Питер Хёг - Дети смотрителей слонов

Мне трудно объяснить, что именно происходит внутри меня. Но если вы сами играете в футбол, то, возможно, вспомните тот момент, когда впервые решаешься в одиночку пойти в атаку. Со мной такое случилось в середине первого сезона в основном составе. Это было одно из тех магических мгновений, о которых я вам рассказывал. Была длинная передача сзади, средняя линия отошла к обороне, у меня не было никакой поддержки, и тем не менее я знал, что мне надо рвануть вперёд. Не было в этом никакой логики и не было возможности думать, я чувствовал только, что дверь начинает приоткрываться. Я подхватил мяч, который, словно канарейка, приземлился на подъём ноги, прошёл между двумя защитниками, смотревшими на меня так, будто меня можно прихлопнуть мухобойкой, обвёл вратаря и вбежал прямо в ворота с мячом. И тут я понял: что-то произошло — я прошёл через дверь. Ещё не ту, настоящую, которая ведёт к свободе, но дверь в какую-то прихожую перед ней.

Вот такая минута и наступает сейчас в машине. Я чувствую, что это дело мне надо взять на себя.

— Абакош.

Трубку берёт женщина, по её голосу можно сделать по крайней мере два вывода: в нём есть какая-то тайна и есть желание интриговать других людей этой тайной.

— Меня зовут Питер, — говорю я. — Я хотел бы поговорить с Афиной Палладой.

— Дорогой мой, а у вас есть пароль?

Я смотрю на листок мамы и папы.

— «Брахмачарья». — отвечаю я.

После небольшой паузы голос появляется снова.

— Мне очень жаль. Но Афина Паллада занята. Как насчёт кого-нибудь из других богинь?

Я веду мяч в темноте. Но чувствую, что нахожусь на верном пути.

— Мне нужна она, — отвечаю я. — Мы договаривались.

Снова возникает пауза. Но я слышу, как её пальцы ударяют по клавиатуре.

— Вы можете приехать через четверть часа?

— Не проблема.

— Но у неё будет всего двадцать минут.

— Двадцать минут с богиней. — говорю я. — Это всё равно что вечность с простой смертной. Разве не так?

Я у цели, мне удалось преодолеть профессиональную дистанцию, она хихикает.

— Это точно, — отвечает она. — Машину прислать?

— Мой водитель только что припарковался тут поблизости на площади.

— Бутылку шампанского?

Все в машине смотрят на меня. Я вижу удивление на их лицах. Полагаю, что и они видят удивление на моём.

— Пожалуйста, — отвечаю я. — Если вы сами её выпьете. Мне только безалкогольное. Начинаются соревнования на открытом воздухе, кривая моей формы должна быть на пике через две недели. И оставаться на пике. Я живу как монах.

— Ждём вас, — говорит она.

Разговор окончен. Я открываю дверь машины.

— Мы пойдём с тобой, — говорит Ханс.

Я качаю головой.

— Тебе надо встречаться с тестем и тёщей, Хансик. Это уже само по себе работа.

— Тебе всего четырнадцать, — говорит Ханс.

Я расправляю плечи.

— В жизни каждого мужчины наступает время, — говорю я, — когда он должен идти своим путём.

Никогда не мог понять, по какому принципу копенгагенским улицам давались названия. Площадь называется «Площадь Синего двора» но там нет никакого синего двора. Или, например, Королевская Новая площадь. При чём тут король? Да и площадь совсем не новая. Или возьмём «Старый берег» — поблизости нет никаких признаков берега, и очень может быть, что дома когда-то и были старыми, но с тех пор им сделали подтяжку лица и не просто обновили фасады, но и заменили все жизненно важные органы, так что выглядят они так, как будто строительство закончилось вчера, а ключи хозяева получили сегодня.

И ключи эти точно были золотыми — на начищенных латунных дощечках имена биржевых маклеров, адвокатов Верховного суда, ворота снабжены коваными решётками и камерами наблюдения, а над теми воротами, у которых я стою, их даже две, я имею в виду, камеры.

На дощечке вокруг слова «Абакош» выгравирована виноградная лоза, но кнопки звонка нет. Я встаю так, чтобы находиться в поле зрения обеих камер, и надо признать, что, пока я там стою и жду, в душу мне начинает закрадываться чувство, что я взялся за дело, которое может оказаться мне не по плечу.

Это непривычное чувство. Спросите кого угодно на Финё — и вам скажут, что Питер Финё никогда не теряет свойственной ему осмотрительности. Если же кто-нибудь вспомнит тот случай, когда я принял участие в пляжном конкурсе на звание Мистера Финё, то снова хочу подчеркнуть, что виной тому злостный сговор, так что позвольте уж мне раз и навсегда опровергнуть все слухи и подробно рассказать, как всё было на самом деле.

