Ирвин Шоу - Вечер в Византии
Он составил телеграмму Томасу, в которой сообщал, что вылетает в Нью-Йорк и позвонит ему сразу же по прибытии. Хотел также телеграфировать Констанс и отменить назначенный на понедельник обед, но передумал. Лучше позвонить ей утром и все объяснить. Он был уверен, что она поймет. И одобрит. К тому же от Нью-Йорка до Сан-Франциско ближе.
Спустившись вниз, где его ждал Бейард Пэтти в темно-синем костюме и при галстуке, он отдал портье телеграмму для Брюса Томаса и попросил забронировать на следующий день место на самолет Ницца — Нью-Йорк.
Слушая разговор Крейга с портье, Пэтти совсем помрачнел.
— Вы уже улетаете? А если Энн вернется?
— О ней придется позаботиться тебе.
— А, ну да. — В тоне Пэтти не было уверенности.
Они сели в машину, и Крейг повез его в Гольф-Жюан, где у самого моря на сваях стоял рыбный ресторан. Море было неспокойно, волны с ревом обрушивались на сваи. Пэтти выпил больше, чем следовало, и разболтался. К концу ужина Крейг узнал все и о его семье, и о политических воззрениях, и о взглядах на любовь и на студенческие волнения. («Я хоть и трудяга, мистер Крейг, но не типичный. Можете мне поверить. И я заодно с ребятами: они по большей части правы. Но я против, когда они захватывают здания, бросают бомбы в банки и вытворяют всякие глупости. Хоть тут мы с Энн не расходимся во мнениях. Отец считает меня красным экстремистом, только он ошибается. Зато в нем вот что есть: он уважает в тебе человека, всегда тебя выслушает и постарается понять твою точку зрения. Когда будете в Калифорнии, обязательно познакомьтесь с ним. Знаете, мистер Крейг, мне повезло, что у меня такой отец».) О том, что Энн тоже повезло с отцом, он ничего не сказал. Он видел два фильма Крейга и отозвался о них вежливо. Он вообще был вежливый молодой человек. К концу ужина Крейг убедился, что политика политикой, а женитьба Бейарда Пэтти на Энн была бы для парня губительной, но говорить ему этого не стал.
Они уже выпили кофе, а к Хеннесси ехать было еще рано — там соберутся не раньше полуночи. К тому же Крейгу не очень-то и хотелось туда идти; что же до Пэтти, то вряд ли он будет чувствовать себя там непринужденно.
— Сколько тебе лет? — спросил он, когда они вышли из ресторана и направились к машине. (Пэтти настоял на своем и заплатил по счету) — Больше двадцати одного?
— Ровно двадцать один, — ответил Пэтти. — А что?
— Паспорт у тебя с собой?
— Зачем? — вспыхнул Пэтти. — Хотите проверить?
Крейг засмеялся.
— Да нет же. Я подумал, не сходить ли нам в казино. Раз уж ты приехал, должен же ты познакомиться с местными достопримечательностями. А там при входе спрашивают паспорт. — По крайней мере за игорным столом он будет избавлен часа на два от излияний удрученного парня.
— Ах, извините, — сказал Пэтти. — Конечно. Он у меня в кармане.
— Хочешь пойти?
— А что мне терять?
— Кроме денег, ничего, — сказал Крейг.
В казино Крейг коротко объяснил, что такое рулетка, и посадил Пэтти рядом с крупье, чтобы тот подсказывал новичку, что делать. Сам же сел за стол, где играли в chemin de fer. До этого он играл в Канне только однажды — в ту ночь, когда одолжил Уодли триста долларов и когда Мэрфи рекомендовал ему отказаться от мысли поставить «Три горизонта». Он усмехнулся про себя, вспомнив тогдашний разговор с Мэрфи по телефону. Садясь за игорный стол, он с удовольствием подумал: «Теперь, имея в запасе тридцать тысяч франков, можно и порезвиться».
Время от времени, перед новой раздачей, Крейг подходил к Пэтти. У того возбужденно блестели глаза — перед ним лежала солидная куча фишек. «Я заразил его новым пороком, — подумал Крейг. — Зато хоть об Энн ныть перестанет».
За столом напротив Крейга освободилось место, и его заняла полная дама. Она была в белом шелковом платье, оставлявшем открытыми плечи и большую часть пышной груди. Замысловатая, тщательно уложенная прическа, сильно подведенные глаза. Несоразмерно тонкие губы на круглом, словно лакированном лице, утолщенные блестящей ярко-красной помадой. Очень смуглая кожа на плечах и груди блестела, точно смазанная жиром. Пальцы с длинными загнутыми малиновыми ногтями были отягощены бриллиантами, которые Крейг — он не был знатоком в этой области — принял за настоящие. Она перенесла с другого стола кучку крупных фишек и, разложив их перед собой в геометрическом порядке, постукивала по ним с хозяйским видом своими длинными накрашенными ногтями. Она взглянула на Крейга и улыбнулась — лукаво, но без особого радушия.
