Сара Миллер - Я знаю все твои мысли
Николас разглядывает носы своих ботинок и улыбается. Гид доволен собой.
Гид замечает, что к нему пробирается Пилар, в сапожках и той самой джинсовой юбочке. Вот на чем нужно сосредоточиться, думает Гид. Только не психуй. Если бы он умел не смотреть на нее так восхищенно… Интересно, почему Пилар всегда одевается в белое? Как будто знает, что это заставляет Гида совершенно терять голову. Она улыбается губками, тщательно накрашенными сверкающим блеском.
Гид, советую тебе и дальше смотреть на девчонок восхищенным взглядом. Пусть кому-то это не понравится, другим это придется по душе, и они с лихвой тебя отблагодарят!
— Он объясняет, почему Эрика сделала глупость, занявшись сексом с Николасом, — говорит Мэдисон.
— Я не говорил, что она сделала глупость, — возражает Гид. — Ничего подобного. Я просто хочу сказать, что не стоит удивляться, что все так закончилось.
— Согласна. Согласна и поражена, — говорит Пилар и прижимается к нему. Что это за манера делать вид, будто в помещении так тесно, что просто необходимо к кому-нибудь прижаться, хотя места-то полно? Правда, Гид не возражает. От нее пахнет сладковатыми огурцами. — Хочешь еще пива? У меня все кончилось. — Она машет бокалом у его лица.
— Конечно, — говорит Гидеон и одним глотком допивает пиво. Она забирает бутылку.
— Я принесу, — говорит она и медленно хлопает ресницами, что приводит Гида в полный восторг.
Он провожает ее взглядом. А Николас с изумленной улыбкой на лице откидывается на спинку стула и просто наблюдает, как все складывается само собой. И я наблюдаю, правда, с меньшим восторгом. Может, пиво, выпитое Гидом, и на меня подействовало?
Из всех, кто наблюдает за тем, как Гид соблазняет Пилар, он выглядит лучше всех и больше всех удивлен.
У него такое ощущение, будто кто-то запрограммировал его, и он точно знает, что делать. Он легко соскальзывает со стула и сопровождает ее, когда она выходит на улицу покурить. Зажигая ее сигарету, он идеально прикрывает рукой спички от ветра, бушующего на Первой авеню, и они не затухают. В баре он поднимает руку, подавая сигнал бармену, и не сводит с нее глаз, даже когда тянется в карман за деньгами, чтобы заплатить за ее коктейль. Она рассказывает ему о своем дяде, который баллотировался на пост губернатора маленькой области на юге Аргентины — Патагонии (а он и не догадывался, что есть такая область). Гид не понимает, что смешного в этой истории — что-то про слепую собаку, жареного цыпленка и фермера, — но все равно смеется тогда, когда нужно. Он чувствует — и это ощущение усиливается с каждым глотком, — что их лица и даже тела будто соединены лучом света, и этот луч чуть приподнимает его над землей, делая невесомым.
Он рассказывает о миссис Фрай и букете из сухоцветов, о том, как отчитал Лиама Ву и вовремя вспомнил программу об ищейках на «Дискавери». О Молли Макгарри он упоминает с осторожностью. Рассказывает ровно столько, чтобы Пилар поняла: другие девушки тоже на него западают. Но не перегибает палку, чтобы она не усомнилась в его заинтересованности. Она придвигается все ближе, ловит каждое его слово. От нее пахнет теплыми цветами, огурцами и сахаром. Он робко кладет ей руку на колено. Она не реагирует. Но касается шеи и начинает теребить свои ароматные темные волосы.
Каллен говорит, если девушка начинает теребить волосы, дело в шляпе. Не могу с ним не согласиться.
Подходит Мэдисон. Она сразу замечает его руку на колене Пилар.
— Какой ты смелый для новенького, — комментирует она.
— Мэдисон, — Гид протягивает свободную руку и щекочет ее под подбородком, — я уже не новенький. Я просто… парень, который никогда тебе не достанется и о котором ты будешь мечтать до конца своих дней.
Мэдисон смеется в ответ — добродушно смеется. Но самое главное, она поворачивается на каблучках своих туфелек на платформе от «Марка Джейкобса» и оставляет их в покое. Гидеон продвигает руку выше по колену Пилар, пока не утыкается в ее трусики. Пилар отстраняется. Гид уже хочет извиниться, но тут встречается с Пилар взглядом и просто пристально смотрит ей в глаза. Правильный ход. Девчонки терпеть не могут извинений. Разве что парень сделал действительно что-то плохое, но не нарочно. Черт возьми, думает Гид, не могу же я извиняться за то, в чем состоит весь смысл моей жизни!
— В барах я трусики не снимаю, — говорит Пилар, — но мои родители в Риме.
