Харуки Мураками - Хроники Заводной Птицы
После операции мы на электричке вернулись в Токио. В вагоне почти никого не было — в конце дня мало кто ехал в столицу. Я попросил прощения за то, что она так натерпелась из-за моей неосторожности.
— Ладно. Не переживай. Ты ведь и в больницу со мной поехал, и заплатил за все.
Вскоре — само собой так получилось — мы перестали встречаться. Я не знаю, что с нею стало, где она теперь и чем занимается. Но все-таки после этого случая, даже когда наши встречи прекратились, на душе у меня было довольно паршиво. Стоило вспомнить тот день, как в голове тут же всплывали молодые мамаши с пытливыми глазами, заполнившие больничный коридор. Я снова и снова ругал себя за то, что так вышло.
В электричке, по дороге домой, она же еще и утешала меня, подробно рассказывая, что процедура оказалась не такой страшной:
— Это не так ужасно, как ты думаешь. Быстро и почти совсем не больно. Просто раздеваешься, ложишься… Стыдно, конечно, но ничего… врач был хороший и сестры такие душевные. Поругали немножко, сказали, что надо лучше предохраняться. Так что не принимай близко к сердцу. Я сама виновата — сказала, что можно. Разве нет? Ну, хватит, встряхнись!
Но, несмотря на уговоры, пока мы добирались на электричке до этого городка в Тибе и ехали обратно, во мне что-то изменилось. Проводив ее домой и вернувшись к себе, я упал на кровать и уставился в потолок, понимая, что я — уже не тот, что прежде. Появился какой-то «новый я», и возврата назад быть не могло. Я как будто запачкал себя этой историей.
Как только я узнал, что Кумико беременна, мне сразу представились те женщины с животами в коридоре больницы. И еще — какой-то особый запах. Понятия не имел, чем там пахло. Да и пахло ли вообще? А может, мне просто показалось? Когда сестра вызвала тогда мою подружку в кабинет, та медленно встала с жесткого дерматинового стула и направилась прямо к двери. Перед тем как подняться, она взглянула на меня, и на губах у нее, как тень, промелькнуло что-то похожее на улыбку — будто она хотела улыбнуться и вдруг передумала.
Конечно, заводить сейчас детей нам с Кумико было нельзя. Я это хорошо понимал и все-таки сказал жене, что хотел бы избежать аборта.
— Послушай, ведь мы столько уже об этом говорили. Если будет ребенок, моей работе — конец, и тебе придется искать место, где лучше платят, чтобы нас содержать. Денег ни на что хватать не будет, мы ничего не сможем себе позволить. Ничего, понимаешь? Смог бы ты так?
— Мне кажется, смог бы, — ответил я.
— Ты серьезно?
— Работу при желании найти можно. Например, у дяди — ему нужны помощники. Он хочет открыть новый ресторан, но никак не подберет человека, которому можно его доверить. У него бы я зарабатывал гораздо больше, чем сейчас. Это, конечно, не юридическая контора, ну и что? Честно говоря, то, чем я занимаюсь, мне не больно нравится.
— Значит, будешь заведовать рестораном?
— А что такого? Думаю, у меня получится. В крайнем случае кое-какие средства остались от моей матери. С голоду не умрем.
Кумико надолго замолчала, погрузившись в раздумья. У глаз залегли крошечные морщинки, и на лице появилось выражение, которое мне так нравилось.
— Ты что, хочешь ребенка?
— Не знаю, — отвечал я. — Конечно, нам с тобой нужно много времени на себя, но ведь с ребенком новый мир откроется. Не знаю, что лучше. Но мне не хочется, чтобы ты делала аборт. У меня нет никаких гарантий, уверенности тоже. Не представляю, как вывернуться из этой ситуации. Просто такое чувство…
Кумико задумалась, положив руку на живот.
— А как вообще получилось, что я забеременела? Тебе это не приходило в голову?
Я пожал плечами.
— Мы же всегда были осторожны, чтобы не дай бог возникли эти самые проблемы. Как так получилось? Ума не приложу.
— А вдруг у меня от кого-нибудь другого? Ты не думал?
— Никогда.
— А почему?
— Ну, может, у меня интуиция и не сильна, но уж в этом-то я уверен.
Мы сидели за столом на кухне и пили вино. Было уже поздно, стояла полная тишина. Сощурив глаза, Кумико рассматривала оставшееся в стакане вино. Она почти не пила — лишь иногда, если не могла уснуть, наливала вина. Ей хватало одного стакана — действовало безотказно. Я в таких случаях составлял ей компанию. В нашем хозяйстве такой роскоши, как бокалы для вина, не водилось, поэтому мы пили из маленьких пивных стаканчиков, которые дарили покупателям в соседней винной лавке.
— У тебя с кем-то был роман? — решил поинтересоваться я.
