Александр Житинский - Фигня (сборник)
Я откатила коляску, она проехалась шваброй по полу, подхватила ведро. Перед дверью остановилась в задумчивости.
– Как вы думаете, у Виктории Львовны я тоже должна убираться?
– Зачем же у нее? Только в отделах.
– Она ж тоже нынче сотрудница. И Люська у ней живет. Выходит, отдел…
– Тогда убирайтесь, – пожала я плечами.
– Вот не было печали… – ушла.
– Нет, Митенька, это сумасшедший дом… – я снова взялась за ложку. – «Глядь – бежит волчок…»
Щелкнул селектор, раздался голос Сергея Ефимовича:
– Горгона Михайловна, принесите мне, пожалуйста, штатное расписание нашего института…
– Сейчас, Сергей Ефимович.
Достала объемистую папку, положила ее в коляску, Митеньке в ноги.
– Поехали к начальнику, Митенька. Вырастешь, мы тебя тоже на оклад поставим…
Повезла Митеньку к Сергею Ефимовичу.
РУМЯНЦЕВ: Я сидел и считал на калькуляторе. Условия мне Сабурова создала замечательные. На столе – электрический самовар, заварной чайничек, сахар. Каждый день печет мне оладьи. Я ем оладьи и считаю.
На тахте валялась Галька. Или Валька. В джинсах и стереонаушниках. Я нет-нет да и посматривал на нее. Девица в порядке.
– И чего вы все считаете, Петр Васильевич! Считаете и считаете! – вдруг она заорала.
Я не сообразил, что это она из-за стереонаушников орет. Ответил спокойно:
– Понимаете, Галочка, я считаю смету на создание автоматизированной системы. Будет такая система, которая поможет установить порядок в нашей отрасли. Машина станет считать и выдавать планы, а люди будут по этим планам работать. Ритмично и производительно.
– Я все равно ничего не слышу! – заорала она снова.
– А вы снимите наушники, – посоветовал я.
Она сдернула наушники, уселась на тахте.
– Мне скучно! – капризно.
– Пойдите в кино.
– Была.
– Почитайте книжку.
– Я на работе книжку читаю. Сидишь целые сутки, делать нечего. И дома делать нечего…
Встала, прошлась по комнате. Я глаза отвел. Сразу куда-то мои цифры ускакали.
– Галя, хотите чаю? – потянулся за стаканом.
– Я не Галя. Я Валя.
– Простите.
– Ничего, нас даже мать путает. Вот она сейчас не знает – кто дома: Валя или Галя. Да ей и наплевать.
Подсела к столу, началось чаепитие.
– А в гостинице вообще… Мы с Галкой на одной должности, то она дежурит, то я. И еще две сменщицы. Четверо нас – дежурных по этажу. Гости думают, что нас трое. Мы с сестричкой за одну сходим. Мы уже даже не объясняли, устали… Нас зовут Валя. Я старше на сорок минут. Мать хотела одну меня, а вышло две…
– Интересно, – сказал я, хотя ничего интересного в этом не было.
Где-то запели «Летят утки…
Валя задумчиво ела оладьи.
– Скажите, Валя, вам это не надоело? – спросил я.
– Что? – не поняла она.
– Ну, несколько странный быт… Тут и работают, тут же и живут.
– Я привычная. У нас в гостинице всегда так. Сидишь на этаже, работаешь, а шаг ступил в какой-нибудь номер – и уже вроде живешь… Чай пьешь с пирожными или музыку слушаешь…
– А мне странно… – признался я.
– Это с непривычки. Вот вы сейчас что делаете – работаете или живете?
– Ну… Живу. Мы же чай пьем.
– А вы же можете другой рукой на кнопочку нажать? Нажмите, не бойтесь.
Я, как дурак, нажал на кнопку сброса калькулятора.
– Вот вы уже и работаете. Одной рукой работаете, а другой рукой живете…
Потрясающая у нее логика!
– Да пойми же ты, что нельзя в такой обстановке внедрять научную организацию труда! – я от волнения даже на „ты“ перешел.
– А кто тебя просит? – вылупила глаза.
– Отрасль просит!
– Где это такая отрасль? Я такой отрасли не знаю, чтобы обеими руками работали.
– На Чукотке у нас отрасль… – сказал я хмуро.
– Ну, там может быть… Я там не была. Давай потанцуем.
– Чего?!
– Скучно…
Она подошла к проигрывателю, включила. Полилась музыка.
– Выходи, выходи! Засиделся. Надо же и перерывы делать. Это по науке.
Я поднялся, стали танцевать. В комнату заглянула Сабурова, понимающе улыбнулась.
– Не буду мешать. Работайте…
И исчезла.
САБУРОВА: Попался, милок! Пусть поглубже наживу заглотнет. Я дверь прикрыла, пошла к Бусикову. Открываю – мать честная! Сидит в кресле Катерина в длинном платье с распущенными волосами, а Бусиков с нее картину рисует.
– Бусиков! – зову шепотом.
Он оборачивается. Взгляд потусторонний.
– У тебя когда убраться можно?
– Никогда, – отворачивается.
