Почтовая открытка - Берест Анна
— Не забирай все фотографии, он заметит, — сказала я Леле.
— Если бы я взяла рояль, было бы еще заметней! — ответила мама, запихивая фотографии в сумку.
Это рассмешило меня. Ну просто еврейский анекдот.
И потом вдруг мы поняли, что месье Фошер стоит в дверях и уже некоторое время наблюдает за нами.
— Черт возьми, кто вы такие на самом деле?
Мы не знали, что ответить.
— Вон из моего дома, или я вызову полицию.
Десять секунд спустя мы сидели в машине. Леля завела мотор, и мы уехали. Но она затормозила у небольшой парковки возле мэрии.
— Я не могу вести машину. Руки и ноги трясутся.
— Подождем немного…
— А если Фошер вызовет полицию?
— Хочу тебе напомнить, что его фотографии принадлежат нам. Пойдем выпьем кофе, соберемся с мыслями.
Мы вернулись в булочную, где часом раньше купили свои бутерброды с тунцом. Взяли кофе, он оказался очень вкусным.
— Знаешь, что мы теперь сделаем? — спросила Леля.
— Поедем домой.
— Ничего подобного. Мы отправимся в мэрию. Я всегда хотела взглянуть на свидетельство о браке моих родителей.
Глава 13
Обеденный перерыв в мэрии заканчивался в 14:30. Было как раз полтретьего, и какой-то мужчина, довольно молодой, открывал ключом дверь этого большого здания из красного кирпича с шиферной крышей и тремя дымовыми трубами.
— Простите за беспокойство, мы не записывались на прием, но, если можно, нам бы хотелось получить ксерокопию свидетельства о браке.
— Послушайте, — сказал мужчина очень мягко, — вообще-то этим занимается другой человек. Но я могу вам помочь.
Он впустил нас в коридоры мэрии.
— Мои родители оформляли брак здесь, — сказала мама.
— И прекрасно. Я поищу свидетельство. Скажите, в каком году?
— Это был тысяча девятьсот сорок первый год.
— Назовите мне фамилии. Главное — найти в архиве! Обычно это делает Жозиан, но, похоже, она чуть задерживается.
— Фамилия отца Пикабиа, как у художника Франсиса Пикабиа. А фамилия мамы Рабинович, Р-А-Б-И…
В этот момент молодой человек замер и посмотрел на нас с таким изумлением, как будто не верил своим глазам:
— Я как раз хотел с вами познакомиться, мадам.
Войдя в его кабинет, мы увидели на стене официальную фотографию, где был изображен этот же мужчина с трехцветным шарфом. Выходит, нас принимал сам мэр Лефоржа.
— Я хотел найти вас в связи с письмом, которое пришло от учителя истории лицея в Эврё, — сказал он нам, параллельно ища какие-то бумаги. — Он вместе с учениками делает работу на тему, связанную со Второй мировой войной. — Мэр протянул нам папку. — Вот, посмотрите, а я пока схожу за свидетельством о браке ваших родителей…
В рамках национального конкурса «Сопротивление и депортация» ученики лицея имени Аристида Бриана в Эврё изучали историю школьников-евреев, депортированных во время войны. Они взяли за отправную точку списки классов, а дальше вели поиски в архивах департамента Эр, мемориале Катастрофы и Национальном совете увековечения памяти депортированных еврейских детей. Так они вышли на след Жака и Ноэми. Вместе со своим учителем истории дети написали письмо мэру Лефоржа.
Уважаемый господин мэр!
Мы хотели бы связаться с потомками этих семей, чтобы собрать больше архивных сведений,
б частности о том, как их дети учились в лицее Эврё. Мы хотим добавить на памятную доску лицея недостающие имена и тем самым восстановить справедливость.
Ученики 2 «А»[8] класса
Тронутая тем, что эти подростки так же, как и мы, пытаются восстановить короткую жизнь детей Рабиновичей, мама сказала мэру:
— Как бы мне хотелось с ними встретиться.
