Девушка с экрана. История экстремальной любви - Минчин Александр
— Скажите, а возможно поставить этот роман на сцене… вашего театра.
— Все возможно, почему нет? Только сначала нужна пьеса. Романы в театре не ставят.
Его серо-голубые глаза с пьяной добротой смотря на меня.
— Я не верю, что вы за трое суток прочли четыре книги. И очень тронут этим.
— А знаешь, что еще лучше… Ты когда-нибудь был в Сибири?
— Нет, не успел…
— Вот ты шутишь! Как же ты можешь быть русским писателем, не побывав на Лене, на Енисее?
Я пожимаю плечами.
— Приезжай завтра в театр. К четырем часам. У нас обед с губернаторами и представителями регионов Сибири. В июне театр едет на самые большие гастроли. На теплоходе. Захочешь — поплывешь с нами.
— Правда?! — я радуюсь как ребенок.
— Иначе, какой же ты русский писатель, если не видел Енисея? Хотя ты — американский писатель. Но на русском языке! Это потрясающая красота. Вот о чем писать надо.
Три часа провожу я у своего кумира, а потом несусь к маме в больницу.
Там заседание: Маришка, Светка и Анечка решают, стоит ли ее переводить в кремлевскую больницу.
— Как ты, мамуля? Лучше?
— Сыночек, — силится говорить она, — там в день отдельная палата стоит сто долларов. Плюс все остальное. У тебя же денег нет…
— Займем, мамуль. Лишь бы ты была довольна.
— Спасибо, мой родной… — слезы начинают течь у нее из глаз.
Светка успокаивает маму. Мы выходим с Маришкой в коридор.
— Алеша, ты похудел. Носишься небось целые дни и ничего не ешь? Зашел бы в гости — поесть.
— Зайду. Хоть сейчас.
— Все грозишься. — Она улыбается.
Я смотрю на ее фигуру у окна. Хорошая фигура. Я знаю, что Маришка тайно влюблена в меня. Но все это маскируется многолетней дружбой. Почему бы мне не хотеть ее и не быть с ней? А не с какой-то поблядушкой, которая, подстилаясь, получает роли. И все — раздетые.
У Маришки высокие бедра и чуть смуглая кожа. Когда-то она была замужем за моим другом и очень мне нравилась. Была худой и привлекательной. С потрясающим загаром.
Она упрашивает и убеждает поехать к ней пообедать, пока я не свалился с ног. От беготни, суеты и бесконечных проблем.
По пути к ней я специально заезжаю в странное издательство и покупаю книгу «Мифы и предания Древней Греции». Идиот! Беспросветный идиот…
Я обедаю у Маришки, она печет великолепные пирожки. И невольно оглядываю ее фигуру, когда она стоит ко мне спиной.
— Алешенька, может, ты хочешь остаться, ночевать? Я тебя накормлю завтраком, — я же знаю, у тебя дома никакой еды нет.
— Спасибо, Маришка. Я… жду важных звонков…
Звонки от бляди стали важными… Интересно.
— Давай я дам тебе хотя бы пирожков с собой!
Я благодарю и целую ей руку. Какое счастье, что на земле еще осталась доброта. Совершенно не просящая и не желающая ничего взамен.
В десять вечера звонит Инга, подруга актрисы, у которой мы встречали Новый год.
— Алеша, с приездом.
— Рина передала вам с мужем подарки?
— Да, спасибо большое, Кирилл был очень рад и удивлен.
— Прошу прощения, что «после драки».
— Рина переживает, что наговорила вам кучу гадостей, и боится, что вы ее бросили навсегда. Она вас очень любит. Но не знает, что делать, так как вы живете в Америке. Ей очень трудно быть одной и ждать… Она звонила и целый час говорила только о вас.
Я даю яду влиться в мои уши, потом в мое сердце. А там и до души недалеко. Это которая находится у нас между двумя сосками. Рукой подать…
Сорвавшись, я еду к ее дому. У подъезда стоят три машины, я переписываю их номера. В полночь я набираю ее телефон. Тишина. Автоответчик. Где ее муж, я никак не могу понять?
Посреди ночи звонок:
— Это я. Во сколько ты улетаешь?
— Все переменилось из-за мамы. Я буду еще три дня, до субботы.
— Как жаль, я не смогу с тобой увидеться.
— Да что ты?