– Да погоди ты! Мне велено везде убирать, – вхожу.
– Только не у меня. Здесь беспорядок не простой, а творческий.
Я зашла, остановилась перед картиной. Гляжу.
– Как получается, Вера Платоновна? – Катька спрашивает.
– Ничего. Похожа… Только… чегой-то не хватает.
– Чего же это не хватает? – обиделся Бусиков.
– Жизни не хватает, вот чего! Ты бы ей в руки хоть швабру дал, что ли. Или вон лурон этот, – показала на сверток бумаги. – Она же кто у тебя? Современница?
– Современница, – согласился Бусиков.
– А современницы с пустыми руками без дела не сидят! Пусть хоть по телефону говорит. Все дело.
– Вы думаете? – засомневался Бусиков.
– Да чего тут думать!.. Значит, у тебя убирать не надо. Кать, хочешь я у тебя подмету заместо Бусикова?
– Ну, что вы, Вера Платоновна! Я сама, – Катька смутилась.
– Сама так сама. Учти, ты у нас единственная жиличка осталась, мы со Львовной уже дельцы… Подумай, Слав… – это я Бусикову уже с намеком, хоть он и женат.
– Что вы имеете в виду? – Катька покраснела.
– Катюша, не меняйте позы, – сделал замечание Бусиков. – Вера Платоновна…
– Ухожу, ухожу…
Только вышла в коридор, смотрю – Львовна шествует с огнетушителем. Гордо прошла мимо, я за нею. Любопытно. Дошла до своей двери и вешает на нее какую-то табличку. Глянула ей через плечо: „Отдел социальной психологии“. Ого!
Львовна дверь открыла и туда. Я за нею.
– А вы куда? – спрашивает.
– Я в этом учреждении работаю, – указываю ей на табличку. – Куда хочу, туда хожу. Хотите – заходите в мой отдел в любую минуту рабочего времени.
– Ах, вот как? – вешает огнетушитель на крюк у двери, а на саму дверь прикнопливает аккуратный листок с каким-то планом.
Глянула я – мать честная! „План эвакуации на случай пожара“.
– А мне? – говорю.
– Огнетушитель можете получить у завхоза в главном здании, а таблички и планы эвакуации Бусиков чертит, – ответила сухо.
– Мерси!
Побежала обратно к Бусикову.
– Бусиков, ты мне планчик такой же нарисуй, как у Львовны… Катюшка, тебе огнетушитель захватить на складе?
– Хватайте, Вера Платоновна, – говорит Бусиков. – Все равно вместе будем гореть.
Побежала дальше. Мимо женской лаборатории. Они все себе поют.
НИНА: Сегодня особенно хорошо поется. С тех пор, как Людмила ушла к Виктории Львовне, у нас с пением полный порядок. Классическое трехголосье. И слух у всех замечательный, не то что у Людмилы.
С обеда мы сидели за занавесочкой, пили кофе и распевали песни. Много спели. Закончили „Синий платочек“ по заказу Ксении Дмитриевны, и она сказала:
– Девчата, может, хватит?
– А что делать, Ксения Дмитриевна? Делать-то что?
– Ой, верно… Забыли нас, все забыли… – вздохнула она.
– А Люська – до чего ж подлая! – воскликнула Ира. – Ну, ладно, от мужа ушла. Но от нас зачем уходить?
– Это она из-за ванны. Теперь ей как жиличке можно принимать ванну, – рассудительно сказала Ксения Дмитриевна.
– Менять коллектив на ванну… – пожала плечами Ира.
– Давайте еще споем, – предложила я.
– А что?
– „Вот кто-то с горочки…“
– Запевай.
И мы затянули „Вот кто-то с горочки спустился…“ Нас бы в хор Пятницкого, честное слово. Я веду мелодию, Ксения Дмитриевна вторит, а Ирка подголоском. Вся наша тоска по любви и по работе в этой песне.
Спели два куплета.
– Ох, хорошо… – вздохнула Ксения Дмитриевна.
– А правда говорят, что нас спортсмены выселять будут? – спросила Ира.
– Правда. Петя узнавал. Мы выселяем соседей, а спортсмены нас, – подтвердила Ксения Дмитриевна.
– А спортсмены какие?
– Юниоры.
– А по профессии?
– Говорит, силачи. Один его в нос двинул.
– Так ему и надо. Видели, он уже к двойняшкам пристроился. Не пропадет, – сказала Ира.
– Давайте споем, – опять предложила я и, не дожидаясь согласия, запела „Миллион алых роз“.
Спели куплет и припев.
– А Бусиков Катькин портрет пишет, – сказала Ира.
– Влюбился, видать, – кивнула Ксения Дмитриевна.
– Не понимаю. У Катьки ребенок, у него тоже семья…
– Только нас никто не рисует, – вздохнула я.
– Давайте споем, девочки, – предложила Ира.
– Все. Хватит петь! – оборвала Ксения Дмитриевна. – Надо что-то делать. Так дальше продолжаться не может.
– Давайте выступим на собрании с кажем: либо Сергей Ефимович даст нам данные по отрасли, либо выселит соседей, либо мы уйдем! – вскочила Ира.
