Мариша Пессл - Некоторые вопросы теории катастроф
– Ты в своем уме, вообще? – заорала я на Джейд.
– А что?
– Как ты додумалась явиться в таком виде?
– Да ну тебя, Рвотинка. Не ори.
– Хочешь из школы вылететь?
– Нахер тебя, – захихикала она. – И твоего песика![273]
– Где все? Где Ханна?
Джейд скорчила гримасу:
– Все у нее. Пекут яблочный пирог и смотрят «Небо и землю»[274]. Ты правильно угадала – все тебя бросили. Решили, что здесь будет скучища. Я одна – верная. А где благодарность? Я принимаю наличные, чеки на предъявителя, «Мастеркард», «Визу». Только не «Америкэн экспресс».
– Джейд!
– А они все – предатели. Пятая колонна. И если тебе вдруг интересно, Блэк со своим цветочком сейчас занимаются всякими гадостями в дешевом мотеле. Он прямо весь такой влюбленный, убила бы. Эта девка – вроде Йоко Оно, из-за нее мы все рассоримся…
– Слушай, возьми себя в руки!
– Да я в полном порядке! – Джейд улыбнулась. – Пошли куда-нибудь в бар, где мужчины мужественны, а женщины волосаты. И улыбки их отдают пивом.
– Поезжай домой, а?
– Я бы лучше в Бразилию… Рвотинка!
– Что?
– Кажется, меня сейчас вырвет.
Она и правда выглядела неважно, даже губы побелели. Джейд смотрела на меня огромными трагическими глазами, прижимая ладонь к горлу.
Я схватила ее за руку и потянула к рощице молодых сосенок, хотя безвинные деревца ничем не заслужили подобной участи, но Джейд вдруг захныкала, как маленький ребенок, которого заставляют доесть цветную капусту или пристегивают на заднем сиденье машины, и бросилась к входу Ганновера. Я думала, там заперто, а оказалось – открыто. Джейд исчезла в здании.
Я нашла ее в туалете, возле кабинета Мирты Грейзли. Джейд стояла на коленках перед унитазом. Ее рвало.
– Ненавижу блевать! Лучше сдохнуть! Убей меня, пожалуйста, я тебя умоляю!
Пятнадцать мучительных минут я придерживала ее волосы.
– Полегчало, – сказала наконец Джейд, утирая глаза и рот.
Наскоро умывшись, она рухнула лицом вниз на диванчик в комнате, где Мирта Грейзли встречалась с родителями будущих учеников.
– Поехали домой, – попросила я. – Только подожди одну секундочку, я мигом вернусь.
Свет мы не включали. Казалось, будто мы находимся на дне океана. По паркету тянулись истонченные тени голых деревьев за окном, словно водоросли. Саргассы какие-нибудь. Пылинки на оконном стекле – зоопланктон, торшер в углу – морская губка из стекловолокна. Джейд со вздохом перевернулась на спину. Пряди волос прилипли к щекам.
– Пошли отсюда, – повторила я.
– Он тебе нравится, – сказала Джейд.
– Кто?
– Купон.
– Нравится, как шумовое загрязнение окружающей среды.
– Ты с ним сбежишь.
– Ага, конечно.
– Будешь целыми днями заниматься с ним сексом и принимать от него подарочные сертификаты. Серьезно! Я такие вещи чувствую, я экстрасенс.
– Молчи уж.
– Тошнюсик…
– А?
– Все они уроды.
– Кто?
– Лула. Чарльз. Ненавижу их. А тебя люблю. Ты одна порядочная. А эти – засранцы. Ханну больше всех ненавижу.
– Да ладно.
– Правда! Я притворяюсь, потому что так проще, и вообще весело приходить к ней в гости, смотреть, как она готовит обед и изображает из себя Франциска, мать его, Ассизского. Но про себя я знаю, что она – мерзкая гадина.
Я помолчала немножко. За это время акула-веретено успела бы пару раз проплыть мимо в поисках косяка сардинок, а своеобразная формулировка Джейд – «мерзкая гадина» – уж точно должна бы развеяться, как чернильное облачко, выпущенное испуганной каракатицей.
Потом я сказала:
– Вообще, это нормально, периодически испытывать неприязнь к близким знакомым. Так называемый принцип Дервида – Лёверхастеля. Он описан в статье…
– Нафиг Дэвида Хассельхофа! – Джейд сощурила глаза, приподнявшись на локте. – Я просто терпеть не могу эту бабу! А тебе она нравится?
– Конечно, а что? Она хорошая.
– Не такая уж хорошая, – фыркнула Джейд. – Она убила того типа. Может, ты не в курсе?
– Какого типа?
