Михаил Сергеев - Последняя женщина
— Да мало ли какая причина могла одновременно повлиять и на ваш приемник! — Возражающих явно утомляла неторопливая речь доктора.
— И все-таки я прошу выслушать меня, — снова начал тот, повернув голову в сторону председателя, словно ища у него поддержки.
— Конечно, доктор, продолжайте.
— Так вот. Час назад проснулся микробиолог, который почувствовал себя плохо, я вам говорил о нем.
— Да, да, этот русский.
— Да, тот, что обнаружил ДНК. Так вот, пока он спал, я полностью обследовал его. Он совершенно здоров.
— Ну и что с того? — раздались нетерпеливые голоса.
— Минуточку, господа, — доктор поднял руку вверх. — Этот русский утверждает, что на земле произошла ядерная катастрофа и что ему совершенно необходимо пообщаться с руководством.
В зале раздался сдержанный смех. Обстановка даже несколько разрядилась.
— Группа с шельфа, — раздался голос диспетчера.
— Пусть войдут.
В зал вошел старший — голландец огромного роста. Все его знали, но он все-таки представился:
— Синоптик Эдгар Крафт.
Все вопросительно посмотрели на него. Он медленно обвел присутствующих взглядом:
— В воздухе на поверхности резко уменьшается содержание кислорода.
Возникла недоуменная пауза. Затем он так же неторопливо добавил:
— Кроме того, обнаружены продукты сгорания и кратное превышение содержания других опасных веществ. Изменилась температура в океане.
— Что значит — изменилась?
— Он стал горячим. Здесь полный анализ, — он кивнул на экран.
Когда все молча повернули туда головы, он произнес:
— Выходит, русский был прав.
* * *— Оставьте нас. — Сток кивнул двум сопровождавшим русского. — Мне сказали, что вам известно, что происходит. — Эти слова он произнес, глядя Андрееву прямо в глаза.
— Нужно отправляться туда, вниз, к базальтовой плите. Ответ там.
Большая прямоугольная кабина главного лифта была тускло освещена. Иржи вспомнил, что дал команду перейти на экономный режим энергопотребления. Хромированные детали отделки каждые девять секунд зловеще вспыхивали, отражая дежурный свет при прохождении каждого из восемнадцати технических уровней. Зеркальная стена лифта удваивала количество находящихся в нем людей, вернее, их теней. И вдруг он увидел отражение своего лица. На него смотрел совершенно другой человек. Другой человек с похожим на него лицом. Иржи стало не по себе. Тишина и полумрак что-то изменили в нем. Нет, не только тишина. То, что он начал понимать за последние минуты, пока они шли к шахте лифта, заставляло его меняться. И сейчас он увидел, что не только внутренне. Никогда еще он не смотрел так пристально в самого себя.
Что с ними будет? Что будет с этими людьми? Сколько еще им осталось? Он поймал себя на мысли, что высчитывает, сколько времени они еще будут живы. Он усмехнулся. "Нет уж, будь честен — сколько времени мы можем считать себя живыми?"
Последние двадцать шесть лет он руководил экспедициями. Ситуации возникали разные, такие же разные, как и люди, которые окружали его. Любая ситуация какой-то своей гранью отражает и касается людей, оказавшихся внутри нее. Их характеры, мысли, наконец, поведение при этом. И любое ее отклонение от стандартной грозило возникновением конфликта. Его задачей всегда был поиск выхода из них, приведение обстоятельств в привычную для человека форму. Это он считал своей обязанностью. И всегда справлялся. В конце концов, ему за это платили.
Сейчас же к этому добавилось чувство ответственности. Причем в таких обстоятельствах оно напрочь вытеснило его обязанности, заместило их. Ведь он обязан тем, наверху. Обязан делать то, что ему поручили. Сейчас он имел все основания подозревать, что над ним никого нет. А вот ответственность за тех, кто рядом… Но перед кем? Перед их семьями, родными? Если все, что происходит с ними, правда — вряд ли они живы. Тогда перед ними самими? Но кто тебе поручал или просил тебя об этом? Никто. Ты решил сам. Кто ты такой сейчас? Не льсти себе. Несколько минут назад ты стал для команды никем. Просто одним из них.
Само понятие ответственности за эти минуты неузнаваемо изменилось. Каждая следующая секунда, каждая новая вспышка улетающих наверх уровней, отсчитывая роковые мгновения, меняла его самого, его убеждения и привычные взгляды. Другое просто не могло прийти в голову. Но только не сейчас. Сейчас менялась его личность.
И вдруг он похолодел. Ведь это происходит с каждым из них. Одновременно и сейчас. Здесь. Ведь каждый из них думает то же самое. В эти мгновения на его глазах менялись люди. И он был невольным свидетелем этого.
