Фаусто Брицци - 100 дней счастья
Словечко «мертвец» за последнее время слишком часто крутится возле меня, прямо как слово «люблю» в популярных хитах. Но это я не специально, просто так вышло.
Мы еще не дошли до корабля, как вдруг я понимаю, что мне нечем дышать, голова кружится и я вот-вот упаду. Я опускаюсь на скамейку и говорю Паоле, чтобы она с детьми отправлялась на корабль.
– Я уже тысячу раз там был.
И вот я сижу, а вокруг раздаются сотни детских голосов. И пахнет сладкой ватой, и слышатся веселые песенки, а вдалеке кто-то, испугавшись, кричит во весь голос. Я прикрываю глаза. Меня никто не замечает. Одинокий сорокалетний старик, присевший на скамейке посреди волшебной страны, но рядом нет ни голубя, ни сверчка, чтобы составить компанию.
– 4
В последний раз я был тут еще в школе, лет в двенадцать, в традиционной поездке всем классом. Вообще-то мы должны были ехать в Милан, но один учитель настоял, чтобы мы немного отклонились от курса и заехали в Бергамо. В те времена я был безнадежно влюблен в Летицию Катамай, не по возрасту крупную рыжую девицу, которая к тому же картавила. Она стала свидетелем одного из самых грустных моментов моей жизни. Три года я отчаянно и упорно ухаживал за ней, но не получил даже самого жалкого поцелуя в щечку, и вот, волею доброго случая я оказался с ней в одном классе в лицее. В первый же день, едва я обнаружил свое счастье, я кинулся к ней, пока Летиция стояла во дворе и ждала звонка на урок.
– Привет, – радостно крикнул я. – Ты в курсе, что мы в одном классе?
А она ответила:
– Ну, классно. Я Летиция. А ты?
«А ты»?!
Я остановился как вкопанный, точно в меня выстрелили из ружья.
Она меня даже не узнала! Для нее я – обычный мальчик, новый одноклассник. Три года моих ухаживаний пропали впустую – как видно, я оказался слишком застенчив, и она даже не заметила моего существования. Для нее я был человек-невидимка.
Я не стал напоминать ей о трех годах, проведенных со мной в одном классе, и забросил свои ухаживания. Она их не стоила. Через месяц я уже встречался с Антонеллой Дажефамилиинепомню и отлично провел с ней осень.
Лет через двадцать я снова случайно повстречал рыжую Летицию. Она катила коляску с малышом, старший ребенок держал ее за руку, а в другой руке она тащила пакет с продуктами. Но главное, она поправилась килограммов на тридцать, что, в общем-то, нас роднило.
Когда мы подходили к кассе супермаркета, наши взгляды на какую-то секунду встретились. Думаю, она и на это раз меня не узнала.
Когда мы добрались до Имберсаго, что на берегу реки Адды, солнце стояло в зените. Мы напоминали четыре жаренных каштана на сковородке, только сковородка по форме походила на машину. Даже кондиционер не помогал.
Мы вышли из машины и направились к молу.
Купили билеты и сели на паром, что идет из Имберсаго до Виллы д’Адда. Это единственный в мире паром, который функционирует таким замысловатым образом. Остальные уже давно вышли из строя. Между берегами натянут стальной трос, к которому и прикреплен паром. Паромщик толкает судно от одного берега к другому. Одного человека вполне достаточно, чтобы справиться. Гениальное изобретение.
Нет никаких сомнений в том, кто изобрел это чудо, ведь забавное плавучее средство так и называется «паром Леонардо». Хотя его уже несколько раз подновляли, он все еще сохраняет дух древности, от которого дети приходят в восторг. Я рассказываю историю изобретения замечательного парома.
– Леонардо влюбился в принцессу по имени Изабелла. Она жила в замке недалеко от дома юного изобретателя. Молодые люди виделись всего один раз, но между ними сразу вспыхнули чувства. Однако отец Изабеллы обещал выдать ее за сына своего друга, естественно, принца, поэтому бедняга Леонардо не смог даже увидеть свою возлюбленную еще раз. Но он придумал, как с ней общаться. Соблюдая большую осторожность, Леонардо натянул нить от крыши своего дома прямо к окну принцессы. Заметить снизу темную нить было почти невозможно. Благодаря такому хитроумному средству художник передавал принцессе любовные записки и рисунки, надеясь завоевать сердце красавицы. Но однажды ее отец обнаружил нить и стал угрожать расправой молодому ухажеру. Леонардо пришлось отступить, у него не было шансов быть рядом с любимой. Однако, спустя несколько лет, когда Леонардо поручили построить паром, он вспомнил о нити и использовал тот же принцип.
