Кейт Уотерхаус - Конторские будни
— Ввиду внезапно открывшихся обстоятельств было решено созвать общее собрание Комитета Установления Истины, — повторил Грант-Пейнтон, — не дожидаясь заранее намеченного дня. Факты, коротко — говоря… — мог бы сказать и не коротко, подумал Грайс, — …таковы. За истекшие сутки один из членов нашего Комитета сделал два открытия, чреватых самыми серьезными последствиями и для нас, и для всего нашего треста. Во-первых, было установлено, что делами треста занимается правительство — на тайном совете директоров присутствовал не кто-нибудь, а министр…
Но задние ряды по-прежнему почти ничего не слышали, и в зале поднялся разноголосый гул. Из первых рядов доносились возбужденные восклицания, а любители, сидящие сзади, недовольно выкрикивали: «Громче! Повторите громче, господин председатель!» Грант-Пейнтон попытался говорить громче, однако восклицания тех, кто сидел впереди, окончательно заглушили его голос. Тогда командование взял на себя Ардах и через несколько минут восстановил относительную тишину.
— Благодарю вас, мистер Ардах. И во-вторых… Да помолчите же хоть минутку, господа!.. И во-вторых, было обнаружено, что существует фирма — она называется «Экспорт», — до мельчайших подробностей похожая на «Альбион», можно сказать, что эта фирма — точная копия нашего «Альбиона».
Вот-вот, чертовски характерно, с досадой подумал Грайс. Мало того, что Грант-Пейнтон скрыл имя автора этих важнейших открытий, он даже не сумел как следует о них рассказать, а половина зала его и вообще не слышала. Грайс отчаянно жалел, что открылся Пам: уж он-то изложил бы все с должным драматизмом, его бы слушали, разинув рты, как Сидза на прошлом собрании. Да, это была бы великая минута!
— …В свете новых данных, — упрямо продолжал Грант-Пейнтон, когда Ардах еще раз навел тишину, — Организационному бюро было поручено…
— Это про чего же он толкует — «было поручено»? — пробормотал Ваарт. — Кто им, стало'ть, поручал?
— Черт их знает, — буркнул Грайс, все еще мысленно ругая себя за преждевременную трепотню. — Жуткий, по-моему, председатель.
— …Созвать последнее общее собрание Комитета Установления Истины, или альбионской труппы. И теперь, без дальнейших проволочек, чтобы не держать вас всех в неведении дольше, чем нужно, разрешите представить вам…
— Вот те на! Он, стало'ть, сказал — последнее собрание?
— Вроде бы так.
— Как это, стало'ть, последнее?
Из-за буркотни Ваарта Грайс не расслышал, кого Грант-Пейнтон хотел представить собранию «без дальнейших проволочек». Ему показалось, правда, что прозвучала фамилия «Лукас», но этого не могло быть. И только когда начальник Отдела служащих поднялся на сцену, он понял, что так оно и было.
В зале на мгновенье поднялся неистовый шум — и тут же утих. Было бы, наверно, слышно, если б кто-нибудь уронил иголку, подумал Грайс. Лукас церемонно поклонился Грант-Пейнтону и дал ему понять, что он может сесть. Потом подошел к краю сцены и шутливо подул в сложенные горстью ладони, словно бы пробуя воображаемый микрофон. Кое-кто из сидящих на сцене смущенно поежился, чувствуя, как и Грайс, что, для чего бы начальник Отдела служащих сюда ни пришел, он слишком уж разухабисто приступил к делу.
Наконец Лукас заговорил.
— Не вижу удивления, господа! — воскликнул он.
Никто не засмеялся. Никто не сказал ни слова. Лукас, однако, без всякого смущения смотрел в зал. Он держался непринужденно — так определил его поведение Грайс, когда ему удалось собраться с мыслями. И выступать перед публикой он, конечно, умел.
— Леди и джентльмены, однажды прославленного на весь мир литератора спросили, как написать рассказ. Тот немного подумал и ответил: «Надо начать с начала и, дойдя до конца, кончить». Я думаю последовать сегодня этому мудрому совету. Мне хотелось бы, леди и джентльмены, чтобы вы терпеливо выслушали меня с начала и до конца. У многих из вас возникнут, наверно, вопросы, но я надеюсь, что к концу моего рассказа вы получите на них ответы.
— Так он, стало'ть, рассказы нам будет рассказывать? — немного придя в себя, шепнул Грайсу Ваарт. И тут уж Грайс осмелился цыкнуть на него: он не хотел пропустить ни единого словечка.
— Леди и джентльмены, почему вы все здесь? Что вас объединяет? Я просил не прерывать меня и поэтому спешу ответить на собственные риторические вопросы. Вас объединяет любознательность. Вы все хотели бы узнать, чем занимается «Альбион».
