Росарио Ферре - Дом на берегу лагуны

Одно было очевидно: Исабель держит на него зло. Но разве он мало любит ее? Разве он позволил себе хоть раз плохо обойтись с нею? Разумеется, нет. Он всегда старался быть добрым и почтительным, и не из вежливости, а потому что действительно любил ее. Они были прекрасной парой, все друзья завидовали их счастью. Из всех браков ровесников их союз был почти единственным, который не распался. Невозможно поверить, что после двадцати шести лет совместной жизни они поссорятся из-за такой ерунды, как какая-то книга!

Описание нижнего этажа, населенного слугами, которые всегда были благородны и услужливы, в то время как жители верхних этажей представляли собой сборище чудовищ, подтвердило его подозрения. Он прекрасно знал жизнь обитателей нижнего этажа, когда Ребека и Буэнавентура были еще живы. Слуги пользовались великодушием его отца и втайне от него занимались всякого рода неблаговидной деятельностью: от совершения ритуалов черной магии до воровства и контрабанды. Поэтому в один прекрасный день он и решил отойти от хозяйственных дел. Представив себе Петру, которая величественно восседает в кресле, будто огромная паучиха, и плетет паутину вокруг его семьи, он почувствовал, как у него зашевелились волосы на голове.

Надо набраться храбрости и уничтожить проклятую рукопись. Надо встать с дивана, пойти в кухню и сжечь ее в раковине. Спички в кармане. Уже несколько дней он носит их с собой. Но он не двинулся с места. Он чувствовал себя мухой, запутавшейся в паутине, которую сплела Петра.

24. Виконты из Мадрида

В апреле 1956 года Ребека и Буэнавентура увезли Родину и Свободу в шестимесячное путешествие по Европе. Одной было шестнадцать, другой семнадцать лет, и в сентябре девочки должны были поступить в «Ла Розе», колледж для избранных в Швейцарии. Родители хотели, чтобы они, прежде чем окажутся в интернате, повидали мир. Мы с Кинтином с ними не поехали. Мы остались на Острове и все эти месяцы были очень счастливы.

Мы очень любили нашу квартиру. Она была на десятом этаже, и ветер с Атлантики продувал ее насквозь, будто мы плыли на корабле. Я начала тогда писать рассказы, но ни один не нравился мне настолько, чтобы его публиковать. Кинтин был совершенно поглощен работой в компании. Уже тогда он контролировал весь торговый процесс. Он принимал решения о новых поставках, проверял бухгалтерские счета по сделкам, следил за работой служащих и в офисе, и в магазине. Он работал по десять часов в день за мизерную зарплату, но не считал это жертвой со своей стороны. Он считал это необходимым процессом приобретения навыков.

В июне, через три месяца после того как семейство отбыло в Европу, мы получили телеграмму из Мадрида. Родина и Свобода только что вышли замуж за братьев, представителей знатной семьи, Хуана и Калисто Осорио де Бурбон, испанских виконтов. Через несколько дней пришло письмо от Буэнавентуры, адресованное Кинтину, с подробным описанием свадьбы. Его сестры познакомились с Хуаном и Калисто в городе Херес-де-ла-Фронтера на выставке отборных лошадей в конюшнях Педро Домека, который обожал конный спорт. Епископ Мадрида лично обвенчал молодых, отслужив двойную мессу в церкви Святого Духа. Папа Пий XII прислал из Рима свое благословение, и каждой паре была вручена дворянская грамота, оформленная в средневековом стиле. После церемонии состоялся роскошный прием в садах отеля «Ритц», который нравился Ребеке, потому что там не останавливались ни негры, ни кинозвезды. Однажды Ребека рассказывала, как портье отказался поселить Эву Гарднер и знаменитого тореадора Луиса Мигеля Домингина, потому что они не были женаты. «Испанская аристократия придерживается традиций Римско-католической церкви, и наш отель не может позволить себе вызвать недовольство клиентов», – громко сказал им портье, чтобы слышали все, кто был в вестибюле. И Эва Гарднер со своим тореадором были вынуждены поселиться в отеле «Палас» на другой стороне проспекта Кастельяна.

Осорио де Бурбон находились в прямом родстве с королевским домом Испании, и на свадьбе присутствовали несколько инфант. Короче, Хуан и Калисто были испанскими грандами, что позволяло им не снимать головной убор в присутствии короля. От всех этих «штучек-дрючек», как писал Буэнавентура в конце письма, Ребека чувствует себя на небесах, а он никогда так не веселился с тех пор, как был коронован королем Антильских островов в казино одной из далеких колоний.

