Раймон Кено - С ними по-хорошему нельзя

— Если бы ты жил один с мамой, ты бы так часто не пил.

— Это правда. Тебя уже, наверное, заколебало сносить ее в одиночку. Бррр. Не разгуляешься. Хотя с миссис Килларни оттянуться удается тоже не часто. Но я выкручиваюсь.

Внезапно он напоролся взглядом на мои ноги.

— Знаешь, что? Если ты пойдешь на эту вечеринку, тебе надо надеть другие чулки.

— Это моя лучшая пара.

— Одна стыдоба. Купи себе другие. Классные. Шелковые. Очень тонкие. Легкая облачность. И чтобы сзади стрелка была совершенно прямая, строго перпендикулярная линии горизонта. Покажись-ка. Ты только посмотри на этот зигзаг. Омерзительно. Готов поспорить, что ты еще и заворачиваешь чулки под юбкой. Да? Совсем скверно! Доставь мне удовольствие: к этому дню купи себе еще и корсет. Кстати, ты получила другие журналы мод из Парижа? Да? Тогда одолжи мне. Приятно быть в курсе. А как там Прель?

— Он на днях сюда приедет.

— Вот это мне нравится. Надеюсь, он пронесет через таможню несколько бутылочек рикара.

— Да. А мы можем приехать к Мак-Адаму вместе?

— Если хочешь. А что? Робеешь?

— Конечно.

— Ты там еще ни разу не была?

— Нет.

— Пригласили-то нас из-за папы.

— И из-за твоего стихотворения.

— Это тоже из-за папы.

— В таком случае еще из-за Бесс.

— Знаешь, после того, что ты мне тогда сказала, я пошел к ней на могилу и положил цветы.

Я была ошарашена не меньше, чем когда узнала, что Мэри с удовольствием воспринимает отцовскую порку. Человечество — забавное все-таки явление.

11 мая

Пересчитав все свои сбережения и перечитав все свои парижские журналы, я отправилась глазеть на витрины в центре города. Я еще никогда не осмеливалась там что-либо покупать. Самое страшное — это то, что в некоторых магазинах вас обслуживают продавцы-мужчины. Но в чем заключается их обслуживание? Я предпочла вообще туда не заходить. А потом, корсет — это для меня слишком дорого. И надо ли вообще его надевать? «Ваша красота» заявляет: «Мыслимо ли не уделять максимум внимания тщательности выбора корсета, который должен целый день облегать ваше тело?» Красиво звучит «облегать». Правда, в одном номере они пишут: «Каждая женщина должна носить корсет», а в другом: «Остается лишь мечтать о том, чтобы женщины могли обходиться без него». Кажется, я достаточно мускулиста, чтобы обходиться без него. Куплю-ка лучше туфли на высоком каблуке.

14 мая

В конце концов я купила себе очень тонкие шелковые чулки дымчатого цвета, черный пояс, красные шелковые трусики из джерси[*] и изящные туфельки из черносмородинового шевро (с накладкой из кожи ящерицы) на пятисантиметровых с четвертью каблуках а-ля Людовик XV. Что касается лифчика, то, учитывая стойкость моей груди, это была бы совершенно бесполезная трата. На вечеринку я надену платье из разлинованного в клетку фисташково-ванильного фая с пышными короткими рукавами.

15 мая

Я разделась, чтобы одеться. Начала с чулок: было так приятно на ощупь, что я долго гладила себе ноги. Затем надела пояс, внимательно следя за тем, чтобы шов сзади шел прямо. Посмотрела на себя в зеркало и нашла себя очень элегантной и на удивление стройной. Я так себе понравилась, что с радостью пошла бы прямо так, но идти на свою первую вечеринку в таком виде было бы несколько рискованно. Платье сидело хорошо, туфли почти не жали. Я чуть не забыла красные шелковые трусики из джерси; надела их в последнюю очередь.

Спустилась вниз. Мама воскликнула:

— Какая ты красивая! Как жаль, что тебя не видит отец, он был бы сейчас так горд за тебя.

Я отправила ее ловить такси, хотя это было опрометчивым решением: она могла запросто забыть, зачем вообще вышла. Однако она вернулась через четверть часа, я успела на всякий случай кое-куда сходить. В такси я дала шоферу адрес Джоэла, и он мгновенно завязал со мной разговор:

— А вы никак знакомы с сыном Вампира?

Я ответила, что это мой брат, и он так этим заинтересовался, что за разговором мы чуть не уехали в другую сторону.