– А почему он не построил мост? – спрашивает практичная Ева.
– Наверное, не было денег, или берега реки оказались сыпучими и не выдержали бы фундамента.
– В общем, ты не знаешь, – подытоживает малышка.
– Я еще не закончил. У этой истории есть продолжение. Через много лет Леонардо нарисовал знаменитый портрет прекрасной Изабеллы и назвал картину «Мона Иза».
На этот раз вмешивается Лоренцо:
– Вообще-то Мона Лиза, а не Мона Иза.
– Да, в название закралась ошибка. Первый искусствовед, который написал об этой картине, ошибся, а следующие подхватили.
Дети не слишком-то доверяют моему объяснению, но делают вид, что поверили. Я наступаю, чтобы не дать им времени опомниться.
– Вы знаете, кто изобрел печатный станок?
– Гутенберг! – с готовностью отвечает Лоренцо, точно играет в «Кто хочет стать миллионером?».
– Точно, но кто первым изобрел автоматический печатный станок, очень похожий на сегодняшние принтеры? Тоже Леонардо да Винчи.
– Мне этот Леонардо не нравится, – заявляет Ева, – он слишком много делает.
Мы идем обедать в маленький ресторанчик, который так и называется – «У Леонардо». Рыбное меню включает в себя прекрасную и убийственную для желудка тарелку жаренной во фритюре рыбы и морепродуктов. Мне бы хотелось, чтобы это путешествие никогда не кончалось. Но, как известно, отпуск всегда имеет дурное обыкновение быстро заканчиваться.
– 3
Вечер. Берега озера Гарда освещаются ровным светом фонариков. На площадке кемпинга, спускающегося к самой воде, суета. С десяток человек – молодежь, семьи с детьми садятся у озера и вытаскивают из рюкзаков маленькие белые предметы. Каждый год в конце июля здесь празднуется день местного святого, и все это завершается особой церемонией. Вот и в нашем кемпинге многие подготовились.
Ева и Лоренцо сидят рядом со мной и с интересом наблюдают за действом. Паола отошла немного назад и фотографирует. Ее былой интерес к фотографии вдруг проявился в этом путешествии.
– Что это? – интересуется Ева.
– Это китайские фонарики. Когда такой фонарик зажигают, он взлетает и исчезает в небе.
– Как воздушный шар! – сразу подхватывает Лоренцо.
– Точно. Принцип по сути такой же, горячий воздух толкает фонарик вверх.
– Я тоже такой хочу, – заявляет Лоренцо, а за ним и Ева.
Я открываю рюкзак и достаю четыре фонарика.
– Затем-то мы сюда и приехали.
Раздаю фонари. Паола тоже подходит и протягивает руку. Я достаю из кармана зажигалку.
А тем временем окружающие продолжают доставать и расправлять свои фонарики, и вот уже кто-то просит всех подготовиться к запуску. Звучит таинственная музыка, похожая на композиции Энии или «Энигмы».
Ева, как всегда, проявляет любопытство:
– Пап, а зачем они нужны?
– Чтобы исполнять желания. Как только фонарики начинают подниматься к небу, каждый загадывает заветное желание, и фонарики несут его к звездам.
Я смотрю на Паолу.
– Ты готова, милая?
Я слышу, как дрожит ее голос.
– Конечно.
Музыка все громче. Кто-то командует: «Запускаем!»
Я по очереди зажигаю фонарики.
Фонарик Лоренцо отрывается от земли.
– Не забудь загадать желание!
Потом наступает очередь Евы…
– Только не говори вслух, а то не сбудется.
Взлетает фонарик Паолы…
– Мамочка, как здорово!
Когда Паола отпускает фонарик, она не отрываясь смотрит на меня. Не знаю, смогу ли я исполнить твое желание, милая, если только я угадал, о чем ты думаешь.
Последний фонарик мой.
Желание у меня простое. Я хочу, чтобы мои любимые были счастливы. Чтобы жили долго и безмятежно. Большего я не прошу.
Мой фонарик догоняет остальные, и они летят вместе с сотней других горящих фонариков, запущенных нашими соседями. Шествие огоньков, направляющихся к звездам. Летящий млечный путь, подрагивающий, точно стая светлячков.
Задрав головы, мы смотрим, как фонарики становятся все меньше и меньше. И обнимаемся. И даже если мы с Паолой уже не те, что прежде, мы все же семья. Небольшая чудесная семья.
– 2
Озеро Гарда скользит по правую сторону от нас. Почти двенадцать часов. Мы поздно проснулись. Я веду машину, пытаясь не выдать боли, и изо всех сил сдерживаю кашель, который почти не прекращается.
