Джон Фаулз - Червь
В: Очень может быть. Как и в её россказнях о приключении в пещере — при всей их вздорности. Ничего: сыщут девицу — я до истины доберусь. А теперь расскажите о дальнейшем ходе событий. Вы отправились прямиком в Бидефорд?
О: Нет, сэр. В первой деревне, какая встретилась нам на пути, всё уже спало, только собаки разлаялись да какой-то малый на нас накричал. Ну, мы и пустились прочь, а то привяжутся приставы или дозорные — беда. В Бидефорд ночью въехать тоже не отважились: городские ночные сторожа ещё хуже. Решили заночевать на дороге, а как рассветёт, явиться в город уже без опаски.
В: Расположились под открытым небом?
О: Да, сэр. На берегу реки.
В: Вы больше не склоняли её ехать к Его Сиятельству?
О: Склонял, сэр. Но когда я кончил речь, она отвечала: «Ты же видишь, что это невозможно». — «Отчего, — говорю, — невозможно? Я не я, если нам не перепадёт изрядное награждение». И тут, сэр, она наговорила такого, что я только рот разинул. Что она, мол, знает моё сердце, что оно настроено совсем на иной лад. Что если для меня в жизни нету ничего милее золота — а ей известно, что это не так, — то у неё в юбке зашито не меньше двадцати гиней, так что пусть лучше я её убью на этом самом месте — и деньги мои. Я, сэр, возразил, что она неверно меня поняла: я хлопочу единственно о том, чтобы исполнить долг перед батюшкой Его Милости. А она: «Нет, о золоте». — «Вот, — говорю, — ты уж меня и лжецом в глаза называешь. Отблагодарила за помощь, нечего сказать». А она мне: «Ты, Фартинг, без сомнения, беден, и бороться с таким соблазном тебе не под силу. И всё же ты чувствуешь, что хочешь поступить дурно. Сколько бы ты ни спорил, но свет озарил и тебя, и свет этот сулит тебе спасение». — «Тебе бы сперва озаботиться собственным спасением, — говорю. — Как у людей-то водится». Она на это: «Прежде и я держалась этого правила. Поверь мне: это гибельный путь». Тут мы оба примолкли. Я не мог довольно надивиться, до чего же она уверена, что всё обо мне понимает. И говорит-то как: словно бы голосом моей совести. Размышляю я этак, а она и спрашивает: «Ну что, хочешь ли меня убить и забрать золото? Нет ничего проще. Опять же, и тело в таком безлюдном месте спрятать легко». А лежали мы, сэр, на берегу, и вокруг на целую милю ни одного жилья. Я и отвечаю: «Эх, Ребекка, тебе ли не знать, что у меня рука не поднимется? А только не есть ли это наш христианский долг — уведомить отца, что сталось с его сыном?» — «Что есть истинно христианский поступок: известить отца, что его сын отправился в геенну огненную или умолчать? И вот тебе моё слово: известие это тебе придётся доставить в одиночку, потому что я с тобой не поеду. И тебе не советую, а то как бы вместо награды не нажить беды. И что толку? Тут уж всё равно ничем не поможешь. Его Милость осуждён, а они, чего доброго, вообразят, что дело не обошлось без твоего участия». И она прибавила, что если я в самом деле не имею к тому других причин кроме безденежья, то она охотно уступит мне половину своих сбережений. Тогда, сэр, мы опять заспорили, и я сказал, что подумаю. «Только вот что неладно, — говорю. — Положим, не поехал я к Его Сиятельству, а меня в один прекрасный день хвать — и к допросу. Ну, открою я всю правду — а доказательства? Какая цена моим словам, если их некому подтвердить? Ох, и солоно мне придётся! Тогда вся надежда только на тебя». Она на это напомнила мне имя своего отца и вновь указала, где он жительствует, и дала слово, что, случись такая нужда, она мой рассказ подтвердит. Тут мы опять умолкли и постарались уснуть. Вы, ваша честь, поди недовольны, что я не поставил на своём. Но уж больно я тогда умаялся. День-то какой выдался: одни неожиданности. Уж я не знал, не во сне ли мне всё это привиделось.
В: Что было утром?