— Думаю, они будут очень рады, — ответил он. — Вот свидетельство о браке ваших родителей…
Четырнадцатого ноября тысяча девятьсот сорок первого года, в восемнадцать часов перед нами предстали с одной стороны — Лоренцо Висенте Пикабиа, художник, родившийся в Париже, Седьмой округ, пятнадцатого сентября тысяча девятьсот девятнадцатого года, двадцати двух лет, проживающий в Париже по адресу: улица Казимира Делавиня, 7, сын Франсиса Пикабиа, художника, проживающего в Каннах (Приморские Альпы), без иных сведений, и Габриэль Бюффе, его жены, без профессии, проживающей в Париже по адресу: улица Шатобриана, 11; и с другой стороны — Мириам Рабинович, без профессии, родившаяся в Москве (Россия) седьмого августа тысяча девятьсот девятнадцатого года, двадцати двух лет, проживающая в этой коммуне, дочь Эфраима Рабиновича, земледельца, и Эммы Вольф, его жены, земледелицы, оба проживают в нашей коммуне. Будущие супруги заявляют, что заключили и зарегистрировали брачный договор четырнадцатого ноября тысяча девятьсот сорок первого года у нотариуса мэтра Робера Жакоба в Довиле (департамент Эр). Лоренцо Висенте Пикабиа и Мириам Рабинович последовательно выразили желание стать супругами, и мы именем закона объявили их соединенными узами брака в присутствии совершеннолетних свидетелей Пьера Жозефа Дебора, старшего секретаря префектуры, и Жозефа Анжелетти, поденщика, проживающих в Лефорже, которые после прочтения скрепили документ своими подписями наряду с женихом и невестой и нами, Артуром Брианом, мэром Лефоржа.
Подписи:
Л. М. Пикабиа
М. Рабинович
П. Дебор
Анжелетти
А. Бриан
— Вы знаете, кто эти два свидетеля — Пьер Жозеф Дебор и Жозеф Анжелетти?
— Понятия не имею! Я тогда еще не родился, — с улыбкой сказал мэр, которому было не больше сорока. Зато можно спросить у Жозиан, секретаря мэрии. Она все знает. Схожу за ней.
Жозиан оказалась полноватой дамой лет шестидесяти, розовощекой блондинкой.
— Вот, Жозиан, знакомьтесь, это семья Рабинович.
Это звучало так странно: нас впервые в жизни назвали семьей Рабинович.
— Как дети обрадуются, что вы нашлись, — с какой-то материнской добротой произнесла Жозиан.
Конечно, она имела в виду учеников второго класса лицея в Эврё, но я первым делом подумала о Жаке и Ноэми.
— Жозиан, — снова заговорил мэр, — вам что-нибудь говорят имена Пьер Жозеф Дебор и Жозеф Анжелетти?
— Жозеф Анжелетти — нет, я о таком не слыхала, — ответила она, глядя на мэра. — А вот про Пьера Жозефа Дебора знаю, конечно. — Жозиан пожала плечами, как будто это было очевидно.
— Что вы имеете в виду, Жозиан? — спросил мэр.
— Пьер Жозеф Дебор… это муж учительницы. Тот, что при немцах работал в префектуре…
Меня тронуло, что этот человек согласился быть свидетелем на свадьбе у семьи евреев Рабиновичей. Он погиб несколько месяцев спустя, опять же стараясь помочь ближним. Зато те, кто устроил ему ловушку и заманил в нее, наверняка уцелели и доживают свой стариковский век где-нибудь в доме престарелых.
— У вас есть еще какие-нибудь архивные данные, связанные с семьей Рабинович? — спросила Леля.
— Как раз хотела сказать, — ответила Жозиан, — когда я прочитала письмо от этих лицеистов, я стала искать документы… но здесь у нас ничего не нашла. Я поговорила об этом со своей матерью, Роз Мадлен, — ей восемьдесят восемь лет, но она по-прежнему в здравом уме. Она рассказала, что во времена, когда она работала секретарем в мэрии, ей пришло письмо с просьбой вписать имена четверых Рабиновичей на памятник жертвам войны в Лефорже.
И тут же мы с Лелей в один голос спросили:
— Ваша мама упоминала, кто прислал письмо?
— Нет, она помнила только, что оно пришло с юга Франции.
— Вы знаете, когда был получен этот запрос?
— Где-то в пятидесятые годы.
— Вы можете показать нам письмо? — спросила я.
— Я искала его в архивах мэрии, но не нашла… везде смотрела. Я так думаю, его увезли вместе с другими архивами в префектуру.
