Стив Дьюно - Собака, которая спустилась с холма. Незабываемая история Лу, лучшего друга и героя
— Сколько времени нам осталось?
— Еще четыре-шесть месяцев, и он не сможет ходить, а пока пусть гуляет. Наслаждается жизнью.
Так мы и сделали, и год спустя этому поразительному псу исполнилось пятнадцать – и он все еще был на ногах.
18
Пес, который умел летать
Лу взирал на слоеный пирог из разных сортов мяса, с розочками из орехового масла, украшенный пятнадцатью свечками. Он стоял на подрагивающих лапах и наслаждался. В какой-то миг мне даже показалось, что сейчас он задует свечи, но нет, он просто на них смотрел. Помнится, я задумался в тот момент: а сумел бы я научить его гасить свечи?
Мы поставили еду и миску с водой повыше, чтобы ему было удобнее. У него была своя комнатка рядом с кухней, где он мог подремать или погрызть что-нибудь вкусное, когда пожелает. Я баловал его. Лакомства, много ласки, разговоры обо всем на свете – все только для него. Испортить Лу вниманием и уступками было невозможно, все это он перерос много лет назад.
Каждое утро мы шли гулять в парк, до самой Поляны Лу, затем возвращались обратно, в общей сложности проходя примерно полмили. Перед входом в парк дорога забирала вверх, и этот подъем давался ему все тяжелее, но Лу справлялся.
— Доктор Сандер сказал, тебе надо больше двигаться.
— Ар-ру-а.
— Да, точно, приятель. Полезно для позвоночника.
Было тяжело смотреть, как он слабеет. Люди, которые впервые знакомились с Лу только сейчас, не знали, каким он был раньше. «Видели бы вы его десять лет назад», — хотелось мне сказать. Но я молчал.
На краю своей поляны он обнаружил куст, облюбованный синицами. Ему нравилось ложиться, сунув нос в сплетение ветвей, и наблюдать за ними, как за детишками, играющими в салочки во дворе. Они его не замечали, он был частью их мира. Я все время ждал, что какая-нибудь птица вскочит ему на голову, но этого не случилось.
Какое-то время он смотрел, как они снуют, потом он шел ко мне, улыбаясь, как старый усталый лев. Я сидел, опершись спиной о ствол ели, он приваливался ко мне и смотрел своим самым умильным взглядом. Я обнимал его, целовал в нос, трепал за ушами. К старости его глаза стали казаться еще больше.
— Ну что, Мафусаил, пошли домой?
— Ты должен отвезти его на Красный пик, — сказала Никки.
— Я знаю.
— Пока не стало слишком холодно, — продолжила она, — и пока он еще…
— Способен туда добраться.
— Да.
И вот в конце сентября 2004 года мы с Лу отправились в наше последнее совместное путешествие. Мы двинулись в путь под проливным холодным дождем, поливавшим дорогу, небо было затянуто грузными влажными тучами, машины и грузовики пока еще преодолевали перевал без цепей на колесах, но в воздухе отчетливо пахло зимой. Лу ехал в гнезде из старых одеял на заднем сиденье и временами выглядывал в окно. Когда начался дождь, стекло запотело, и он стал слизывать прохладную влагу, так что я отключил обогрев окон и смотрел, как он делает это, и сам ощущал холод на языке.
Дождь превратился в мокрый снег. Лу навострил уши.
— Р-р.
— Да, Лу, это снег.
— Ро-о.
— Нет, тут мы не можем остановиться. Погоди, преодолеем перевал.
Лу обожал снегопады. Он пытался отследить каждую падающую снежинку, ловил их носом и языком, как мальчишка. Сейчас он смотрел, как снег падает на асфальт. Взгляд двигался: вверх-вниз, вверх-вниз. Мой вдумчивый старый пес.
Понемногу распогодилось, и над нами появились островки голубого неба. Мы сделали небольшой крюк: я сперва хотел отвезти Лу к пастбищу у реки, где паслись лошади. Если заехать сверху, с края утесов там открывалась потрясающая панорама, бескрайний привольный простор – беги куда глаза глядят. Лети! Мы бывали там с Лу много раз, он любил смотреть на лошадей.
На стоянке я открыл дверь и вытащил его наружу. Ходить он еще мог, но вот прыгать – уже нет. Ему было стыдно, поэтому он все равно попытался выскочить из машины сам, однако я его остановил. Он был истинный римлянин: честь важнее боли.
Я давно не водил его на поводке, но сейчас взял поводок с собой, просто из уважения. Я купил его давным-давно, в 1991 году, когда только поступил работать в академию. Тогда Лу был силен, отважен и полон задора. На этом поводке я водил его миллионы раз, он помогал мне в обучении тысяч собак. Потертый медный карабин и потрепанная кожа… Спасательный трос, что уберег от гибели многих из них. Я взял с собой этот поводок намеренно, он напоминал нам с Лу, как многое мы пережили вместе.