"Хорошо, пусть так, — с легким раздражением подумал он. — Но что же все-таки делать? Если эти невероятные обстоятельства станут известны всему персоналу, а рано или поздно это произойдет, то люди неизбежно начнут искать выход, не доверяя никому. Топлива хватит больше чем на год. Но пища… Доставка свежих продуктов была настолько отработана, что осуществлялась каждые две недели. Неприкосновенный запас закончится через четыре месяца. А что дальше? Страшно было подумать, что могло произойти дальше.
Сток вспомнил о чудовищных фактах людоедства в истории человечества. Он знал их благодаря своему деду, автору "Энциклопедии нравов", которую в память о нем заставила его перечитать мать.
Теперь он не только вспомнил все. Теперь судьба предоставила ему чудовищную возможность пережить, а может быть, и испытать все это.
Конечно, кто-то покончит с собой, не выдержит. Кто-то погибнет от истощения. Но кто-то пройдет через это!
"Стоп! Отставить пораженческие настроения, — приказал он себе. — Почему ты рассматриваешь только один, худший вариант? — Он усмехнулся. — Ты еще что-то можешь.
Значит, ответственность перед другими не дается кем-то. Ты сам берешь ее на себя.
Вдруг он заметил, что зеркало отражало только его лицо. Кабина была пуста. "Чертовщина какая-то", — мелькнуло в голове.
Лифт плавно остановился. Створка бесшумно отъехала. Перед ним, расступившись, стояли члены совета.
— Мы думали, вы едете с нами, — тихо сказал кто-то.
Иржи взял себя в руки.
— Наверное, с вами ехал кто-то другой, — вздохнув, произнес он.
Они быстро подошли к зияющей широкой воронке. Ледяной холод обдал лицо. Черное, похожее на базальт, дно отливало металлическим блеском.
— Запросите мониторинг температуры плиты, — сказал Андреев, даже не обернувшись. Он стоял на самом краю.
— Дайте лабораторию, — попросил Сток.
— Дежурный лаборатории, — прогремел голос.
— Какова температура платформы?
— Минус семьдесят шесть по Цельсию. И она понижается.
— Почему не докладываете?
— Изменения зафиксированы в последние четыре минуты. Но градиент изменения нарастает.
— Какова скорость нарастания?
Последовала непродолжительная пауза.
— Один градус в час.
— Медленно, — задумчиво произнес Андреев.
— Вы знаете, почему она меняется? — Сток повернулся к русскому.
— По моим подсчетам, уже через сутки она должна быть с температурой абсолютного нуля. Тогда интенсивное намораживание шельфа начнет образовывать новые ледники и сталкивать старые в океан. Примерно по площади Австралии ежедневно, — ответил Андреев.
— Что это за процесс? — спросил кто-то.
— Реакция платформы на повышение температуры. Можно сказать, инстинкт самосохранения.
— Она что, живая?
— Не знаю. — Андреев пожал плечами.
Все оживленно заговорили. Ответ "Не знаю" в сложившихся условиях означал "Да".
— Главное — последствия, — продолжал тот. — В течение месяца вся суша скроется под водой.
— Последний раз такое было на земле десять тысяч лет назад.
— В каком смысле?
— В Библии это названо всемирным потопом.
— Вы что же, думаете механизм, породивший наводнение тогда и сейчас, один и тот же?
— Не сомневаюсь.
— Не хотите ли вы сказать, что каждые десять тысяч лет происходит ядерная катастрофа?
— Сейчас это очевидно. Хотя в периодичности мы можем ошибаться.
— Это что, бесконечный цикл?
— По всей видимости, до того момента, когда кому-то из людей удастся выжить или по крайней мере сохранить информацию о причинах катастрофы, чтобы избежать ее в будущем.
— Вы хотите сказать, что никому не удавалось выжить на протяжении всей истории?
— Ну, почему же. Например, нам. Нам пока удалось.
— Что?
— Нам.
— Но это же бред.
— Может быть, и так. Но если и бред, то похожий на правду. Посудите сами. Выйти нам некуда, да и, пожалуй, поздно. Ледяная шапка, сместившись, скорее всего, перекрыла выход из тоннеля. Мы замурованы. Хотя в этом должен быть какой-то смысл.
— Почему вы так думаете?
— Почему? Сейчас, наверное, можно сказать об этом. Вы знаете, что наша станция "Восток" уже более ста лет стоит в точке геомагнитного, а не географического, полюса Земли. Именно точка расположения на материке — главное отличие ее от всех других станций. Само по себе это ничего не давало, кроме больших возможностей для измерений. Но четыре года назад, во время пробного бурения шельфа, уже пройдя поверхность грунта, проходчики наткнулись на нечто, что повлекло немедленное засекречивание этих работ. Насколько мне известно, там обнаружили одну или две конструкции, явно выполненные разумными существами.
