Патриция Хайсмит - Незнакомцы в поезде
— Расскажи мне, Гай, — обратилась к нему Энн спокойным голосом, уже не умоляя его. Он воспринял ее слова колокола, отмерившего своим ударом конец одного и начало другого отрезка времени. — Скажешь?
— Расскажу, — ответил он, по-прежнему глядя в окно, но слыша свой голос, веря себе. В нем словно появился какой-то внутренний свет, и он был уверен, что Энн заметит его даже по видимой ей части его лица, и его первой мыслью было поделиться с ней этим светом. Какой-то момент он не мог оторвать глаз от солнечного света на подоконнике. "Свет, — подумал он, это конец тьмы". Он расскажет Энн.
— Гай, иди сюда. — Она раскрыл ему свои руки, и он сел возле нее, обнял и прижал к себе. — У нас будет ребенок, — сказала Энн. — Мы будем счастливы. Ты будешь счастлив, Гай?
Он взглянул на нее, и ему вдруг захотелось смеяться от счастья, от неожиданности, от ее робости.
— Ребенок! — прошептал он.
— Что мы будем делать эти дни, пока ты здесь?
— Когда, Энн?
— Я не про всю жизнь, а про май. Что мы будем делать завтра?
— Определенно выйдем на яхте. Если качка тебе не помешает. — И глуповатые, заговорщические нотки в его голосе перешли в громкий смех.
— Ой, Гай!
— Ты плачешь?
— Это так хорошо — слышать, как ты смеешься!
Сорок пятая глава
Бруно позвонил в субботу вечером, чтобы поздравить Гая с назначением в комитет по плотине и спросить, придут ли они с Энн сегодня к нему на вечеринку. Приподнятый тон голоса Бруно так и приглашал к празднеству.
— Я говорю по своей личной связи, Гай. Джерард убрался в Айову. Приходи, я хочу, чтобы ты посмотрел мой новый дом. — И добавил: — Позволь поговорить с Энн.
— Сейчас Энн нет дома.
Гай знал, что расследование закончено. Полиция известила его, Джерард тоже, с благодарностью.
Гай вернулся в гостиную, где они с Бобом Тричером заканчивали завтрак. Боб прилетел в Нью-Йорк днем раньше Гая, и Гай пригласил его на выходные. Они разговаривали о плотине и людях, который работают с ними в комитете, о местности, о ловле форели и вообще обо всём, что приходило в голову. Гай смеялся над шутками Боба, которые тот рассказывал на диалекте франко-канадцев. Стоял свежий, солнечный ноябрьский день, После возвращения Энн из похода по магазинам они собирались поехать на Лонг-Айленд и затем выйти в море на яхте. Гай как дитя радовался тому, что Боб с ними. Боб символизировал Канаду и работу там, проект, которым Гай открыл в себе новое пространство, где не было места для Бруно. А тайна о том, что у них будет ребенок, вызывала у него ощущение необыкновенного подъема и благожелательности ко всем.
Как раз в тот момент, когда Энн появилась в дверях, снова зазвонил телефон. Гай поднялся, но его опередила Энн. Он подумал, что Бруно каким-то образом знает, когда звонить. Потом он недоверчиво слушал разговор, касавшийся сегодняшней прогулки на яхте.
— Ну и приезжайте, — сказала Энн. — О, я думаю, если вы прихватите немного пива, оно не помешает.
Гай сразу обратил внимание, что Боб смотрит на него недоумевающее.
— Что случилось? — спросил Боб.
— Ничего, — ответил Гай и снова сел за стол.
— Это был Чарльз. Вы не очень возражаете, если он приедет? Как, Гай? — Энн быстро пересекла комнату, держа в руках сумку с продуктами. — Он в четверг сказал, что рад был бы пойти с нами на яхте, и я практически пригласила его.
— Я не возражаю, — сказал Гай, не спуская глаз с Энн. Она была этим утром в приподнятом настроении, в котором не могла отказать никому и ни в чем. Но Гай знал, что не только поэтому она пригласила Бруно. Она хотела снова увидеть их вместе. Она не могла ждать, даже сегодня. Гай почувствовал, как в нем зреет обида, и тут же сказал себе, что она не отдает себе отчета, не может отдавать себе отчета, и вся вина за эту безнадежную неразбериху лежит на нем. И ему удалось подавить в себе обиду, и он даже стал спокойней относится к перспективе появления Бруно. Еще он решил, что будет контролировать свои эмоции весь день.
— Ты, старик, держи себя в руках, — заметил ему Боб. Он взял свой кофе и с удовольствием выпил его. — Ты ведь теперь не кофейный маньяк? Да и сколько ты пил-то — десять чашек в день!
— Примерно так оно и было. — Нет, Гай бросил пить кофе, пытаясь бороться с бессоницей, а теперь и вовсе терпеть его не мог.