По крутой тропинке мы поднялись на холм, откуда открывался вид на пастбище. Когда-то этот путь занимал пять минут, теперь мы преодолели его за полчаса. Но Лу не сдавался.
Он знал, куда мы идем, и хотел добраться до вершины, чтобы увидеть лошадей, траву, небо, скалы и мост, почувствовать ветер, треплющий лошадиные гривы. Он хотел посмотреть на мир сверху вниз, как когда-то смотрел на него с холма в Мендосино – в тот день, когда ощутил нечто необычное, наше загадочное родство, и пошел ко мне. И сейчас я хотел, чтобы мы были вместе, рядом, я понимал, что это значит для нас обоих.
Когда до Красного пика оставалось рукой подать, у Лу случился приступ диареи. Он пытался меня предупредить: фыркал, смотрел в зеркало заднего вида, но я ничего не понял, решив, что это он от восторга.
Когда я в прямом смысле учуял неладное, то остановил машину и вытащил его наружу. Он перепачкал себе задние лапы. Ему было очень стыдно. Еще промокшими оказались две или три подстилки, но не сильно, а вот когда я поставил его на землю, разразился настоящий потоп. При дефекации ему трудно было удерживать равновесие, и когда он мочился, то уже давно не задирал лапу. Поэтому я аккуратно придержал его за ошейник, чтобы он спокойно мог закончить свои дела.
— Прости, приятель, это я виноват, не понял, что тебе нужно.
Он встряхнулся и чуть не упал, после чего поднял на меня смущенный взгляд. Ему хотелось быть чистым, я намочил тряпку и пару бумажных салфеток и вытер его, как сумел.
Перепачканные подстилки, тряпки и салфетки я сложил в мусорный пакет, чтобы выбросить потом на стоянке.
Я напоил его и дал немного отдохнуть. Облачность расчистилась, и горы виднелись отчетливо. Воздух после дождя был прохладным и свежим. Мы знали, что ночь будет холодной и тихой, идеальное время для сов и койотов. И неважно, что Лу больше не мог их слышать.
Я не знал, как он воспринимает свою глухоту. Понимал ли он, что лишился слуха, или думал, что это весь мир вокруг внезапно притих?
Мы добрались до начала подъема на гору. Я пристроил машину среди деревьев, и мы вышли пройтись. Здесь не было никого, кроме нас. Воздух слегка прогрелся, ветер улегся. Лу патрулировал поляну с хозяйским видом и, как мог, помечал свои любимые деревья.
— Не переживай, они все равно не заметят разницы, — заверил его я.
— Р-р-р.
— Вот именно.
На высоте пять тысяч футов над уровнем моря пятнадцатилетнему псу приходится нелегко. Если мы хотели добраться до вершины, идти туда стоило сейчас, пока у него еще были силы.
— Вперед, приятель.
И мы двинулись по тропинке, в обход зеленеющих полей, забирая все круче вверх. Я вспоминал Теллерайд и как он несся вперед по дороге к озеру. Теперь он пыхтел, страдал одышкой и впервые в жизни не бежал впереди. Но когда мы вышли на открытое место и из-за деревьев показалась пожарная вышка, он взбодрился и радостно фыркнул.
— Да, Лу, это она.
Словно часовой, деревянная башня возвышалась среди гор, в окружении сосен и кипарисов. В это время года внутрь было не попасть, но меня вполне устраивало бы и просто посидеть у подножия. Однако до этого оставалось еще полмили пути.
Лу посмотрел на свои лапы, затем улегся на землю. Я дал ему воды, и он вылакал ее через силу. Он взглянул на меня, затем вверх, на вышку. Для юного Лу такое расстояние казалось смешным, но сейчас – почти непреодолимым.
— Я понимаю.
Он был уже не таким мускулистым, но все же весил шестьдесят пять фунтов, не меньше. Я взял его на руки и понес.
Он лизал мне стекла очков и глядел по сторонам. Кажется, на руках ему нравилось.
— Не дергайся, — сказал я ему, когда он снова полез ко мне целоваться. — Ты тяжелый.
Перед самым сложным участком я спустил его на землю, чтобы передохнуть. Нам предстояло карабкаться по камням. На плоской скале, где я его поставил, Лу стоял, слегка покачиваясь, но даже пытался вилять хвостом.
— Р-р?
— Я в порядке.
Я завязал шнурки потуже и вновь взял его на руки, левой рукой под грудь, правой обхватывая сзади. Шаг за шагом, по каменистой тропе.
Он тяжело дышал. С меня ручьями тек пот ему на спину. Каждые двадцать шагов передышка.
— Ты идешь на Красный пик.
Мы были почти у цели.
— Плохо тебя помыл. — Сейчас я чувствовал запах.
Он смотрел, как я говорю. На рот, не в глаза, словно пытаясь читать по губам. Я подумал, что если Лу способен понять неприметный жест, означающий «повернись кругом через левое плечо», то наверняка он разбирается и в выражениях человеческого лица. Собаки ведь знают, что такое улыбка.