— У меня дела. Я же просила сказать мне заранее, чтобы я могла тебя проводить. Тогда бы я смогла поменять свои планы.
— А сейчас?
— Это невозможно.
— А как же любовь?
— А я люблю тебя.
— Одно другому не мешает?
— Ты о чем?
— А ты о чем?
— Мне надо уезжать. Но к твоему отлету я постараюсь вернуться. Скажи мне только честно: когда ты улетаешь?
— В субботу.
— Это точно?
— Сегодня вечером нас… пригласили в один экспериментальный театр. Есть такой режиссер Ливанский, когда-то был очень хорошим актером. Спектакль называется «Паяцы».
— Ой, я так мечтала его посмотреть.
— Я приглашаю тебя.
— Я не смогу, я занята, муж…
Полчаса я уговариваю ее (я все равно хочу понять, что происходит), пока актриса не соглашается. Но только на спектакль. Потом ее будет ждать дома муж.
— А где, кстати, твой муж, он никогда не берет трубку?
— Дома. Почему тебя вдруг стал волновать мой муж?
— Так просто.
Я стою у дороги и вглядываюсь. Она опаздывает уже на полчаса. Мне кажется, что она вообще не приедет, я собираюсь идти за своей машиной. Мне важно встретиться вечером с этим режиссером.
Она подъезжает в последнюю минуту, когда я уже ухожу.
— Извини, я долго собиралась, хотела тебе понравиться, — шутит она.
Такого никогда не было, она всегда была пунктуальна. Я сижу и злюсь, стараясь не сорваться.
— Ты когда-то говорил, что тебе в Германии у твоего брата понравился одеколон «Самарканд». Прямо напротив театра есть фирменный магазин «Ив Роше», этот одеколон стоит всего двенадцать долларов, если хочешь, можем зайти.
Я смотрю на ее красиво накрашенные губы, грудь, обрисовывающуюся под тонким шерстяным платьем, и говорю:
— Хорошо.
В магазине она сразу прилипает к отделу губной помады и гримов. Простояв, как всегда, длинную, бестолковую, традиционную очередь, я плачу за покупку, которая стоит в два раза дороже, чем предсказывал гид, и подхожу к ней.
— Какая-нибудь нравится?
— Они все хорошие!
— Выбери себе, в подарок.
— Мне ничего от тебя не надо. Ты же говоришь, у тебя денег нет?
— Я куплю на карточку.
Пять минут она мечется, потом выбирает самую дорогую помаду и в придачу какую-то пудру, я плачу за все, и мы выходим из магазина.
— Алешенька, спасибо. Я так рада, это была моя мечта уже полгода. Но она такая дорогая… Я бы тебя расцеловала, если б у меня не были накрашены губы.
Она чуть не прыгает от счастья, пока мы идем по подземному переходу по направлению к театру. У входа нас уже встречает трепещущая администратор и с почетом провожает на лучшие места в первом ряду.
— Они что, тебя знают?
— Нет, — отвечаю я.
— А почему так торжественно? Потому что ты американец?
— Не знаю.
— Алешенька, мне так нравится с тобой ходить куда бы то ни было!
Я объясняю вежливо склоненной даме-администратору, как выглядят Аввакум и Юлия, и она уходит их встречать. Но они не появляются и два места рядом с нами остаются пустыми.
— У тебя такой красивый костюм и галстук. — Она влюбленно оглядывает меня.
В театре она всегда ведет себя хорошо. Гаснет свет. Два акта. Мне нравится, скорее, не «Паяцы», а инсценировка вечного произведения Мериме. С очень стройной актрисой с выточенной фигурой, которая играет главную роль. Успокойся, говорю я сам себе, никаких актрис! Они тебе категорически противопоказаны. Как и всем!
Минут пять я говорю с моим тезкой Ливанским о творческих находках и прочем, сосредоточиваясь на Мериме. Арина счастлива знакомству с ним и удивлена, когда тот просит подарить ему мою книгу и подписать ее.
— А откуда он тебя знает?
Я смотрю еще раз в программку: актрису зовут Марина Ивинская.
Я понимаю, что Ливанский не может быть моим режиссером: совсем другое направление, совсем другие ритмы.
Другая актриса, Арина, подвозит меня к дому.
— Хочешь подняться на чай?
— Нет, не могу.
Я ненавижу слово «нет».
— На полчаса? — проверяю я.
— Я должна быть дома к девяти.
— С каких это пор?
