Венди Холден - Нелады со звездами
— Понимаете, с деньгами туговато.
Белинде захотелось рассмеяться вслух. Бородатый анекдот. Всем известно, чем человек богаче, тем менее он склонен признаваться в том, что у него есть деньги. А у семейства Уайффов, несомненно, деньги имеются.
Имея такой огромный дом и земли, которым не видно конца-краю? Так что не надо. Несомненно, и Перегрин, и уж тем более его родители купаются в деньгах.
— А ваши родители здесь? — вдруг спросила Белинда.
— Да. Дичь где-то здесь.
— Дичь? — переспросила потрясенная Белинда.
Какая дичь может водиться в этом старинном родовом замке, принадлежащем семье, если верить исследованиям Таркина, со времен правления Георга Третьего?
— Ой, простите. Родичи. Дичь.
Белинда нахмурилась. Аристократический сленг начинал действовать ей на нервы. В «Салфетках и любезностях» этому была посвящена целая глава, называвшаяся «Бюстик, ухаб, ударяга и прочее».
— Они очень ждут встречи с вами. Просто сгорают от нетерпения, — продолжал Перегрин, когда они вышли еще в один мрачный коридор. — Они обожают шумные толкучки.
— Шумные толкучки?
— Званые ужины, — пояснил Перегрин. — Им нравится, когда у нас дома собирается молодежь.
Измученная Белинда попыталась сосредоточиться на общей картине. Несомненно, где-нибудь в замке припрятана пара полотен кисти Гейнсборо.
— Сейчас мы находимся в ротонде, — сказал Перегрин, когда они вошли из коридора в просторный круглый зал, где царил ледяной холод. — Под куполом, — добавил он, увидев недоуменный взгляд Белинды.
В большие окна был виден пруд и обсаженная деревьями аллея, по которой они приехали; кроме того, Белинда увидела, что стекла запотели не изнутри, а снаружи. Неудивительно, что у аристократии голубая кровь. Более теплолюбивые существа в таких условиях не выжили бы.
— Я провожу вас в вашу комнату, — сказал Перегрин, пытаясь согреть дыханием руки.
У Белинды отвалилась нижняя челюсть — насколько это позволяли замерзшие мышцы лица. Он сам ее проводит? А где же слуги? Если ее сумки будут разбирать не горничные, какой был смысл заставлять эту бестолковую домработницу тщательно заворачивать все, вплоть до трусиков, в ароматизированную оберточную бумагу?
С другой стороны, подумала Белинда, следуя за Перегрином по бесконечному сплетению коридоров, они окажутся в спальне одни. Можно ли мечтать о лучшей возможности сделать первый шаг?
— Вот ваша комната. — Перегрин остановился перед высоченной дверью, краска на которой обтрескалась и вздулась волдырями. — Ее надо толкнуть посильнее. И будьте осторожны, краска местами отваливается. Я утешаю себя только тем, что это придает обстановке эффект печали, вошедший недавно в моду; в престижном Кенсингтоне мне пришлось бы выложить за него целое состояние.
Эффект печали? Белинда едва не вывернула плечевой сустав, пытаясь сдвинуть с места массивную дверь. Скорее эффект безутешного горя.
Ее настроение несколько улучшилось, когда она увидела внутреннее убранство комнаты. Это уже больше походило на то, чего она ожидала. В тесной спальне у нее дома, далекой от идеала, с трудом могли разойтись два кота; здесь же без труда могло гулять целое стадо львов. И наверняка когда-то гуляло, если судить по звериным шкурам, устилавшим пол. Злобные оскалы раскрытых пастей неудержимо напомнили Белинде Уоррена Стрита, заместителя редактора «Светила».
В тусклом свете, проникающем через большие, но покрытые толстым слоем грязи окна, была видна огромная кровать под балдахином. Полог из вытертого красного бархата с бахромой увенчивался короной из атрофированных перьев. Спеша использовать открывшуюся перед ней возможность, Белинда доцокала на высоких каблуках до кровати, закинув одну загорелую, покрытую мурашками ногу на другую, опустилась на край и многозначительно похлопала ладонью рядом с собой. В воздух поднялись густые облака пыли и две-три моли. Белинда громко чихнула.
— Будьте здоровы, — мило улыбнулся Перегрин.
Обливаясь слезами, изнемогая от желания высморкаться, Белинда вонзила ногти в ладонь. Все было не совсем так, как она ожидала.
— Вот, возьмите.
Порывшись в кармане, Перегрин выудил оттуда большой, обтрепанный кусок красной ткани и протянул его Белинде. Та закатила в отчаянии глаза и увидела потолок. В грязном полумраке резвились фигуры, возможно, обнаженные. Белинда решила, что это более чем кстати.