Кумико рассмеялась и покачала головой.
— Вот еще! Ты же знаешь, это не в моем стиле. Это я так… теоретически. — Она подперла голову руками, лицо стало серьезным. — Хотя иногда, скажу честно, я многого не понимаю. Что правда, а что нет?.. Что на самом деле произошло, а чего не было? Временами…
— И сейчас как раз такое время?
— Как сказать… А у тебя так не бывает?
Я чуть задумался.
— Да нет вроде… Не могу такого припомнить.
— Как бы это объяснить… Между тем, что мне кажется реальным, и настоящей реальностью есть какой-то разрыв. У меня ощущение, будто во мне, где-то внутри, скрывается что-то маленькое… точно в дом забрался вор и прячется в шкафу. Время от времени оно выбирается наружу и расстраивает, нарушает весь порядок, всю логику. Так магнит действует на механизмы, сводя их с ума.
Я внимательно посмотрел на Кумико.
— Ты хочешь сказать, что между твоей беременностью и этим маленьким нечто есть какая-то связь?
Она покачала головой:
— Не в том дело, есть тут связь или нет. Просто иногда я перестаю ощущать действительный порядок вещей. Вот что я имею в виду.
Судя по голосу, Кумико потихоньку начинала закипать. Был уже второй час ночи. Самое время заканчивать разговор, подумал я и, потянувшись через узенький столик, взял ее за руку.
— Давай я сама разберусь с этим, — снова заговорила Кумико. — Понимаю, дело серьезное и касается нас обоих. Мы как следует все обсудили, и твое мнение мне ясно. Дай мне подумать. У нас, наверное, есть еще месяц в запасе. Так что закроем на время эту тему.
Я был на Хоккайдо, когда Кумико сделала аборт. Мелких сошек, вроде меня, в командировки не посылали, но в тот момент оказалось, что больше ехать некому. Надо было отвезти портфель с бумагами, дать краткие объяснения нашим партнерам, взять у них документы и вернуться. Документы считались очень важными, поэтому их не доверили ни почте, ни постороннему курьеру. Обратного билета на самолет в Токио сразу достать не удалось, и я переночевал в Саппоро, в бизнес-отеле. А Кумико в это время поехала одна в больницу, избавилась от ребенка, а потом вечером, в одиннадцатом часу, позвонила мне в отель:
— Я сегодня сделала аборт. Извини, что звоню, когда все уже кончено. Просто мне неожиданно назначили время, вот я и подумала: решу все сама, пока тебя нет, нам обоим лучше будет.
— Не беспокойся, — сказал я. — Раз решила, значит, так тому и быть.
— Хочется тебе все рассказать, но пока не могу. Хотя надо, конечно.
— Хорошо, вернусь домой — тогда и поговорим обо всем.
Положив трубку, я надел пальто и без всякой цели отправился бродить по улицам. Март только начался, и на обочинах лежали высокие сугробы. Было ужасно холодно, белые облачка пара от дыхания поднимались и тут же исчезали. Люди в теплых пальто и перчатках, закутанные шарфами до самого подбородка, осторожно передвигались по обледеневшим тротуарам. Проезжали такси, громко шурша по асфальту шипованными шинами. Когда от холода стало уже невмоготу, я заглянул в первый попавшийся бар, принял несколько доз неразбавленного виски и снова вышел на улицу.
Бродил я долго. Мелкий зыбкий снег то падал, то прекращался, напоминая чем-то тускнеющие в памяти воспоминания. Второе заведение, куда я заглянул, находилось в подвале. Бар оказался гораздо просторнее, чем можно было подумать, стоя у входа. Сбоку от стойки располагалась небольшая сцена, где худой человек в очках что-то пел под гитару. Он сидел на металлическом стуле, положив ногу на ногу. Рядом на полу лежал чехол от гитары.
Я сидел за стойкой, пил и слушал музыку. Певец в перерывах рассказывал, что все песни пишет сам. Ему было около тридцати — самое обыкновенное лицо, очки в коричневой пластмассовой оправе. В джинсах, высоких шнурованных ботинках, в клетчатой фланелевой рубахе навыпуск. Что это были за песни? Сразу и не скажешь, так, ничего особенного — монотонные аккорды, простой мотив, самые обычные слова.
В другое время я бы на такую музыку внимания не обратил, выпил бы стаканчик, расплатился и отправился восвояси. Но в тот вечер я продрог до костей и не собирался уходить, пока не согреюсь как следует. Выпил виски и тут же заказал еще. Пальто и шарф снимать не стал. Бармен поинтересовался, не принести ли чего-нибудь на закуску; я попросил сыра, съел кусочек. Попытался собраться с мыслями, но голова работать отказывалась. Да и о чем думать? Я будто превратился в пустую комнату, где музыка звучала гулким полым эхом.
