Эльмира Нетесова - Тонкий лед
— А как же старпом, его приказы?
— Он в психушку попал. Что возьмешь с такого? Но без наказания не могли обойтись. И только встал на ноги, оказался перед судом. Защитить, сказать в мое оправдание было некому. Так и отбыл я свои пять лет на Атосе. Ох. И зона! Она мне и теперь по ночам снится, хоть столько лет прошло. За душу держит память коваными цепями.
— Иван Степанович, кто тогда был начальником зоны? — спросил Платонов.
— Ее только принял Соколов. Его предшественник был редким козлом!
— А я другое слышал,— не поверил Егор.
— Брось! Кто хвалить мог? При нем зону держали фартовые. Как зэкам доставалось, говорить не хочу!
— При Соколове лучше стало?
— Что общего? Он воров «пахать» заставил. Перекрыл кислород блатным. Они раньше получки отнимали до копейки. Барахло забирали, особо тепляк.
— Выходит, хлебнули вы там?
— С фартовыми и у меня случались разборки. Хотя, это уже не то, что прежде. Раньше ворье не говорило с работягами. Чуть кто рот открыл, «перо» или шило в бок воткнут, и разбирайся потом с ними. Они и ночью возникали, когда хотели с кем-то расправиться.
— Теперь они под «седлом» ходят. Чуть что, в «шизо» на месяц влетают. Оттуда — на карачках. Так что блатари свои права больше не качают,— сказал Егор.
— Слышал я о том, но, как бы там ни стало, покоя от них не ждите. Ухо всегда надо держать востро. Ведь двоих начальников этой зоны фартовые убили, а уж охранников и вовсе без счета!
— Я о том не слыхал.
— Как-нибудь расскажу. Слышал и я о таком от зэков-старожилов. Те все помнят. И меня в свое время предупредили, не лезть на рожон с блатарями, себе спокойней будет. Ведь эти отморозки сумеют и на воле достать через года. Такое было.
— Иван Степанович, выходит, вы знали пахана по кличке Медведь?
— Конечно, зверюга отменный! Я не о внешности, о его сути! Таких нужно сразу истреблять. С малолетства. Чтоб землю не загаживал и беду не сеял вокруг. Он и теперь во сне к моему горлу лезет. Удавить хочет.
— И к вам? — удивился Егор.
— Покоя не давал, пока не нашел Кондрата, но и теперь нет-нет да и прискочит потрох со своими «клешнями».
— Он и Соколова достал, и Ефремова! — не выдержал, поделился Платонов.
— Не мудро! Это он умеет! Вся зона в его лапах...
— Нет его! Умер!
— Правда? Ну, повезло!
— Так и мертвый возникает к мужикам.
— К Кондрату нужно им, если тот жив.
— Ходили, лечил он их. Полегче стало, но совсем отвязаться не получается.
— Значит, Кондрат еще лечить должен. Попросить старика надо.
— А скажите, как могут зэки убежать из той зоны, минуя вышки, заборы, собак, дворы и охрану? Сколько раз линяли козлы! Случалось, уже в городе их ловили. Вы слышали о лазейке?
— На это не могу ответить.
— Почему?
— Не мой секрет.
— Мы все обыскали...
— Напрасно ищите. Не найдете.
— Иван Степанович, но ведь этой лазейкой последние негодяи пользуются.
— Слыхал о том.
— Так помогите нам.
— Тогда самого фартовые достанут. Ведь, кроме меня, лишь двоим известно. Но они далеко, их не взять, а я рядом. Блатари каждый год на волю выходят. Им меня сыскать, как два пальца обоссать,— глянул на Марию Тарасовну, извинился за грубость и сказал Егору,— давай не будем продолжать. Эта тема для нас — табу. И все на том. Я пришел в гости к Марии, пора ей уделить внимание,— повернулся к теще и заворковал с нею.
Как ни пытался Егор вернуться к беседе, из этой затеи ничего не получилось.
Какой там сон? Платонов даже об ужине забыл. Так хотелось ему узнать, где находится та лазейка, но гость наотрез отказался говорить о ней.
«Видимо, он сам ни хрена не знает. Или выламывается, набивает цену,— Егор не поверил, что Иван Степанович боится расправы фартовых.— Больше пережил, а это в дрожи держит. Брехня!» — подумал человек и решил не продолжать разговор с Иваном Степановичем. Извинившись, пошел спать.
