Александр Этман - На седьмой день: рассказы
Автор этих строк прилетел в Чикаго из-за Джордана. Хотите верьте – хотите нет. То есть наличие здесь Джордана явилось последней каплей, плюхнувшейся на чашу весов с надписью «Чикаго». Она опустилась, а чаша с надписью «Лос-Анджелес» поплыла вверх. Впоследствии автор не раз жалел об этом. Но только не из-за Джордана.
Джордан всегда был безупречен и неповторим. Его полеты – не во сне, а наяву, его способность уходить от самой жесткой опеки, извлекать максимальную пользу из любой, даже малюсенькой ошибки соперника, вести за собой и главное – побеждать, не превзойдены до сих пор ни одним атлетом ни в одном виде спорта.
Автор всю свою американскую жизнь догонял Майкла Джордана в его Хайланд Парке. Из Чикаго он переехал в Скоки, потом в Норсбрук. С недавнего времени мы живем в одном пригороде. Будет жутко обидно, если он съедет...
ДЖУВЕЛ . В 1899 году некто Фрэнк Скифф зарегистрировал в Чикаго компанию под названием «Jewel Tea Company». Он располагал семьюстами долларами и гнедой клячей. На пятьсот долларов он накупил чая, кофе, специй и стал развозить это по домам и мелким бизнесменам.
В первый двадцать один год своего существования Jewel прозябал, но с 1920 года его прибыли стали расти ежегодно, и к пришествию основных иммиграционных волн магазины «Джувел» уже были важной составной частью гастрономической империи «Albertson’s» – на Среднем Западе США. Этим и воспользовались беженцы из СССР, которые стали активно устраиваться на работу и покупать в этих магазинах.
Первое время беженцы действительно покупали в этих магазинах, но затем... Тем более что продукты так соблазнительно лежали, а камер еще не было... Только образцово-показательные процессы спустя несколько лет заставили беженцев снова начать покупать в этих магазинах.
ДИВАН . Такое количество разноплеменных и воинственно настроенных по отношению друг к другу лиц на относительно небольшом участке суши в наши дни можно найти в двух местах – в Организации Объединеных Наций и на чикагской улице Диван. Арабы здесь соседствуют с евреями, индусы с пакистанцами, китайцы с корейцами, а сербы с боснийцами, и нередко на активного, только после намаза, члена «Аль-Каиды» из переулка выходит заспанный ортодоксальный еврей. Они встречаются взглядами, задумчиво поправляют бороды (каждый – свою) и тихонько бормочут: «Гуд монинг».
Несмотря на взрывоопасный симбиоз, особых происшествий здесь не происходит: так, разве что осквернят какую синагогу, обкакают мечеть, да какой подгулявший босниец напишет что-нибудь важное на дверях сербского культурного центра.
Русская речь на Диване все еще слышна, вернее, ее обрывки: «Мать...», «Порву...», «Твою...» Но это – сущая чепуха по сравнению с тем, что слышали эти дома раньше.
Русская эмиграция родилась на Диване – правда, в восточной его части, и, родившись, немедленно оповестила об этом округу. Здесь гуляли до утра с вызовами полицейских, никогда не видевших человека, выпившего две бутылки водки и севшего дописывать докторскую диссертацию, здесь открывали акционерные общества, которые живут до сих пор, здесь резали от любви и обиды, но большей частью – по пьяной и оттого непростительной глупости, здесь клялись друг другу в святом и грешили направо-налево, здесь открывали первые русские рестораны и получали по морде по делу и без, радовались удачной торговле и разорялись, плели интриги и выручали друг друга.
Все это и еще очень многое было здесь. А потом переехало. Но память о нас осталась. Нам, вернее, русскому языку, на котором мы кричим, общаясь друг с другом, до сих пор уступают дорогу. Все меньше реклам, и у книжных магазинов не идет бизнес, потому что книг уже давно никто не читает, все реже случаются ночные мордобои и все чаще – похороны. Впрочем, нет, похороны теперь тоже происходят достаточно редко.
Мы уходим с Дивана, как индейцы – на северо-запад. И скоро время сотрет последние следы нашего более чем тридцатилетнего пребывания на улице, названной так в честь графства на юге Англии, о котором большинство из нас, здесь живших, знает еще меньше, чем о писавших о нем Фолкнере или Форсайте.
ДИЕТА . Диета – это немногое то, чем наша эмиграция занимается вполне профессионально. Есть очень строгие диеты, диеты обыкновенные и щадящие. На диеты садятся из-за желания выглядеть хорошо и влезть в неосмотрительно купленную вещь, по требованию одного из супругов, по совету врача и за компанию.
