Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2010)
В Савёлово объявление в привокзальном продмаге: «Крупы отпускаются по пригласительным талонам». Пригласительные талоны! Руку на танец, товарищи.
24. Пт. Вернулся в Москву. С табаком стало ещё хуже. Очереди — многочасовые… Тем временем Горбачёв реабилитировал раскулаченных и вернул гражданство Солженицыну, Аксёнову, Владимову, Войновичу, Копелеву, всего двадцати трем бывшим. Калугин уверенно проходит в депутаты СССР от полозковской вотчины — Краснодара. Борьба Абалкина с комиссией Шаталина (программа правительства против «500 дней»). Ельцин объехал страну от Прибалтики до Камчатки. Сказал в Кузбассе, что роль президента СССР будет вроде британской королевы… Погода снова холодная. Дожди.
27. Пн. В автобусе № 130 битком набитом жалобные стоны. Голос: «Тесно? Пусть коммунисты выйдут». Другой голос: «Раздави коммуниста — свободнее будет». Голоса: «Правильно». Кто-то один: «Тише». Первый голос: «Молчальники! Лучше сейчас говорить, чем потом всем по камерам, как в 37-м».
28. Вт. Очередь за табаком. Мимо проходит молодой человек: «Чего стоите?
Идите коммунистов вешать!»
В Москве Новослободскую улицу перегородили недовольные из очереди за тем же табаком. Остановили транспорт. Было «долой коммунизм!» (и, разумеется, в отставку Рыжкова). Такого никогда не было прежде.
В газетах пишут: «как их принято называть, табачные бунты». Уже принято! Месяц прошёл с моего «откровения», и уже это стало огромным штампом. Но какова сознательность! Пока всё это выплескивается против коммунистов, есть надежда. Срочно надо принимать «500 дней», сколь бы несовершенна эта программа ни была. Сила «500 дней» — не в расчётах, а в том, что за этой программой — Ельцин, а Ельцину пока верят. Сейчас (этой осенью, именно и только этой осенью) чем хуже, тем лучше. Сейчас (именно и только сейчас) шахтерские забастовки, табачные бунты и что угодно — обратится против коммунистов (во-первых) и есть кому движение властно перехватить — Ельцину (во-вторых). Через — я не знаю, полгода? год? — взрыв будет неуправляемым и ненаправленным. Ни Ельцина, ни уже и Травкина не послушаются, а бить будут уже не коммунистов, но друг друга и всех, кто под руку подвернется… Срочно бы начать «500 дней», а там — жизнь отладит частности и подробности. А тут Н.. <нрзб.>, Медведев, Данилов-Данильян и К° навязывают академический спор. Да у них и идеи-то: карточки плюс местные боны плюс коммерческие цены — то, что губит Москву через Попова и Заславского. Шарлатанство плюс интеллигентская безответственность.
С перестройкой всё могло быть во сто крат хуже, чем вышло. Варианты были, и все — хуже, все — гибельней. Она могла начаться коммунистичней, идеологичней, будь на месте циника Горбачёва — ну, хоть Ельцин, не нынешний (после того, как его лицом по асфальту повозили, что для сильных духом жизнетворно), а тогдашний, с андроповской закваской. Она, перестройка, могла начаться как национал-большевистская. Она могла быть, как НЭП, лишь экономической при завинчивании политических гаек. Она, наоборот, могла, как оттепель 50-х, быть чисто политической, не затрагивая собственности и хозуправления. Она могла коснуться лишь внешней политики (как «разрядка» 70-х), не тревожа внутренней, — или, напротив, оставалась бы конфронтация с США. И так далее. Во всех подобных случаях перестройка — исторически совершенно неизбежная — была бы либо извращенно подавленной, либо «некомплексной», частичной. Всё это было бы хуже того, что вышло. Всё это было бы безнадежно. А так, как вышло, — недостаточно, непоследовательно, часто двусмысленно или прямо ошибочно: зато во всех направлениях сразу. Мир с США, свобода Восточной Европы, ослабление поддержки террористов и тиранов, многопартийность, освобождение печати, свобода совести, эмиграция, частная собственность и проч. и проч.
Сентябрь
Холод, дожди день за днём.
4. Вт. — 6. Чт. Завершение полозковского съезда («РКП»). Посмешище, даже по телевидению так освещали. Не смогли принять мракобесную программу, зато выбрали ЦК: 272(!) человека. «Сарайка» отстроена. Одновременно начались сессии Верховного Совета СССР и РСФСР. Сеанс одновременной игры на двух досках. Здравый смысл против паранойи.
Табак — по талонам, 5 пачек в месяц на человека. Очереди исчезли.