Теперь он узнал ее. Это была та толстуха, что лежала на солнце, когда они с Мэрфи шли в бар отеля «На мысу». Он вспомнил ее залитое потом, размалеванное лицо, вспомнил выражение неприкрытой развращенности, отметины, свидетельствующие о дурном характере, эгоизме, грубости и жадной похотливости. Оборотная сторона монеты, название которой чувственность. Неприятно, что она села за его стол.
Он был уверен, что она выиграет. Так оно и вышло. После нескольких партий он встал из-за стола, взяв с собой выигрыш. Кучка фишек перед Пэтти немного увеличилась, он сидел согнувшись и сосредоточенно смотрел на вращающийся круг.
— С меня хватит, Бейард, — сказал Крейг. — Иду получать наличные. А ты как?
Пэтти с удивлением обернулся на голос Крейга — словно вдруг перенесся откуда-то издалека.
— Да, да. Пожалуй, мне тоже надо бросить, пока я еще в выигрыше.
Когда они подошли к кассе, Крейг увидел, что Пэтти выиграл более тысячи франков.
— Сколько это в долларах? — спросил Пэтти.
— Около двухсот пятидесяти.
— Скажи пожалуйста, — удивился Пэтти. — Вот легкий заработок. Как говорится, кому не везет в любви…
— Да брось ты, Бейард.
— Во всяком случае, это возместит мне часть расходов. — Он аккуратно сложил деньги и сунул их в бумажник из страусовой кожи с золотыми уголками. Потом, печально посмотрев на бумажник, сказал: — Это мне Энн подарила. В лучшие времена. На нем и мои инициалы есть.
Они пошли обратно в отель. По дороге к ним несколько раз приставали проститутки.
— Отвратительно, — сказал Пэтти. — И так открыто.
Он сказал, что ему не хочется идти к Хеннесси.
— Вы, как и я, понимаете, мистер Крейг, что такие вечера не для меня. — Он зашел вместе с Крейгом в холл, чтобы узнать, нет ли вестей от Энн. Никаких вестей не было.
— Если я до отъезда узнаю что-нибудь, то сообщу тебе, — обещал Крейг. Ему было совестно перед парнем, точно он собирался от него сбежать.
— Вы мне друг, мистер Крейг. Я считаю вас истинным другом.
Крейг смотрел вслед понурой громадной фигуре любовника своей дочери, пока тот, прихрамывая, не вышел на темную улицу, и, когда парень исчез из виду, подумал: «Ну, свой отцовский долг я исполнил. Или часть долга».
Дверь «люкса» Хеннесси была настежь открыта, и шум голосов заполнил весь коридор. Несомненный признак успеха. Должно быть, фильм Хеннесси приняли очень хорошо. Через открытую дверь проникал тоже не оставлявший сомнений запах марихуаны.
«В мое время, — подумал Крейг, — мы просто напивались. А вот это, как видно, и есть то, что профессора социологии и называют новыми моральными критериями?»
Гостиная была полна народа. У большого стола, уставленного бутылками, стоял Мэррей Слоун, критик из киногазеты. Он не курил марихуану. Верный старой традиции, он накачивал себя даровым виски, У противоположной стены на большом диване рядом с героем вечера сидела Гейл. Хеннесси — сияющий, раскрасневшийся, потный — был без пиджака, в подтяжках. Он делил сигарету с Гейл, далекой, холодной, безразличной к шуму и веселью.
— Как приняли фильм, Мэррей? — спросил Крейг.
— Как видите, — Слоун повел стаканом в сторону шумящих гостей. — В телячьем восторге.
— В таком духе вы и собираетесь о нем писать?
— Нет. Напишу, что он полон веселого, соленого американского юмора и что реакция публики вполне оправдала надежды продюсера. Идет на высшую премию. — Слоун старался держаться прямо, однако слегка покачивался, из чего Крейг мог заключить, что пил он прилежно. — Умолчу я и о том, что на деньги, потраченные сегодня на травку, можно было бы снять недорогой порнографический фильм. И вот еще о чем я не напишу: если бы не даровая выпивка, я бы ни на один фестиваль в жизни не поехал. А как у вас дела, мой друг? Могу я передать что-нибудь про вас по телексу?
— Нет, — сказал Крейг. — Вы Йена Уодли здесь не видели?
— Нет. Старый собутыльник. Когда его нет, вроде бы что-то не то. Слыхал я про его стычку с Мэрфи в ресторане. Теперь уполз, наверно, в какую-нибудь нору и лаз за собой закрыл.
— Кто вам наболтал? — резко спросил Крейг.
— Ветром занесло, — покачиваясь и ухмыляясь, ответил Слоун. — Мистраль нашептал.
— Вы ничего об этом не писали? — спросил Крейг.
— Я для светской хроники не пишу, — с достоинством сказал Слоун. — Хотя есть и такие, что пишут.