Учитывая, что все мы после рождения прибавили по сто-двести фунтов, диета нужна каждому. Есть люди, которые точно знают, сколько именно фунтов вам нужно сбросить. В частности, моя жена всегда в курсе того, сколько и что именно я съел, скажем, на мальчишнике (я уже не говорю о «выпил»). В этом есть и плюсы: я, например, не боюсь вглядов таможенников на контроле багажа в аэропорту – я живу под такими же взглядами.
Все диеты, какими бы идиотскими они ни были, дают кратковременный положительный результат. Самое главное в любой диете – выход из нее. Я рекомендую не спешить и есть с расстановкой. Начните с ломтиков помидора, моцареллы со свежим базиликом, потом закажите фуа-гра и попросите повара отнестись к делу с любовью. Расплатившись, неторопливо пройдите к автомобилю и быстро – домой. Там уже должна быть разогрета соляночка с нормальной, я подчеркиваю, нормальной сметаной! Теперь приступайте к жареной картошке, нарезанной ломтиками, с луком. Важно, чтобы у нее был желто-коричневый отлив. Стейк после диеты не должен быть пережарен, а сома доведите до кондиции в режиме broil. Не переборщите с десертом: половины торта «Лямур» вполне достаточно. Закусите зефиром в шоколаде и ложитесь спать. Наутро вы снова готовы к диете. Желаем удачи!
«ДОМИНИКС» . В 1909 году в Чикаго из Италии приехал некто Доминик Ди Маттео. Первым делом он спросил у брата, приехавшего из Италии пятью годами раньше:
– Джузеппе, а где можно покушать букатини?
– В сухарях или с артишоками? – в свою очередь спросил Джузеппе.
– Ну, с артишоками, – ответил Доминик.
– Нигде, – сказал Джузеппе.
– А в сухарях?
– Тоже нигде, – сказал Джузеппе.
– А ризотто?
– Не-а.
– А лазанью с горгонцолой?
– Нигде.
– А панджалло, панетоне, панзотти и панини?
– Нету, – покачал головой брат Джузеппе.
– Доминика, – закричал Доминик, – собирай детей, мы возвращаемся на Сицилию.
Но он остался и через девять лет, летом 1918 года открыл первый магазин, который скромно назвал своим именем, а также именем жены и сына, который родился в день открытия магазина. Располагался он по адресу 3832, W. Ohio, и здесь настоящий итальянец мог купить все, что нужно для приготовления всего перечисленного выше, а также паппарделле и пекорино, равиоли и скьяччата, тальолини и тальятелле, тортеллини и фетучини, а также фокачча. В 1934 году Доминик открыл второй магазин, а в 1950-м – третий. Сейчас в Чикаго работают девяносто девять магазинов «Доминикс». Мы от души желаем всем хозяевам русских магазинов не останавливаться на достигнутом и открывать все новые магазины. Да, чуть не забыл: основная концепция Доминика ди Матео – свежесть может быть только первой. Поэтому сеть магазинов и называется «Dominick’s Fresh Stores». Еще раз желаем всего доброго хозяевам русских магазинов.
ДОРОГИ . В Америке тоже две беды – дороги и разъезжающие по ним люди в автомобилях. За исключением хайвеев, фривеев и прочих веев, большинство остальных дорог называются «ой-веями» и вымощены они не брусчаткой, покрыты не качественным асфальтом, а благими намерениями.
«Ой-веи» постоянно ремонтируют, отчего они становятся хуже, а пробки на них – длиннее. Пробки в Америке состоят из автомобилей преимущественно японского производства. Сидящие за рулем люди отличаются от всех остальных пугливостью, любопытством и неумением управлять транспортным средством в дождь, снег, град, ветер, переменную облачность без осадков и в солнечную погоду. Съехавший в кювет автомобиль становится объектом вдумчивого созерцания сотен автомобилистов. При этом автомобилисты замедляют ход, отчего образуются многомильные пробки, которые в других странах можно увидеть только во время визитов папы римского – в связи с тем, что основные дороги там перекрываются.
У каждой дороги в Америке – свой номер. Номера написаны на табличках и располагаются на обочинах. Как правило, они вводят в заблуждение эмигрантов, которые принимают начертанные на табличках цифры за разрешенный лимит скорости. Например, нередки случаи остановки удивленного эмигранта полицией на 94-м хайвее, хотя он к этому моменту ехал еще со скоростью 85 миль в час, то есть, по его мнению, не набрал даже разрешенную скорость.
ДРУЖБА . Дружба в эмиграции бывает трех видов – бескорыстная, корыстная, по телефону и придуманная одним из дружащих. Бескорыстная дружба возможна только между людьми с одинаковыми доходами, как метко подметил Пол Гетти. Чем богаче друзья, тем дороже обходится дружба. За исключением этого обстоятельства, дружить бескорыстно – необременительная процедура.