— Хорошо, — медленно отвечает Гидеон, совершенно не увязывая эти две фразы вместе. Под действием алкоголя ему приходит в голову, что, может быть, «Рим» — это название ресторана?
Они обнимаются и целуются. Он опускает руку ей на грудь. Он так часто об этом мечтал, что у него возникает ощущение дежавю.
Она останавливает его, но лишь чтобы сказать:
— Я серьезно. Мои родители в Риме и прилетят только завтра утром. Пойдем ко мне.
Все устраивается моментально. Николас скажет матери, что Гид вышел на пробежку еще до того, как они
проснулись, и оставит для него спортивную одежду на площадке служебной лестницы, на десятом этаже. Пилар стоит, улыбается и чуть ли не краснеет. С каких это пор она стала такой невинной?
Николас вручает ему ключ от квартиры.
— Ты понимаешь, — говорит он, — что завтра моя мать будет сюсюкать со мной наедине? Когда никто не смотрит, она сюсюкает еще больше. Так что возвращайся к девяти. Она ничего не заподозрит. — Он делает шаг назад и с почтением смотрит на Гида. — Я верил, что ты станешь таким, каким я вижу тебя сейчас.
Гид наслаждается моментом, как глотком горного воздуха.
И вот он на улице, шагает по Манхэттену в три часа ночи, и не просто с девчонкой, а с девушкой его мечты. Она держит его за руку. У нее глаза с поволокой. На ней сапоги на высоких каблуках и короткая юбка. Боже мой, думает Гид. Я никогда раньше не занимался сексом. Это была ужасная идея. Но он не может допустить таких мыслей. Такой шанс выпадает раз в жизни. Главное — не думать так много, как обычно, приказывает он себе.
Они в ее квартире. Точнее, в квартире ее родителей — огромное пространство, где сплошное стекло, кожа и прямые углы. Они обнимаются напротив гигантской стены с зеркалами. К нему возвращается природная интуиция, уверенность, что он знает, как себя вести, что делать. Они целуются, пока идут по коридору: сначала он прижимает ее к стене, одной рукой залезает ей под рубашку, а другой гладит внутреннюю сторону бедер. Она отталкивает его, и он уже думает, что зашел слишком далеко, но нет — теперь она прижимает его к стене, расстегивает его рубашку и срывает ее с плеч. Он касается ее теплой макушки, когда она целует его грудь, и она поднимает голову и смотрит ему в глаза.
— Ты в порядке? — спрашивает она. Он кивает.
Она приводит его в комнату, где стоит гигантская белая кровать, падает на нее, хихикает, дразнясь, задирает голые выше сапог ноги вверх. Боже мой, думает Гид. Это оно. Это не просто «оно», это начало и конец всего. Ему кажется, что он должен сказать что-то, прежде чем все начнется, и, немного поразмыслив, решает:
— Ты так прекрасна в белом.
— Спасибо, — отвечает она. — Я позаимствовала эту идею у Дженнифер Лопес.
— Ты позаимствовала идею у Дженнифер Лопес?
Не понимаю. Она что, изобрела белый цвет?
Пилар хлопает по кровати, призывая его присоединиться к ней.
— Она не изобрела белый цвет, но сделала его популярным, — объясняет Пилар, проводя ладонью по груди. Какие у нее длинные ногти! Как у взрослой женщины. Это почти… ну, конечно, это сексуально, но и жутковато тоже. С такими ногтями чего угодно ожидай. — Только не говори о ней никому.
Гид хмурится.
— Думаю, многие и так знают, кто такая Дженнифер Лопес, — замечает он.
— Да нет же! — Пилар садится на него верхом. — Не говори, что я одеваюсь в белое, пытаясь ей подражать. А если скажешь, то пусть они никому не говорят.
Он не знает, радоваться тому, что она скачет на нем, как на лошади, или расхохотаться при одной только мысли о том, что он говорит кому-нибудь из своих знакомых: «Пилар носит белое, потому что копирует Дженнифер Лопес. Только не говори никому». Молли это понравилось бы. Молли… Но сейчас не время о ней вспоминать. Пилар навалилась на него, она целует его, ее руки, как у кинозвезды, расстегивают его штаны, снимают рубашку… Гиду кажется, будто его мозг вот- вот выпадет из головы. Я чувствую то же самое.
И тут из шкафа вываливается Мэдисон Спрег. В руках у нее видеокамера.
— О черт, — выдыхает Мэдисон.
Первое побуждение Гидеона — он неслыханно, несказанно счастлив, что трусы все еще на нем. Осознав ситуацию, он может сказать лишь одно:
— А я даже не думал, что вы подруги!
Пилар садится на кровати. Гидеон смотрит на ее груди и со странным равнодушием думает: только что они были в моих руках.
— Я думала, мы все отменили! — кричит Пилар.