Новый ужас: неделя хлебных очередей.
А под эти хлебно-табачные катастрофы исчезло — всё (яйца, колбаса — почти, подсолнечное масло, сахар — хотя уже талонный…) Очереди теперь — за всем, что «дают» (а дают — что-то одно и не везде).
11 . Вт. День исторический.
[1] Полозков Иван Кузьмич ( st1:metricconverter productid="1935 г" w:st="on" 1935 г /st1:metricconverter . р.) — первый секретарь ЦК КП РСФСР с 1990 по 1991 год.
[2] Сельского хозяйства.
[3] Младшие научные сотрудники.
[4] Сергей Гандлевский.
[5] Виталия Дмитриева.
[6] Название бульвара в Берлине.
[7] Цитата из шуточной поэмы «Храбрый Отто, или Германия повсюду», написанной Сопровским и Дмитриевым.
[8] Н е в с я интеллигенция — «определенные круги» (пометка на полях А. Сопровского от 3 октября).
[9] Бунич и Лацис (пометка на полях А. Сопровского от 3 октября).
[10] Собчак на II Съезде депутатов СССР (пометка на полях А. Сопровского от
3 октября).
[11] Герой новеллы «Рип ван Винкль» В. Ирвинга.
[12] Название американского авианосца.
[13] Деревня Трасловль Тверской области.
[14] Татьяне Полетаевой.
«Повторил бы пройденное, случись мне...»
за то что встретились и врозь хранили верность
А. Ц.
На самом деле я не планировал рецензировать эту книгу [1] , чтение которой у меня продолжается с тех пор, как она вышла в свет. Но поскольку именно она естественным образом оказалась передо мною накануне памятной даты гибели поэта и человека, отраженного и преображенного в ней (как за счет собственных многожанровых сочинений, так и стараниями близких друзей и единомышленников, которые здесь говорят о нем), я, соблюдая порядок рецензионного поведения, благодарно напоминаю о ней. Именно эта книга и предстала — на сегодня — самым полным собранием стихотворных и публицистических текстов Сопровского, именно она может стать полнокровным подспорьем тому, кто с открытой и внимательной душой захочет впустить в себя эту удивительную личность. Я догадываюсь, какими словами следует объяснять, чем она хороша и важна для потенциального читателя, но сейчас могу только уповать на доверие, с которым уже знающий что-то о ее герое и авторе подступится к ней. Поэтому то, о чем мне хочется сказать ниже, можно посчитать личным и несколько лихорадочным веером впечатлений от человека, которого я никогда не видел, но о котором часто думаю. И — от его сочинений, которые пребывают со мною в читательском багаже уже двадцать пять лет.
В середине восьмидесятых годов прошлого века мы с моим приятелем и однокурсником вечернего отделения журфака МГУ познакомились с неким типом, который приторговывал там- и самиздатом. Деньги у нас водились, поскольку днем мы оба работали: приятель — в типографии, а я — на заводе.
И вот, обзаведясь однажды по случаю кое-какой антикоммунистической литературой и как следует начитавшись ее, мы захотели продолжения банкета. Тут продавец и отыскался. Впоследствии процесс покупки обычно бывал двухступенчатым: сначала мы встречались где-то на улице, угощали нашего визави вином или пивом и здесь же, во дворе дома или в подъезде, выкладывали ему свои заказы и пожелания. И на пару недель расставались. В следующий раз человек приезжал с рюкзаком за плечами.
Однажды мне захотелось иметь в личном пользовании пару-тройку номеров максимовского «Континента», которого я до той поры ни разу не держал в руках. Очень скоро два нездешних томика в картонных обложках уже жгли мне сумку, и я с трудом дотерпел до дома, досадуя на медлительность московской подземки.
Дома на обложке 28-го выпуска (1981) обнаружился фотопортрет Андрея Сахарова, к шестидесятилетию со дня его рождения, а на обороте — редакционное поздравление Виктору Некрасову с его семидесятилетием… Но открывался номер композицией под названием «В гостях у „Континента”: Московское время. Альманах поэтов». Редакция объясняла в предисловии, что четырех из восьми авторов самиздатского альманаха она уже неоднократно печатала [2] , посему предоставляет место лишь тем, кого в «Континенте» еще ни разу не было, — Татьяне Полетаевой, Сергею Гандлевскому, Виталию Дмитриеву и Александру Сопровскому. Кстати, именно в том номере были напечатаны ныне хрестоматийные гандлевские стихи с посвящениями друзьям-поэтам и матери. «Все, что с нами случилось — случится опять. Среди ночи глаза наудачу зажмурю…»