— Похоже, там наверху в разгаре настоящая оргия, — соблазнительно улыбнувшись, многозначительно посмотрела на Перегрина она.
— Да, — вздохнул тот. — Гора Олимп. Ужасно грязно, знаю.
— Действительно, загрязнение окружающей среды в Афинах просто ужасное, — начала Белинда и вдруг смущенно умолкла.
Если она начнет критиковать Суэддлинг, то не скоро сольется в класс владельцев замков. Должно быть, холод отрицательно сказался на работе ее мозга.
— А где продолжение? — вежливо поинтересовалась Белинда.
Перегрин непонимающе уставился на нее.
— Туалет где? — нетерпеливо переспросила она и тотчас же осеклась, охваченная ужасом. Ей на память пришел список слов, которые можно и нельзя говорить, из «Салфеток и любезностей». — Разумеется, я имела в виду удобства.
— Ах да, ну конечно. Ближайшая ванная по коридору направо, десятая дверь, но, к несчастью, уборная на соседнем этаже. Надо завернуть за угол, подняться по лестнице и пройти ярдов пятьсот по коридору. Но если вы не хотите напрасно беспокоиться, не сомневаюсь, у мамы найдется лишний ночной горшок, который она с радостью вам одолжит.
Белинда от всего сердца рассмеялась, но вдруг до нее дошло, что Перегрин говорит серьезно.
— Не буду вам мешать отдыхать с дороги, хорошо? — предложил он. — А к интервью мы сможем перейти за ужином.
Белинда недоуменно раскрыла рот. К интервью? К какому интервью?
— Вы собирались расспросить меня о… если честно, я не совсем понял, о чем именно, — слабо улыбнулся Перегрин. — Письмо показалось мне довольно туманным.
— А, разумеется. — Белинда думала так быстро, как только позволял ее заледеневший мозг. — Вообще-то, полагаю, мы сможем заняться этим завтра, — решительно сказала она. — Зачем отравлять работой такой прекрасный вечер?
— Совершенно верно. Что ж, увидимся за ужином. Полагаю, вы хотите понежиться в ванне. — Перегрин скрылся в полумраке, направившись к двери. — Ужин в восемь вечера в обеденном зале.
Белинда кивнула. Понежиться в горячей ванне будет как нельзя кстати. А после этого можно нацепить боевые доспехи. В чемодане от «Боттеги», бесцеремонно брошенном Перегрином, лежало вечернее платье от «Версаче», сидевшее на ней просто идеально, как чешуя на хвосте русалки. Помахивая сумочкой с туалетными принадлежностями от «Джейд Джаггер», Белинда вышла в коридор, удовлетворенно вспоминая благоговейный восторг, с которым взирала на платье ее домработница.
— Какой оно красивый, Белинда! — выдохнула бестолковая дура, почтительно заворачивая платье в бумагу.
— Мадам Белинда, — резко поправила ее Белинда. — Еще бы ему не быть красивым! Тебе на него не заработать и за десять лет.
При виде ванной комнаты с огромной ванной на чугунных лапах она испытала прилив восторга. В ванне должен спокойно поместиться мужчина семи футов роста в цилиндре — Белинда вспомнила, что читала об этом в «Салфетках и любезностях». Правда, с тем, чтобы наполнить эту громадную цистерну, возникли определенные проблемы. Выкрутив полностью краны, Белинда добилась лишь тоненькой, едва теплой струйки неприятного желтоватого цвета, к тому же сопровождавшейся отчетливым запахом сероводорода. Что ж, в таком случае она высыпет в воду всю соль для ванны. И только осуществив свое намерение, Белинда обнаружила, что выцветшая надпись на изъеденной ржавчиной банке гласит: «Комет».
Стараясь не обращать внимания на неприятный зуд по всему телу, Белинда вернулась к себе в комнату. Увидев эмалированный резервуар, расписанный облупленными цветами, она поняла, что Перегрин не шутил, говоря про ночной горшок.
Без десяти минут восемь Белинда, так и не поборовшая зуд, несмотря на целый флакон увлажняющего крема, стояла в полном одиночестве перед громадным пустым камином. Из всех комнат, куда она заглянула во время долгих и утомительных поисков, эта больше всего походила на обеденный зал. Полуобвалившаяся резьба на каминной полке изображала — по крайней мере, когда-то — рыбу и дичь, и здесь имелся стол, правда, покрытый толстым слоем пыли. Белинда коротала время, стараясь вспомнить правила поведения за столом из «Салфеток и любезностей».
— Никаких вилок, — бормотала она про себя. — Спаржу едят руками. Все слова французского происхождения — дурной тон. Значит, не круассаны, а булочки. И нельзя составлять грязные тарелки в стопку, так как это говорит о том, что ты привык обходиться без прислуги.