Началась эта история с того, что Тильте пригласила Кая Молестера Ландера, с которым она учится в одном классе, в свою гардеробную полежать в гробу, такое предложение я могу объяснить лишь всегдашним стремлением Тильте помогать людям, совершенствуя их характер, но стремление это иногда закрывает ей глаза на то, что существуют безнадёжные случаи.

Надо было всё-таки попытаться помочь Тильте и каким-то образом поспособствовать тому, чтобы Кай хотя бы понемногу начал очищать свою совесть — если она у него вообще есть, — поэтому я начитал несколько отрывков из тибетской «Книги мёртвых», переписал их на mp3-плейер. уменьшив скорость воспроизведения на одну треть, и положил плейер в гроб, чтобы включить запись дистанционным пультом, когда Кай Молестер уляжется и его закроют крышкой.

Получилась очень выразительная запись. На замедленной скорости мой голос звучал так, как будто к вам обращается сам Князь Тьмы. Я не сомневался, что это произведёт впечатление.

Так и случилось. Кай Молестер вылетел из гроба, как новогодняя петарда, обливаясь холодным потом. Но вместо того, чтобы воспользоваться этой ситуацией и спросить самого себя, откуда происходит этот страх — как это рекомендуется во всех великих духовных учениях, он перебежал через улицу и насплетничал своим родителям, которые через четверть часа стояли у нас во дворе, — в первую очередь из-за этого Тильте и пришлось вернуть гроб.

Но вместо того, чтобы оценить по достоинству мои добрые намерения, Тильте разозлилась, так разозлилась, что заключила альянс с Каем Молестером — а это вполне сопоставимо с самыми страшными предательствами, известными в мировой истории.

Они придумали и реализовали злокозненный план. Кай выманил меня на тренировку, пообещав, что будет стоять на воротах, пока я буду отрабатывать мой кручёный удар внешней стороной стопы, как раз в то время, когда начался финал конкурса на звание Мистера Финё. Тут неожиданно появилась Тильте и сообщила, что меня разыскивает Айнар Тампескельвер Факир, потому что футбольный клуб Финё якобы присудил мне «Приз за спортивный характера, и поскольку я честно заслужил эту награду, Айнар лично будет вручать её мне на большой сцене, и поэтому он просит меня прийти в футбольных трусах, бутсах и желательно без футболки, продемонстрировав тем самым, что мне пришлось изрядно попотеть.

Я никогда не думаю о людях плохого, и в полном неведении я вышел на сцену, не представляя себе, что сотни сидящих передо мной жителей острова и туристов только что наблюдали, как обмазавшись маслом, норвежские пловцы и датские гребцы ростом под два метра и весом по сто килограммов демонстрируют свои телеса.

Так что тот случай не считается. Обычно же я очень осмотрительный.

— Нам не нужны ни газеты, ни реклама.

Это голос той дамы, с которой я говорил по телефону. Динамик, должно быть, находится в табличке.

— Как удачно, — говорю я. — Чего у меня нет — так это газет и рекламы. Но у меня назначена встреча с Афиной Палладой. Так что мне кажется, вам следует открыть.

Ворота открываются. Но от меня не ускользнуло минутное замешательство.

Не знаю, всегда ли дома на Старом берегу снаружи выглядели как фахверковые, а изнутри как греческие храмы, но в данном случае это именно так.

Лестница тут шириной с шоссе, по обе стороны колонны, и повсюду мрамор. Поднявшись наверх, я оказываюсь в приёмной, где мрамора ещё больше; за столом сидит женщина со светлыми волосами, в греческих сандалиях и тоге, которая настолько открыта на груди, что если бы от вас потребовали честно сказать, голая она или одетая, то дать ответ было бы нелегко.

На стенах — фрески, но они совсем не похожи на фрески в церкви Финё: тут изображены обнажённые мужчины и женщины, которые пьют вино из посудин, похожих на плошки для супа, или же их бьют по заднице оливковыми прутьями, или же они сидят на скамейках и стульях с унылым выражением лица, может быть, потому, что думают, что настала их очередь пить из плошек или получать прутьями, а может быть, потому что они не знают, куда подевалась их одежда.

— Вы молодо выглядите.

Существует метафизическая концепция — приверженцев её можно встретить и на Финё, и в остальной Дании, — согласно которой у декольтированных блондинок горячее сердце, но пустая голова. Сидящая передо мной женщина полностью опровергает эту теорию. Она холодна, как рефрижератор, но производит впечатление человека, способного обрабатывать информацию с огромной скоростью.