О: Утром мы без приключений добрались до Бидефорда, отыскали на окраине порта гостиницу помалолюднее, там и поселились. Первым делом спросили завтракать — а то вон сколько времени во рту маковой росинки не было. Подали нам кусок пирога. Пирог, правду сказать, оказался чёрствый, да только мне с голоду показалось, что я в жизни ничего вкуснее не едал. Там же в трактире нам сообщили, что на другое утро с приливом из порта уходит судно в Бристоль. После завтрака мы пошли в порт и сами удостоверились. Я было хотел сговориться с капитаном, чтобы он взял нас обоих, но Ребекка заупрямилась. И снова пошли у нас споры да раздоры: я твержу, что никуда её от себя не пущу, а она объявляет, что нам надо расстаться. Мы ещё кое о чём поспорили, но, чтобы вас не утомлять, в побочности входить не буду. Одним словом, пришлось мне уступить. И вот как мы с ней порешили: я отправляюсь в Суонси, а она в Бристоль; о том, что знаем, станем помалкивать, но коль скоро одному из нас понадобится заступничество, то другой не замедлит прийти на выручку. Я справился в порту и узнал, что через два дня смогу отплыть в Суонси, как я уже сказывал, на судне мистера Перри. Срядились мы с обоими капитанами — и обратно в гостиницу.
В: Не спрашивали вас, за какой нуждой вы сюда пожаловали?
О: Спрашивали, сэр. Пришлось соврать, что мы, мол, слуги, оставшиеся без места. Прежде, мол, состояли в услужении у одной вдовы из Плимута, а как хозяйка померла, то мы теперь возвращаемся домой. А коня я оставил в гостинице и за содержание заплатил на месяц вперёд, пока не заберут — чтобы не подумали, будто мы его увели. И не упустил послать в Барнстапл, в «Корону», записку с указанием, где его искать. В точности как я отписал мистеру Лейси. Можете проверить, ваша честь. А записку мальчонка доставил, я ему ещё два пенса дал за труды.
В: Как название гостиницы?
О: «Барбадос», сэр.
В: А деньги, которые она тебе обещала?
О: Отдала честь по чести, сэр. После обеда увела меня в маленький покойчик и отсчитала десять гиней. Правда, предупредила, что добра от этих денег не будет: блудом нажиты. А я всё равно взял, в кармане-то ни гроша.
В: Взяли и за какой-нибудь месяц всё спустили?
О: На себя-то я самую малость издержал, сэр. А большую часть отдал брату: очень он нуждался. Можете справиться.
В: Вы видели, как она всходила на корабль?
О: А как же, сэр. На другое же утро. И как поднялась на корабль, и как его завозом[114] потянули прочь из порта, и как он вышел в море.
В: Как называлось судно?
О: «Элизабет-Энн», сэр. Бриг. А капитана звать не то Темпльмен, не то Темпльтон — точно не запомнил.
В: Верно ли вы знаете, что до отплытия девица на берег не сходила?
О: Верно, сэр. Когда судно отчалило, я глядел с набережной, а она стояла у поручней и махала мне рукой.
В: Не сказала ли она на прощанье чего-либо достопамятного?
О: Просила ей верить, сэр. А если нам не судьба больше встретиться, то постараться зажить праведной жизнью.
В: Не случилось ли вам повстречать в Бидефорде Его Милость?
О: Нет, сэр. А уж высматривал так, что будьте покойны. И Дика тоже.
В: Сами вы отплыли в Суонси на другой день?
О: Точно так, сэр. По полной воде, а потом с отливом.
В: Невзирая на страх перед морем и каперщиками?
О: Что ж, сэр, это ведь правда, про страх-то. Я солёную воду на дух не переношу. Но что было делать? Оставаться и дальше в тех краях — по мне так лучше сидеть, скрючившись в три погибели в тесном карцере.
В: Вот куда бы я тебя определил со всем моим удовольствием! И должен тебе заметить, первое твоё намерение — известить родных Его Милости — было не в пример удачнее. А ну-ка расскажи, как потаскуха исхитрилась тебя отговорить.
О: Вы небось думаете, сэр, она меня обвела вокруг пальца. Как знать, может, дальше выйдет, что вы правы. Только ведь я, изволите видеть, уже докладывал: девица после этой оказии сделалась совсем на себя не похожа, точно подменили. Я за одну минуту увидел от неё столько дружества, сколько прежде за целый день не видывал.
В: В чём же это дружество состояло?
О: Мы с ней по пути в Бидефорд много беседовали. И не только о нашем нынешнем положении.
В: О чём ещё?
О: Ну, про её прошлые окаянства, и как она обрела свет, и что с блудным ремеслом покончено навсегда. И как Иисус Христос пришёл в этот мир, чтобы вывести таких, как мы с ней, из тьмы. Про моё житьё-бытьё много расспрашивала: что я есть за человек, чем занимался раньше — как будто мы с ней сию лишь минуту свели знакомство. Так я ей кое-что про себя рассказал.
В: Открыли вы своё подлинное имя?
О: Да, сэр. Про мать рассказывал, про своё семейство, и что я всё-таки их не забыл. Она-то и укрепила меня в мысли их навестить, как я вам и сказывал.
В: И тем самым нашла средство от вас отвязаться?
