Василий Федорович - Faciam lit mei mernineris
22. Тот, кто носит медный щит
Замечательный писатель Соловьев в своей книжке про Ходжу Насреддина вложил в уста своего героя афоризм «Тот, кто носит медный щит – тот имеет медный лоб!». С тех пор прошло немало времени, вроде и Россия не похожа на средневековую Бухару, и сотрудники правоохранительных органов отличаются от среднеазиатских стражников… а актуальность у этого афоризма сохраняется поразительная. Вся атмосфера борьбы с экстремизмом пропитана духом какого-то удивительного, нереалистичного и гротескного идиотизма. В этой главе поговорим про то, каким образом кровавая Система искореняла на Урале фашизм и что из этого вышло.
Самое первое открытие, которое я сделал, общаясь с представителями праворадикальной среды, касалось удивительной формы правового нигилизма, сложившегося у ультраправых. Они сочетали веру во всесилие Системы и особенно органов госбезопасности с абсолютной уверенностью в том, что лично им за любые безобразия ничего не будет. Больше всего это похоже на то, как маленького ребенка мама пугает страшным бабайкой, который живет под кроватью и которому отдадут ребенка за плохое поведение. С одной стороны, ребенок несомненно верит в могущество страшного бабайки, но также понимает и то, что скорее всего ничего страшного тот ему не сделает. И представители ультраправой среды, и маленький ребенок сочетали иррациональный страх с уверенностью в отсутствии последствий, основанной на личном опыте безнаказанного плохого поведения. От чего так вышло? Отчасти так сложилось исторически, потому что детство или ранняя юность у наших героев пришлись на девяностые годы ХХ века, во время полного упадка государственной власти и авторитета правоохранительной системы. Но гораздо больше для этого сделали сами правоохранители, системно и последовательно усугублявшие последствия экстремисткой деятельности.
***
Большим откровением для борцов с экстремизмом стало бы внимательное прочтение название федерального закона, посвященного этой проблеме – «О противодействии экстремистской деятельности». Странно, да? Название не содержит термина «борьба», и говорит о «противодействии», что далеко не одно и то же. Лексическое значение слова «экстремизм» - любые крайние и радикальные убеждения. Как можно бороться с неопределенно широким кругом радикальных убеждений неясно, и размышления над этим вопросом приведут нас куда-то в сторону антиутопий в духе «Эквилибриума». Логично, что проявлениям экстремизма можно только противодействовать – причем конкретным; и посредством очень разнородных мероприятий. Например базовая основа противодействия чему угодно – профилактика возникновения причин этого явления, в случае с праворадикальным экстремизмом таковой бы могла стать нормальная политика противодействию этнической преступности и «нулевая терпимость» к данному роду преступлений наряду с преступлениями экстремистской направленности.
Но это бы означало действительную и конструктивную работу по этому направлению – что в корне противоречит современной доктрине имитации бурной деятельности, которая является господствующей в правоохранительных органах. Основываясь на трех китах современной правоохранительной системы – невежестве, бездарности и коррупции, данная система в наших краях породила три исторических этапа противодействию экстремизма.
Первый этап занимает исторический промежуток с архаических времен становления российской государственности после развала СССР и до 2003 года, а называется он «Все хорошо, прекрасная маркиза». Первые проявления национального вопроса и рост шовинистских настроений наступили сразу же после ликвидации монолитного советского государства, но длительное время их актуальность терялась на фоне экономических и социальных проблем. Выражаясь простым языком, такой пиздец царил повсеместно, что на этот локальный вопрос и внимание-то толком никто не обращал. То же самое старое РНЕ кажется чем-то немыслимым в современной России – частная армия в десятки тысяч боевиков, большинство из которых были вовлечены в криминальные заработки. До прихода к власти Путина в СМИ данная тематика просто терялась на фоне событий глобального масштаба, а вот после случилось интересное дело. Когда к власти пришел выходец из силовых структур и СМИ сильно зажали, то по всем острым темам начала работать старая советская методика «если мы об этом не говорим, то значит этого нет». В СССР, как известно, не было секса, а в России в конце 90-х – экстремизма. В крупных городах расцветала субкультура скинхедов, носивших явное палево, на многочисленных концертах толпы кидали римское приветствие… а государство безмолвствовало. По сути известные читателю тенденции выросли в те годы буквально как в инкубаторе, при полном отсутствии интереса у государства. Почему так вышло сказать трудно, но совершенно убежден, что в основе лежал вечный страх милицейского чиновника внезапно найти у себя под носом говно, и испортить им статистику, пока соседи делают вид что у них пахнет розами, и поют что у них «все хорошо, все хорошо».