Но гость окликнул:
— Егор, слышишь? Возле бани поищите. Сам не пользовался, не пытался бежать. В глаза не видел тот подземник. Через него вода после мытья уходит в реку. Эта канализация еще японцами сделана. Дешевая и надежная. Тогда зэков на Атосе не было. Малолюдным и красивым был тот остров. Он и теперь был бы украшением, если б не сторожевые вышки и колючая проволока вокруг зоны.
— Подождите, уж если сточная вода уходит по той лазейке, значит, она не возле бани, а под ней. В самой бане она должна быть. Но как не пронюхала охрана? Ведь, считай, что на глазах зэки уходили,— засомневался Платонов.
— Я же сказал, лично не видел. Знаю только ориентир— баня. Хотите — ищите, не заинтересуетесь — ваше дело.
Едва Егор увидел Соколова утром, поспешил рассказать ему о вчерашнем разговоре с Иваном Степановичем.
— Насвистел он тебе, за «лопуха» посчитал тот флотский. Мы в бане только за последние пять лет трижды полы заменили полностью. Не перебирали, а настелили их заново. Доски там гниют от сырости очень быстро, потому ремонтируем часто. Я сам все осмотрел, хотел предложить цементную стяжку под дощатый настил, да где там? О кафельной плитке речи не может идти. Всю разопрет, вытолкнет, полопается. Где там ход? Я каждый сантиметр своими руками прощупал. Тебя тот фрайер «на понял» взял. Откуда его теща выкопала?
— Не успел спросить.
— Отвадь его от дома и запрети бабке хвостом крутить. В ее возрасте уже о душе заботиться надо, а у нее еще течки случаются. Тьфу, чертовые дочки! Уже в могиле двумя ногами стоит, но все ж смотрит, какой козел в соседях? Стоит ли к нему ночью дырку крутить? — хохотнул Соколов коротко.
— Это я предположил, что канализация под баней. Он говорил, что рядом. Сбоку, сам, мол, не видел. Слышал от мужиков.
— Егор, рядом с баней лопухи растут в мой рост. Ты когда-нибудь пытался вырвать лопух с корнем?
— Зачем он мне? — не понял Егор.
— Молодец, что не пытался. Не получится. Пупок сорвешь. У Лопуха очень крепкие и глубокие корни.
В пустоте расти не будут, им земля нужна. А на лазейке была бы лысина. Уверяю тебя, нет такой!
— Хотя бы проверил! А вдруг найдешь! — не выдержал Касьянов, вступившись за Егора.
— Не хочу посмешищем стать в глазах всех. Там и охрана лопухи косит перед каждой баней. Чем чаще их скашивают, тем они быстрее растут.
— Дело твое! — отмахнулся Егор.
— Лучше спросил бы, как твой «огрызок» канает? Уже всех до печенок достал, козел! Представляешь, прибил себя к полу гвоздями за ноги!
— Зачем? — удивился Касьянов.
— Против работы бастовал! Считает, что уборка двора унижает его человеческое достоинство,— ответил Соколов.
— Сунь в одиночку на неделю без жратвы. Быстро опомнится,— предложил Егор.
— Я так и сделал. Даже матраца на шконку не дали. Он три дня орал как резаный. Поголовно всех матом крыл. Потом затих, словно передышку взял. Глянули, а он головой в стену долбанулся с разбегу, и черепушка поехала, глаза на лоб. Мы его не стали в больничку относить, сам продышится. Устали с ним. Всякий день морока с гадом,— оглянулся Соколов, но Егор его не слушал.
Он смотрел в окно на пробегавшую мимо тайгу.
Касьянов остановил машину на лужайке, спрятавшейся в гуще деревьев.
— А где твоя шоферюга? Куда подевалась? — вспомнил Соколов.
— Это ты об Ирине вспомнил? Она уже дома. Освободилась, работает, возит начальство, по-моему, семью завела. Трудно одной везде справляться, нашла помощника. Да и сама многое теперь умеет. Эта нигде не пропадет,— уверенно говорил Федор Дмитриевич.
— Счастливые вы люди! От вас часто на волю уходят, не то что у меня, только по большим праздникам одного или двоих милуют. В этот раз Кондрата выпустим. Домой отправлять будем. Вот только не знаю, как сказать старику? Он не хочет на волю. Никого у него там не осталось. Один как крест на могиле. Никому не верит и не любит. Не для кого жить, а для старика важна нужность. Иначе весь смысл потерян. И мои уговоры не помогают. Говорит, что там похоронить станет некому.