Буэнавентура не мог пережить того, что надо будет расставаться с дочерьми, и предложил Хуану и Калисто переехать жить на Остров. «Там, где кормятся семеро, прокормятся и девять», – сердечно сказал он, уверяя их, что они найдут работу в торговом доме «Мендисабаль и компания». Хуан и Калисто любезно приняли приглашение. Испанская аристократия порядком обеднела за время гражданской войны. Генералиссимус Франсиско Франко обещал восстановить монархию: однажды Хуан Карлос Бурбон, который был в то время прыщавым подростком, взойдет на престол. Но никто не знал, сколько еще лет пройдет, прежде чем сие случится.

Семейство вернулось на Остров в августе, через два месяца после свадьбы. Они пересекли Атлантику на пароходе «Королева Елизавета», на который погрузились в Саутгемптоне. Родина и Свобода настаивали на том, чтобы отец купил каждой паре новую квартиру, похожую на нашу. Они хотели быть независимыми и жить своей жизнью, говорили они, но Ребека не согласилась. Дом на берегу лагуны был такой большой и такой пустой, что ей было грустно. Кроме того, Хуан и Калисто привыкли, что в Испании у них была армия слуг, которые гладили им рубашки и простыни, а Родина и Свобода сроду не выгладили даже носового платка. Пусть лучше поживут с тестем и тещей какое-то время, пока не привыкнут к новой обстановке.

Ребека устроила для каждой пары свое гнездышко, куда водрузила кровать с балдахином, шкаф из наборного дерева и столик из сейбы с мраморной крышкой, на котором стоял умывальный таз с кувшином. Она велела Петре не отходить от виконтов ни на шаг и потакать всем их капризам: завтрак ежедневно подавался в постель, одежда, которую они собирались надеть, должна была висеть на вешалках, пока они принимали ванну, а начищенная до блеска обувь стоять за дверью их комнат. Брамбону велено было возить их повсюду на семейном «роллс-ройсе».

Спустя месяц по прибытии на Остров Родина и Свобода объявили, что обе беременны. В последующие два с половиной года обе рожали по ребенку через каждые девять месяцев, так что к концу третьего года в доме на берегу лагуны было шестеро младенцев, от которых Ребека была без ума и которых Буэнавентура выносил со стоическим терпением, достойным святого Роке. Ребека была счастлива. Она радостно просыпалась по утрам под плач своих внуков и велела Петре выписать еще несколько служанок, чтобы те помогали ухаживать за детьми. Петра немедленно исполнила приказание: на следующий же день из Лас-Минаса прибыли на лодке шесть ее племянниц. Нижний этаж наполнился кипучей деятельностью. У каждого внука была своя нянька; ежедневно нужно было стирать по четыре дюжины испачканных пеленок, поднимать на верхние этажи два ведра парного молока и стерилизовать сорок пустых рожков. В кухне готовилось огромное количество еды, и пришлось купить еще трех коров, потому что корова Буэнавентуры все время оказывалась без молока.

Родина и Свобода получили титул виконтесс, и это им страшно нравилось. После того как они побывали в Испании, все, что было на Острове, казалось им второго сорта. В Сан-Хуане не было ни элегантных кафе, ни пятизвездных ресторанов, как в Мадриде. На весь город был только один театр «Тапиа», пыльный и унылый, где показывали вышедшие из моды пьесы и дрянные оперетки. Они отчаянно скучали. И потому все свое время проводили в магазинах, изо всех сил развлекая себя покупками новых ювелирных украшений и туалетов, записывая все это на счет Буэнавентуры.

Ребека ценила своих зятьев очень высоко. Желая представить их своим друзьям, она устраивала в доме на берегу лагуны роскошные приемы. Сан-Хуан кипел от нетерпения; все с волнением ожидали, когда придет приглашение на прием в дом Мендисабалей, чтобы «познакомиться с Бурбонами», как будто это был цирк, куда ходят посмотреть на слонов. Буэнавентура по-своему получал удовольствие от общения с зятьями; будучи «себе на уме», он смеялся над ними у них за спиной. Ему нравилось передразнивать Хуана, который кичился тем, что унаследовал выступающую вперед челюсть от Филипа V, первого Бурбона Испании. Стоило кому-нибудь упомянуть его зятя, Буэнавентура выдвигал вперед челюсть, принимал горделивую позу и начинал прогуливаться взад-вперед, будто призывая Диего Веласкеса, чтобы тот написал его портрет. Каждый раз, когда кто-то произносил слово «Бурбон», он собирал губы, вообще-то полные и мясистые, в «куриную гузку», будто собирался дуть на горячий котелок, и брал себя за нос большим и указательным пальцами, давая знать таким образом, что аристократизм Бурбонов такой древний, что уже давно прокис. Глядя, как паясничает Буэнавентура, я не раз спрашивала себя, не является ли изъеденная молью старинная грамота, которую он привез из Вальдевердехи, подтверждающая его право на благородный титул, всего лишь подделкой. Я всегда подозревала, что мой свекор, как и большинство испанских конкистадоров, происходит из скромной семьи. Но мне так и не удалось это выяснить, множество неразгаданных тайн Буэнавентура унес с собой в могилу.