Они заехали на Манхеттен за Хелен Хейберн, затем по мосту Триборо въехали на Лонг-Айленд. Зимнее солнце заливало прозрачным морозным светом бледный берег, нервно играло искрами на неровной воде. Гаю подумалось, что "Индия" похожа сейчас на айсберг, стоящий на якоре, а полгода назад ее белизна была символом лета. Когда он огибал автостоянку, взгляд его сам упал на длинный ярко-синий автомобиль Бруно с откидывающимся верхом. Гай вспомнил рассказ Бруно о том, что его лошадь на карусели была ярко-синей и что поэтому он купил автомобиль такого цвета. Потом он увидел Бруно, стоящего под навесом на пирсе, увидел всего его, кроме головы — длинное пальто, маленькие ботинки, руки в кармане, знакомое нетерпение во всей его фигуре.
Бруно поднял упаковку с пивом и пошел к их машине со стеснительной улыбкой, но даже издалека Гай заметил распирающую его радость, готовую вот-вот вырваться наружу. На нем был толстый шарф ярко-синего цвета, цвета автомобиля.
— Здравствуйте. Привет, Гай. Так хотелось увидеть тебя. — И он взглянул в сторону Энн, ища поддержки.
— Рада видеть вас! — ответила Энн. — Это мистер Тричер. Мистер Бруно.
Бруно поздоровался с Бобом.
— А вы не могли бы прийти ко мне сегодня вечером, Гай? Будет большой праздник. Все-все. — И он с надеждой улыбнулся, в том числе и Бобу с Хелен.
Хелен сказала, что с удовольствием бы, но она занята. Закрывая автомобиль, Гай посмотрел в ее сторону и увидел, что она опирается на предложенную руку Бруно, переобуваясь в мокасины. Бруно передал Энн упаковку пива и сделал прощальный жест.
— А вы разве не собираетесь выйти с нами?
— Я не так одет, — нерешительно запротестовал Бруно.
— О, у нас на борту полно всяких плащей и накидок, — сказала Энн.
От причала пришлось добираться на весельной лодке. Гай и Бруно вежливо, но упрямо поспорили, кто должен грести, пока Хелен не предложила им делать это вместе. Гай греб длинными гребками, и Бруно старательно подстраивался под него, сидя рядом с ним на центральной банке. Гай чувствовал, как у Бруно росло необычное возбуждение по мере приближения их к "Индии". У Бруно дважды слетала шляпа, и наконец он встал и картинно швырнул ее в море.
— Всё равно я терпеть не могу шляп! — сказал он, глянув при этом на Гая.
Бруно отказался надеть какую-нибудь накидку, хотя брызги временами долетали до ходовой рубки. Ветер был слишком сильным, чтобы поднимать паруса, и они шли на моторе. У штурвала стоял Боб.
— За Гая! — выкрикнул Бруно, но с какой-то странной артикуляцией, на которую Гай обратил внимание с первых слов Бруно. — Наилучшие поздравления! — Он достал красивую, серебристую, украшенную орнаментом из фруктов бутылку и передал ее Энн. Он вел себя, как плохая машина, которая никак не может набрать обороты. — Коньяк "Наполеон" пять звездочек.
Энн отказалась, но Хелен, которая уже слегка продрогла, немного выпила, Боб тоже. Гай под штормовкой держал руку Энн и старался ни о чем не думать. Ни о Бруно, ни об Альберте, ни о море. Он не мог смотреть на Хелен, которая поощряла Бруно, ни на Боба, который вежливо и смущено улыбался, глядя вперед.
— Кто-нибудь знает "Туман, роса"?" — спросил Бруно, смахивая капли с рукава. Он столько отпил из бутылки, что до пьяного состояния ему оставалось недалеко.
Он оказался в замешательстве из-за того, что больше никто не хотел пить его замечательный коньяк и никто не хотел петь. Его огорчило и то, что Хелен назвала его любимую песню тоскливой. Ему хотелось или петь, или кричать что-нибудь. Когда еще доведется быть вот так вместе? Он и Гай. Энн. Хелен. И друг Гая. Он повернулся на своем сиденье в углу и посмотрел вокруг себя — на тонкую линию горизонта, которая то появлялась, то исчезала за волнами, на уменьшающуюся полоску земли. Он попытался посмотреть на вымпел на вершине мачты, но от покачивания мачты у него закружилась голова.
— В один прекрасный день мы с Гаем обойдем вокруг света, как вокруг мячика, и завяжем в конце ленточку бантиком! — объявил Бруно, но никто не придал никакого значения его словам.
Хелен разговаривала с Энн, делая движение руками, словно изображая мяч, а Гай говорил что-то про мотор Бобу. Бруно заметил, когда Гай нагнулся, что морщины у него на лбу стали глубже, а глаза оставались такими же грустными, как всегда.
— Да что вы такие серьезные сегодня? — Бруно потрепал Гая по плечу.
Хелен стала говорить насчет того, что Гай всегда серьезный, но Бруно шумно перебил ее, и заявил, что она совсем не знает, почему Гай такой серьезный. Потом он ответил благодарной улыбкой на улыбку Энн и достал бутылку.
