Дуровъ - Все схвачено
«Шуты» пели свою песню на стихи хорошего поэта забугорной Страны Туманов, давно покойного: «А если мука суждена… Тебе судьбой… Тебе судьбой… Готов я скорбь твою до дна… Делить с тобой… Делить с тобой… И если б дали мне в удел… Весь шар земной… Весь шар земной… С каким бы счастьем я владел… Тобой одной… Тобой одной…»
И ведь пели, собаки, хорошо, душевно, даже голоса кое-какие имели место, хотя Легат знал, что один по крайней мере со временем запоет на порядки лучше, а другой – так и вовсе станет одним из первых голосов на нашей небогатой этим товаром эстраде.
Но здесь они начинали. И Легат, несмотря на не великую любовь к отечественной эстраде, был доволен своим решением прийти сюда.
Ну, джаза ждал. А этих «Шутов» забыл напрочь. И что с того. Если считать по внутренним часам Легата, то понадобилось четыре десятилетия, чтобы он смог – когда-нибудь, где-нибудь, кому-нибудь – сказать: а я в семидесятом пошел на протырку в «Четыре времени» и послушал «Шутов». Или придет к нему в Службу по какому-то важному для него вопросу этот Один-из-Первых, а Легат к слову скажет ему: «А я вас слышал аж в семидесятом в Центропарке, во „Временах“… И смягчится посетитель в начальственном кабинете, и разговор легче пойдет. Только на хрена ему эти понты?..
А тут официант коньяк принес Легату, уже откупоренную бутылку красного из все той же гордой горной республики, бокалы поставил, вазу с яблоками и – это круто! – тройкой недешевых апельсинов в центр стола водрузил. Аккуратно разлил вино в два бокала и бумажку-счет Легату протянул.
Легат глянул: на четырнадцать рублей нарадовались. Он быстро вынул из бумажника две десятки, сказал:
– Сдачи не надо. Спасибо, – и поднял бокал с коньяком, посмотрел на своих нечаянных спутников: – Видимся впервые и скорее всего в последний раз. Его величество Случай повторений не любит. Хочу выпить за вас. Я, знаете ли, умею видеть будущее, поэтому скажу вот что: у вас будут спокойные, но скучные первые десять лет жизни, считая от дня нынешнего. Ну, может пятнадцать… Потом еще лет восемь – тоже скучноватых, но – уже с надеждой. А потом – все будет зависеть только от вас. Трудно будет. Но если вам, ребята, хватит упорства, терпения, сил, наконец, то все у вас получится преотлично!
Сказал мутное, сам понял, что сказал мутное, но – чокнулись, выпили, и Легат встал:
– Успеха вам!
И пошел к выходу.
А на сцене «Шуты» пели грустное:
«Будто с неба срывал и кидал он планеты… так всегда перед смертью поступают поэты… Но пруды высыхали, и плоды увядали… И следы от походки его пропадали…»
Ушел Легат. И следы от походки его даже не появились, потому что погода нынче стояла теплая и сухая. Но ведь и песня – не про него…
Вышел из Парка, перешел один из красивейших мостов Столицы, спустился на набережную, на пристань, постучал в будку. Окошко открылось.
– Ночь на дворе. Завтра приходите.
– Мне сейчас нужно, Харон, – засмеялся Легат. – Уж извини, что разбудил.
Харон проснулся окончательно, вскочил, что-то уронил, громыхнув, выбежал на пристань:
– Возвращаетесь? Это мы сейчас. Это мы мигом… – и в катер спрыгнул, и движок сразу завелся.
Легат сошел в катер, сел на носовую банку.
– Когда назад будете? – полюбопытствовал Харон.
Любопытство его было к месту: ему ж встречать.
– В воскресенье. Часиков в десять утра. Не проспи.
– Да как можно! – укоризненно сказал Харон.
И замолчал. Может, обиделся. Ни оправдываться, ни вообще разговаривать Легату не хотелось…
Прибыл домой, позвонил на мобильник Генералу, назвал время визита. Генерал крыльями в панике захлопал, залопотал, что времени мало, что человечек может быть уже занят, что надо заранее предупреждать.
– Мое дело – попросить разрешение на визит. Оно получено. Причем не в конторский кабинет, а домой. Не слабо, а? Я договорился, Генерал, а со своим человечком сами разбирайтесь. Кстати, кто из нас двоих про воскресенье говорил? Точно не я. Так что первое слово дороже второго. А Очкарик не заплачет, если приеду к нему один.
И – точка.
А завтра будет день и будет, как и положено поговоркой, пища. То есть традиционная утренняя планерка в Крепости у Командира. Опоздание не приветствовалось, а напротив…
Легат отсидел свое на планерке молча, поскольку даже за короткое время скитаний через тоннель отстал от местных реалий. Скорость жизни в Службе высокая, догонять придется…
Расходились.
