от Инес Беншарки? Если это так, то он, пожалуй, запоздал со своим советом. Что, если этот скорпион уже успел меня ужалить?
— Алиса, почему ты тогда прыгнула в реку? — напрямик спросила я. — Из-за Люка Клермона?
Она вскинула на меня удивленные глаза:
— Из-за Люка?
Я улыбнулась.
— Дуа мне говорила, что вы с ним переписывались по Интернету, но ты постоянно боялась, что кто-нибудь в семье об этом узнает…
Алиса продолжала изумленно смотреть на меня, и в глазах ее отражалось полное непонимание:
— Из-за Люка?!
— Я знаю, что раньше вы часто вместе играли в футбол на площади. На мой взгляд, это абсолютно нормально. Да и твои родители раньше относились к этому совершенно иначе. И все в Маро тогда было иным. Но Люка я знаю достаточно давно. Характер у него независимый. Если он действительно тебя любит, то его не остановят никакие внутрисемейные разногласия; он воспротивится даже воле родителей, если они вздумают ему ее навязывать. Ты же не пожелала мириться с волей своей семьи. В общем, я думаю, все будет хорошо. Обещаю. А если и ты его любишь, разве может это кончиться плохо?
Я ожидала совсем иного проявления чувств. Думала, она заплачет или, может, наоборот, вздохнет с облегчением. Однако во взгляде ее по-прежнему читалось полное непонимание, а на лице отражалось не больше эмоций, чем на поверхности только что испеченного каравая хлеба. А потом Алиса вдруг рассмеялась — только смех был какой-то невеселый, нервный и звенел в воздухе, точно заряды шрапнели.
— Так вот что вы, оказывается, подумали! — еле сумела вымолвить она. — Значит, вы считаете, что я влюблена в Люка Клермона?
— А разве нет? — растерянно спросила я.
Она снова засмеялась и не ответила.
— Но тогда в кого, Алиса? — снова спросила я. — И почему это считается грехом?
— А я-то думала, вы способны проникнуть в суть вещей! — с презрением бросила она, и меня резануло, до какой степени она в это мгновение показалась мне похожей на Инес. В плотно обхватывающем голову хиджабе она казалась значительно старше своих семнадцати лет; ей можно было бы дать лет тридцать, а то и больше. — Я думала, вы не такая, как все. А на самом деле вы тоже ничего не понимаете. Да и никто здесь ничего не понимает!..
И Алиса вдруг заплакала — навзрыд, хватая ртом воздух; этот лающий плач был странно похож на ее только что отзвучавший нервный смех. Я хотела ее обнять, но она меня оттолкнула.
— Ну что ты, Алиса, что ты? — Я снова попыталась ее обнять, и на этот раз она не стала вырываться, но застыла в моих объятьях, как мертвая. — Прошу тебя, расскажи мне все, попробуй объяснить, что с тобой приключилось. Я, разумеется, далеко не все понимаю, но и судить тебя ни в коем случае не стану. Уж это-то я могу тебе пообещать.
Алиса довольно долго молчала, и я решила, что она мне так и не ответит. Мы стояли с ней, обнявшись, под проливным дождем и слушали шум стремительного потока Танн и вой ветра, упорно срывавшего листья с деревьев. Потом Алиса шевельнулась, глубоко вздохнула и, посмотрев мне прямо в глаза, промолвила:
— В одном вы правы: я действительно влюблена. Но не в Люка.
— А в кого?
Она вздохнула.
— А вы разве еще не догадались? Мне казалось, что вы давно уже это поняли. Ведь вы же его видели! Все здесь просто с ума по нему сходят. Соня, моя мать, Захра, Инес… — Она горько улыбнулась. — Я влюблена в Карима Беншарки.
Глава третья
Среда, 25 августа
И она рассказала мне все. Говорила она яростными короткими фразами. Мы уселись с ней под деревьями в конце бульвара Маро, и она выдала мне настоящую исповедь.