Естественно, я поняла, что речь идет о Смоке Харви, но предпочла ответить вопросом на вопрос, как суровый инспектор Ранульф (произносится «Ральф») Карри из книг Роджера Поупа Лавеля[275] – автора трех мрачных детективных романов, написанных с 1901 по 1911 год. Сейчас о них мало кто помнит, поскольку их затмили более жизнерадостные произведения сэра Артура Конан Дойля. Карри неизменно применял этот прием в разговоре со свидетелями, осведомителями, подозреваемыми и случайными прохожими и частенько ухитрялся выведать малозначительные с виду подробности, которые позволяли раскрывать самые запутанные дела. «Стыдитесь, Хорэс! – говорит Карри в тысячесемнадцатистраничном романе «Спесь единорога» (1901). – Перебивать собеседника недопустимо, это серьезная ошибка в искусстве расследования. Чем больше говоришь, тем меньше слышишь».
– Да этого, Смока, – ответила Джейд. – Она его пристукнула. Точно.
– Откуда ты знаешь?
– Я же видела, когда ей об этом сообщили. – Джейд пристально смотрела на меня в полумраке. – Тебя там не было, а я наблюдала весь спектакль от начала до конца. Как она переигрывала! Самая бездарная актриса на свете. Ее даже в порнуху не возьмут сниматься. Она-то, конечно, считает, что ей завтра «Оскара» вручат. Когда увидела труп, орала как ненормальная. Мне вообще показалось, что она визжит: «Нашу малышку съела собака динго!»[276]
Джейд сползла с дивана и побрела в кухоньку при кабинете Мирты. Присев на корточки возле крошечного холодильника, она оказалась в прямоугольнике золотистого света. Платье стало совсем прозрачным, и можно было как на рентгеновском снимке разглядеть, насколько Джейд худая: плечи узенькие, словно вешалка для одежды.
– Смотри-ка, эггног[277], – объявила она. – Хочешь?
– Нет.
– Да тут много. Целых три упаковки.
– Мирта наверняка вечером все пересчитывает. Зачем нам лишние проблемы?
Джейд выпрямилась, держа в руках кувшин, и ногой захлопнула дверцу.
– Всем известно, что Мирта Грейзли не в себе, как хренов Сумасшедший Шляпник. Если и будет что-нибудь квакать, кто ее послушает? И потом, не бывает настолько дисциплинированных людей. Ты же сама говорила, мол, в безумии нет системы[278] и так далее. Правильно? – Джейд взяла из шкафчика два стакана. – В общем, я точно знаю, что Ханна отправила бедолагу на тот свет. Так же как я знаю, что моя матушка – лох-несское чудовище. Или йети. Еще не решила, кто именно.
– А какой у нее тогда мотив? – спросила я («По моим наблюдениям, полезно следить за тем, чтобы собеседник не отвлекался на посторонние темы, пускаясь в рассуждения о дверных замках и котельных», – говорил инспектор Карри).
– Чудовищам не нужны мотивы. Они просто чудовища, сами по себе.
– Я про Ханну.
– Да ты что, совсем ничего не понимаешь? – рассердилась Джейд. – В наше время никому не нужен мотив! Люди ищут мотива, потому что боятся полного хаоса. А на самом деле мотивы давно вышли из моды, как сабо. Просто кому-то нравится убивать, как другим нравятся лыжники, все крапчатые от родинок, или юристы с татуировками от запястья до плеча.
– Тогда почему его?
– Кого?
– Смока Харви. Почему его, а не меня, например?
– Ха! – сказала Джейд, вручая мне бокал, и снова села на диван. – Может, ты не заметила – Ханна от тебя без ума. Как будто ты ее родное пропавшее дитятко. Все уши нам о тебе прожужжала еще до того, как ты к нам в школу пришла!
У меня сердце замерло.
– Ты о чем?
Джейд шмыгнула носом:
– Вот скажи, ты ее встретила в обувном, так?
Я кивнула.
– Ну и прямо на следующий день, а может, и в тот же день она давай талдычить не переставая, что есть такая невероятно замечательная Синь и мы все обязательно должны с ней подружиться. Можно подумать, ты прямо второе пришествие какое-нибудь. И до сих пор так. Вечно: «Где Синь? Кто-нибудь видел Синь?» Синь, Синь, Синь, дырку продолбила уже! Да у нее и кроме тебя полно задвигов. С кошками-собаками этими, с мебелью. Мужики в Коттонвуде… Для нее секс – все равно что руку пожать. А Чарльз? Все мозги парню вывихнула и даже не заметила. Воображает, что великую честь нам оказывает – воспитывает, или как там это называется…
Я чуть не поперхнулась.
– У нее с Чарльзом правда что-то было?
– Ау? Само собой! Я уверена, ну, процентов на девяносто. Чарльз никому ничего не рассказывает, даже Блэку, так она его обработала. Но как-то в прошлом году мы с Лу за ним заехали, а он рыдает. Я вообще в жизни не видела, чтобы человек так плакал. Сморщился – вот так! – Джейд изобразила соответствующую гримасу. – Совсем с катушек съехал, весь дом разнес. Картины швырял, обои сдирал со стен прямо кусками. Когда мы пришли, он заливался слезами в маленькой комнате, около телевизора, а рядом нож на полу валялся. Мы испугались, вдруг он с собой что-нибудь сделает.