Командир сказал Легату:
– Задержись.
Легат сел в кресло перед столом Командира.
– Что там у тебя? – спросил Командир, и особого интереса в его голосе Легат не уловил.
– Полагаю, что заканчиваю свою повинность – по договоренности с обеими Конторами.
– Кто за тебя останется?
– А это еще важно?.. Диггер. Я тебе рассказывал.
– Что-то помню… С Очкариком как?
– У нас с ним сложились очень добрые отношения, – развернуто ответил Легат.
– Помимо дела?
– И помимо дела – тоже.
– Ну, ты даешь, – похвалил его Командир, но особого восхищения Легат не услышал. – Когда вернешься к работе?
– Я пока работаю, Командир. Любое приключение должно иметь своевременный финал. Полагаю, что финал моего наступит максимум через несколько дней. И я на следующей неделе вернусь к своим обязанностям.
– Давай быстрее. Дел много… Хотя твой Усатый – он толковый мужик.
– Других не держим, – ответил Легат, поднимаясь с кресла. Явно протокольное собеседование пришло к финалу.
Он уже шел по традиционно унылой ковровой дорожке к дверям, как позади мерзко заверещала «вертушка». Легат машинально – до чего ж рефлекс силен! – тормознул и оглянулся: Командир поднес к уху трубку, произнес казенное «Слушаю!», впрямь послушал секунд двадцать, свирепо взглянул на Легата и поднял указательный палец: задержись, мол… Легат притормозил. Стоял у дверей, ждал.
Командир по-прежнему молчал в трубку, терпеливо кивал головой, потом ответил:
– Спасибо, конечно, но это не моя заслуга. Я ему передам, он как раз у меня.
Положил трубку, спросил:
– Чего это ты такого невероятного сделал? Директор прям-таки заливается?
– Не знаю, – сказал Легат, потому что не знал. – Раз хвалит, значит, чего-то ему от тебя или от меня надо. Правило старое, но его никто не отменял.
– А вот не сказал он, чего надо. Дифирамб спел и потребовал тебя на ковер. Лично к нему. В двадцать ноль-ноль ровно. Сможешь ровно?
– Смогу. – Легат взглянул на «Генеральские»: десять минут четвертого они натикали. Времени до восьми оставалось – хоть жопой ешь…
– Позвони потом, – сказал Командир.
Любопытно ему было.
– Я-то позвоню, – согласился Легат. – Только ты мобилу не отключай…
А ровно в двадцать ноль-ноль открыл дверь в приемную Директора, автоматически удивился странному наличию в ней некоего количества здоровых мужиков в серых костюмах и темных галстуках, праздно сидящих на казенных стульях, услышал от помощника уже привычное: «Проходите, вас ждут», толкнул нелегкую дверь и оказался в знакомом кабинете.
– Лейтенант запаса Легат по вашему приказанию прибыл, – почему-то именно так отрапортовал он и – осекся.
От неожиданности. Она же – реприманд.
Потому что в кресле напротив Директора сидел Премьер.
Привычный такой Премьер, только-только сошедший с казенной фотки: в темно-сером костюме, в светлом галстуке, со скупой улыбкой на тонких губах. Конторский «человечек», если термин Генерала использовать. Эвона как!
– Вольно, лейтенант, – сказал Премьер и встал. И руку Легату протянул. – Рад вас видеть.
Легат машинально подумал: не «познакомиться рад» сказал Премьер, а именно «видеть». Быть может потому, что вообще-то они были давно знакомы. Де-юре. Легат не однажды виделся с Премьером – в Крепости на всевозможных мероприятиях Службы: на «круглых столах», на встречах с видными соотечественниками, деятелями того-сего – от культуры до религий, а еще и в школах, в научных и учебных институтах виделся, руку пожимал, но формально Премьеру представлен не был. Именно – виделся!
Потому что субординация. Синонимы: повиновение, подчинение. Что есть правда…
– Садитесь, господин Легат. – Премьер показал на кресло за столом рядом с Директором и напротив себя.
Логично. Он хотел видеть собеседника, а что Легат таковым окажется – какие сомнения! Реприманд репримандом, а сообразительности Легат не утерял. К месту и ко времени все всплыло: и просьба Полковника «взять с собой в семидесятый некоего человечка», и предложение постараться назначить поход на воскресенье, и, кстати, неожиданный и отличный повод для сего похода – посиделки на даче у Очкарика.
Хотя о посиделках надо будет поговорить специально: вдруг да не захочет Премьер лишних людей видеть? Так сказать, сверх протокола. Он такой…
– Расскажите мне, пожалуйста, о том, как вы нашли тоннель? – Премьер сразу взял быка за рога. Гуманные и нежные англосаксы к этой поговорке добавляют для вящей пунктуальности: а человека – за язык.