И вместе с тем я осмелюсь напомнить вам, леди и джентльмены, что любознательность — или, иначе говоря, любопытство — в «Альбионе» не поощряется. Когда вы поступали к нам на работу, я, беседуя с вами, всячески подчеркивал, что ваша должность не потребует от вас любознательности или инициативности. Вы были выбраны именно за вашу инертность, я бы даже сказал — за вашу инертную самоуспокоенность. Ничего обидного в этом нет: инертная самоуспокоенность рождает лояльность, а лояльные, или, как их иногда несправедливо называют, верноподданные, сотрудники — это золотой фонд современного предпринимательства. И примером здесь могут служить гигантские процветающие концерны Соединенных Штатов.
Однако мы не проводили сложного психологического тестирования новичков, поэтому кое-кто из вас оказался любопытным, а любопытство, как я уже говорил, подрывает в людях лояльность. Основная масса альбионцев, без сомнения, лояльна — иначе мне бы давно уже предложили уйти с моего поста, — но вы, маленькая группа избранных, вы, леди и джентльмены, лишены этого качества из-за отсутствия в вас пассивной самоуспокоенности. Что ж, прекрасно, леди и джентльмены, — мир потерял бы свою многогранную привлекательность, если бы все мы были похожи друг на друга.
Зал, как почудилось Грайсу, всколыхнула горделивая взволнованность. Да и сам он горделиво взволновался. «Группа избранных»! Вот почему Норман Ферьер выделил его из толпы альбионцев и предложил вступить в свою шайку.
— Вас, леди и джентльмены, донимали вопросы. Вы спрашивали себя, чем занимается «Альбион», почему некоторые отделы строго засекречены, из-за чего служащим не выдается внутриальбионский телефонный справочник и как фирма обходится без коммутатора. Вы, кстати, выдвигали интереснейшие ответы на эти вопросы. Ну а правильный ответ чрезвычайно прост: если б у нас был коммутатор, телефонистки мигом обнаружили бы, что нам никто не звонит. И кое-кому из вас уже, наверно, приходил в голову этот ответ.
— А ты скажи-ка нам чего-нибудь новенькое, — усиливая многоголосый гул, проворчал Ваарт. До этого, с тех пор, как Грайс его одернул, он помалкивал. Да и сейчас разворчался явно не по делу: Грайс, например, услышал именно «новенькое».
— Что ж, граждане свободной страны имеют полное право задавать вопросы. Мир, как я уже сказал, потерял бы свою привлекательность, если бы все люди делали только то, что поощряется. И мы пытались отвечать на ваши вопросы — надеюсь, вы это замечали. Начальникам отделов и старшим администраторам — среди них, между прочим, есть очень крупные администраторы, какие бы официальные посты ни занимали они в «Альбионе», — было предложено всячески удовлетворять вашу любознательность. Поначалу им это удавалось. А потом их заботы взяла на себя альбионская труппа.
— Про чего он хоть толкует-то? — растерянно спросил Грайса Ваарт, почти неслышимый в общем хоре удивленных восклицаний.
— А вот давайте-ка помолчим, — раздраженно отозвался Грайс, глядя на Лукаса, который поднял руку в немом призыве к тишине, — и тогда, может, поймем.
— Кто-нибудь из Оргбюро или активистов Комитета опрашивал, или, если хотите, проверял на лояльность, каждого любознательного альбионца. — Все правильно, первый вечер в «Рюмочной», когда его опрашивала Пам, очень походил на экзамен, а второй вечер, когда она взялась за него вместе с Сидзом, походил, пожалуй, на допрос с пристрастием в нью-йоркском полицейском участке. — Так определялись ваши политические взгляды, если они у вас были, ваша осведомленность о делах «Альбиона» и степень вашей решимости узнать, кто — и за что — платит вам жалованье. Если ваша жажда знания, скажем так, могла поставить под угрозу безопасность «Альбиона», вас приглашали вступить в альбионскую труппу.
— Распрогосссссподи Иисусе Христе! — не услышал, а прочитал по губам Ваарта Грайс, потому что гвалт в зале поднялся невообразимый. Многие любители вскочили. Грант-Пейнтон с Ардахом тоже вскочили, и Ардах попытался восстановить тишину, а Грант-Пейнтон только бессмысленно и беззвучно хлопал в ладоши.
— Пока — никаких вопросов, господа, наберитесь терпения!
— Господин председатель!
— Я не председатель, милостивый государь, а вы — нарушитель порядка! Сядьте, пожалуйста, на место!
— Если вы не председатель, нечего и командовать! — огрызнулся Фред Астэр, который пререкался с председателем и в прошлый раз. — У меня вопрос по существу. Я хочу, чтобы мистер Лукас прямо сказал, было ли Оргбюро всего-навсего игрушкой в руках руководства.