Когда мы приехали в тупик, я попросила его подождать и вошла в заведение Джоэла. Когда входят в лавку, обычно не стучат. Я вошла, наверное, очень тихо и заметила в углу, при свете коптящей керосиновой лампы, среди мелких костей — сырья для кустарного производства брата — что же я заметила? — ритмично задыхающуюся телесную магму. Так как я уже начала понемногу трезветь, то сразу поняла, что речь идет о двух человеческих существах, которые предпринимают попытку воспроизвести третье. Повнимательнее рассмотрев феномен, я отметила, что их позы не соответствовали общепринятым, по крайней мере тем, которые я себе представляла исходя из данных, почерпнутых в результате наблюдения за животным царством. А значит, на моих глазах разворачивалось одно из тех разнообразий, на которое как-то намекнула Мэри и которое заключалось в перевернутости представительницы женского пола, каковая находилась как бы в некой супинации[*]. В данном случае вышеупомянутая представительница, используя голос миссис Килларни, сопровождала процесс довольно бессвязным речевым комментарием, из которого вытекало то, что она сейчас кончит существование земное, чтобы перейти к загробному. Однако второй персонаж, перемежая проклятия и призывы «о my God», отвечал, что он получает огромное удовольствие, но ни голосом, ни манерами он не был похож на моего брата. Итак, я присутствовала при адюльтере, и даже хуже того, поскольку Джоэл и миссис Килларни не были женаты.

Сообразив, что оказалась здесь лишней, я на цыпочках вышла. В тупике я выбрала темный угол, чтобы дать выход своим эмоциям. Но я совершенно позабыла о шофере, который в это время прогуливался по окрестностям тупика, покуривая сигарету. Искренне заинтересовавшись, он приблизился ко мне и, сопровождая слова жестом, предложил: «Пожурчим и чокнемся?» Это была старая добрая шутка, позаимствованная — по словам Мишеля Преля, по крайней мере — из изысканного нормандского юмора через солдатню генерала Эмбера[*] во время неудачной высадки французов в 1798 году[*].

Я была слегка раздосадована помехой, но не могла помешать себе закончить то, что начала. Вместе с тем я была тронута дружеским порывом этого славного мужчины и боялась его обидеть, не ответив ему какой-нибудь вежливой сентенцией. Я осознавала всю щекотливость ситуации. К счастью, дверь лавочки открылась, какой-то мужчина массивных размеров — возможно, мясник — вышел и удалился, так нас и не заметив. Миссис Килларни высунула голову и выкрикнула:

— Кто там еще?

— Я, — ответила я. — Салли. Я приехала за Джоэлом.

— Что-нибудь серьезное? Что это за господин?

— Шофер такси. Мы с Джоэлом приглашены на вечеринку к Мак-Адамам.

— Так что же вы! Входите, мисс Мара. По-моему, Джоэл еще не готов. Он, наверное, спит.

Через час я уже заталкивала Джоэла в машину, миссис Килларни помогала мне. Я спросила, поедет ли она с нами.

— Нет, спасибо. Это для молодых.

Она захлопнула дверцу, и я дала шоферу адрес Мак-Адамов. По дороге я попросила его остановиться перед домом тети Патриции, чтобы еще раз воспользоваться ее удобствами, так как чувствовала себя все более и более взволнованной. Когда я от нее вышла, Джоэла с шофером в машине не было. Я с трудом вытащила их из ближайшего паба, успев при этом пропустить для храбрости три стаканчика уиски. Мы прибыли в пункт назначения на два часа позже назначенного времени. Мои последние фиорлайны ушли на оплату такси.

Нас встретили бурной овацией, Джоэл, не долго думая, шмыгнул в сторону бутылок, а мои подруги — только сейчас я заметила, что их, оказывается, немало — налетели на меня с вопросами, комплиментами и объятиями. Я весьма оробела, несмотря на изрядное количество уиски, и обнаружила, что была единственной девушкой, которая не пользуется пудрой и помадой. Даже Игнатия покрасила ногти. Когда вызванный нашим приездом энтузиазм поутих, кто-то завел патефон и несколько пар принялись танцевать. Это была мазурка, а я как раз ее и учила: глиссе, купе-дессю, фуэте, глиссе, купе-дессю, жете, шесть тактов, восемь движений[*]. С трепещущим сердцем, сжавшимся зевом и сухим языком, я себя спрашивала, пригласят ли меня. Меня пригласили, но не сразу, и это был парень, которого я никогда раньше не видела.

Когда он обнял меня за талию, а его рука углубилась в изгиб моей спины, я так разволновалась, что чуть не потеряла сознание. Мой позвоночник пронизывали молнии, в глазах маячило и рябило, а интимности обожгло огненным шаром: я дебютировала галопом и сдуру выдала несколько па из кадрили лансье. Мы оступились, мой кавалер (о!) сжал меня крепче, чтобы удержать от падения, глубины моего существа увлажнились, и, откинув голову назад, я закатила полуобморочные глаза кверху, в то время как мои ноги, запутавшиеся в тщетных поисках дцатого движения внутри надцатого такта, натыкались лишь на отдавленные пальцы моего кавалера (о!).