Этот период в Москве закончился во времена погромов Ясенево и Царицыно и беспорядков на манежной площади, а в нашем городе продлился до 2003-2004 года и окончательно закончился только в 2005-м, после резонансного убийства армян в Пышме.
Второй этап оказался наиболее успешным по фактическому результату – эпоха борьбы со скинхедами. Если вернуться к приведенной аллегории с говном, то наступил он в тот момент, когда вонять стало уже нестерпимо, а кому-то из милицейского начальства насрали прямо на голову. Обнюхав и облизав обгаженную фуражку, государство наконец-то оценило вкус, цвет и консистенцию неизвестной субстанции, и публично подтвердило страшную догадку, о том, что же это такое – «Это же… это же говно!». Получив отмашку, СМИ начали трубить о страшных скинхедах, провозглашая конец света и второе пришествие фашизма. Аналогичную отмашку получили и правоохранительные органы, и началось искоренение коричневой заразы. Беда только в том, что интеллектуальных возможностей у правоохранителей хватило исключительно на установление внешних признаков без понимания сути. Куст, как известно, представляет собой совокупность веток и листьев, торчащих из одного места, а скинхед – лысого как коленка индивида в ботинках с белыми шнурками, который все время кидает вверх правую руку и говорит «зиг хайль». Все, кто таковыми не являются – не скинхеды! Так государство извело остатки субкультуры довольно массовыми посадками, и в последствие причинило значительный ущерб части организованной преступности, в которую мутировали скинхеды. За 90-е годы УБОПы научились неплохо противодействовать бандам, и на короткий период совпали развитие правого движа и понимание преступных закономерностей организованной преступности милицией; причем после ОПГ 90-х скиновские бригады для УБОПа стали относительно легкой целью. Про этот период довольно-таки неплохо написал в своей книге легендарный Жора Бойко, знаменитый начальник питерского УБОПа. У нас происходило все то же самое, и 2005 год ознаменовался практически полной ликвидацией всех нежизнеспособных банд города местным УБОПом и раскрытием череды преступлений экстремистской направленности. Успех государства в противостоянии с Движением был очень кратковременным – приближался третий этап, который начался в 2010 году с событий на Манежной площади.
Третий этап можно охарактеризовать лишь цитатой из классического революционного труда – «Призрак бродит по Европе». Внезапно оказалось, что скинхеды-то куда-то делись, а экстремизма становится не меньше, а больше. Только милиция успела привыкнуть к излюбленному противнику, как тот дематериализовлся, превратился в призрака и стал препохабно себя вести. Сначала выяснилось, что две трети направлений явной националистической деятельности оказались легальными, причем праворадикальная среда обзавелась внушительным информационным потенциалом и «мускулами». Как в правовом поле с собственными адвокатами и правозащитными центрами, так и в прямом смысле – тот же легальный околофутбол накопил такое количество боевиков такого качества, что успехам основных «грядок» с топовыми бандами могло бы позавидовать старое РНЕ. В довершение ко всему старый жупел из маргинального бритоголового со свастикой и бутылкой дешевой бормотухи поблек окончательно: новое поколение оказалось обеспеченным, спортивным, и модно одетым в дорогие европейские бренды, одновременно с ними предпочитая дорогие ножи и качественное огнестрельное оружие. Вопреки всем стараниям СМИ и «борцов» с экстремизмом, быть националистом стало модно и привлекательно. Тут-то «борцы» и оказались в тупике: как бороться с тем, что рассеялось по всему социуму и приобрело вместо исторического отторжения фашизма черты массового одобрения? Протухший «культ Победы» ничего не смог исправить, и в стране, которая победила фашизм, каждый второй на улице согласится с тем что «чурки заебали» и их нужно отстреливать. Полностью потеряв выраженные ориентиры в том, с чем нужно бороться, правоохранительная система заметалась из стороны в сторону, подменяя противодействие экстремизму институтом политического сыска. Толку от этого нет все равно – на месте одного искорененного экстремистского рассадника образуется десяток новых.
