Кэрри Фишер - Хуже не бывает
Но Сьюзан была занята раскладыванием таблеток – желтые с желтыми, розовые с розовыми, а голубые с голубыми.
– Ты не слушаешь. Ничего, я приду в другой раз, и мы…
Сьюзан изумилась этому неожиданному стоическому заявлению матери.
– Нет, слушаю. Просто я сортирую лекарства. – Она показала на маленькие аккуратные кучки таблеток. – Видишь? Они приводят меня в порядок ночью, а я их – днем. Что-то вроде «ты мне, я тебе».
Дорис в замешательстве посмотрела на дочь. Затем ее лицо вдруг сморщилось. Она беспомощно пожала плечами, и ее глаза наполнились слезами.
Сьюзан вздрогнула, как от удара.
– Клянусь! Я слушала! Ты рассказывала, что она вышла замуж за парня по имени…
– Дело не в этом, – выдавила Дорис, борясь с эмоциями. – Когда я думаю о твоей маниакальной депрессии, я просто… – Ее глаза обратились к небесам за помощью, она обмахивала рукой покрасневшее лицо.
Нервно глядя на мать со своего насеста на кровати, Сьюзан попыталась укрыться за кучей таблеток.
– Мам, – несчастным голосом произнесла она, – мы ведь уже говорили об этом. Я сейчас в норме. Правда.
Дорис запустила руку в большую стеганую сумку и начала сосредоточенно копаться в ней.
– Знаю, ты не любишь, когда я волнуюсь, но я ничего не могу с этим поделать. Когда я думаю о том, что ты унаследовала это от своего ужасного отца, то прихожу в бешенство. – Отыскав платок, она высморкалась.
Сьюзан смотрела на нее, застыв от напряжения и ковыряя кожу на большом пальце ноги.
Дорис была права, Сьюзан не любила, когда мать волновалась. Но не только она. Никто не любил. Если Дорис пускала слезу, то вскоре все вокруг начинали хлюпать носом. Она не может допустить, чтобы это случилось. Тем более сейчас. Когда она только начала устанавливать контроль над собой. Устанавливать свой закон. Свой собственный закон. Закон леди Сьюзан Вейл, направляющей себя в нужное русло. Она не слишком надеялась справиться с этим, но сложно практиковаться в самоконтроле, если кто-то всхлипывает у твоей кровати.
– Мне надо было выйти за Ника Мэннинга, – печально продолжила Дорис. – Единственного мужчину, который любил меня ради меня самой, к тому же он был импотентом, а это достоинство, уж поверь! И он бы оставил мне состояние. – Вытерев глаза, она подошла к мусорной корзине и выбросила мокрый платок. – Но я была так молода и…
Сьюзан села на корточки:
– Мам, кажется, ты говорила о каком-то доме в Санта-Барбаре.
Тупо посмотрев на дочь, Дорис обрадованно моргнула.
– Ах, да, дом! – Она просияла и всплеснула руками. – Я не сказала тебе, там есть бассейн! И четыре спальни! Хватит места для троих гостей и хозяина!
Сьюзан обнаружила, что теперь ее меньше трогают люди и события. Ты можешь добавить воды и взболтать любовь, если эта вода – не слезы. Но теперь, когда она плыла к другому берегу своих недоразумений, то обнаружила, что хочет одного – изо всех сил двигаться вперед, окунуться в прохладные волны и плыть по течению.
Она выполняла свои обязанности выздоравливающего инопланетянина. Посещала нового психиатра, тот пообещал не выписывать новые препараты, на которые у нее может возникнуть аллергия или от которых она лишится сна на шесть дней. Таковы были ее новые критерии выбора психиатров. Она ни в чем не была уверена – и меньше всего в своей интуиции, – поэтому попросила Лиланда выбрать доктора, на всякий случай. Выполняя условия сделки, она, в свою очередь, принимала все таблетки, как ей предписали. Психотропный щипок здесь, пинок там, она осадила себя во всем, вплоть до размера – от гигантского до крохотного, сменила долгоиграющую пластинку на сингл, нескончаемый текст на краткий пересказ, везде на где-то здесь, стала более управляемой и управляющей, уменьшила все больше, чем она или кто-то еще мог ожидать.
После того, как они с Лиландом несколько раз побывали у доктора и разобрались, что должны и чего не должны говорить дочери, было решено, что для начала Хани может оставаться с матерью на целый день. Если все пойдет хорошо, то и на ночь. Одна ночь может превратиться в две, затем снова в три, и Хани будет, как прежде, проводить с каждым из родителей половину недели, три дня со Сьюзан и четыре с Лиландом, а потом наоборот. Пока не возвращение к нормальной жизни, но ожидание. Место, где Хани будет чувствовать себя в безопасности, неплохое место для начала. Где ее дочь сможет наконец перестать следить за ней украдкой, опасаясь наступить на мину.
Однажды, когда они вместе вышли от доктора, Сьюзан коснулась плеча Лиланда.
– Спасибо, что ты так невероятно…
Лиланд стиснул Сьюзан в объятиях так, что она не могла пошевельнуться, и закрыл ей рот неокольцованной рукой.
– Перестань. Ты бы сделала для меня то же самое.
Ее испуганные глаза на миг встретились с его глазами, а затем она рассмеялась. Он отвел взгляд и задумался, что тут смешного.
– Я просто хотел сказать… – начал он.
– Ты совершенно прав. Если у тебя случится передозировка или нервный срыв, я – к твоим услугам. Как твоя девушка или твой парень, кто угодно – я буду с тобой.
Она была благодарна ему, что он не ругает ее за ошибки. Он оставил это ей, у него уже есть работа. Он и в самом деле такой хороший? Бывают ли такие вообще? Кто еще мог столь долго просуществовать в виде плода ее воображения, несмотря ни на что? Лиланд в сознании Сьюзан – это Лиланд Хани – гладко выбритый и коротко стриженный, яркая фантазия в ее голове. Этот Лиланд был прикосновением прохладного хлопка к теплой коже, пищей для голодного, сном для нуждающегося в отдыхе и хорошо отутюженным плечом, в которое всегда можно выплакаться. В конце концов, он все еще оставался ее службой спасения. А она? Что ж, она по-прежнему была его несчастным случаем, помните? Как она могла не любить этого мужчину? И если был ответ на этот вопрос, то она его не знала.
Сьюзан и Хани решили остаться в Санта-Барбаре на весь август – до начала школьных занятий. В обмен на дом Дорис согласилась провести благотворительный вечер для хозяйки, Мелани Бауэр. Сьюзан тоже придется пойти. Благотворительной организацией оказался «АМФИС»,[52] для которого она в прошлом писала речи, доходы пойдут на борьбу со СПИДом. Поскольку мероприятие назначили на позднюю осень, Сьюзан не было нужды готовиться к нему, и она поступила так, как обычно поступала в подобных случаях – постаралась забыть, что это вообще случится. Как знать? Возможно, к тому времени ее уже не будет в живых, или, что еще хуже, она вернется в больницу, и ей снова придется прятать сигареты от Нормана. Но тем не менее она выжила, как и мать. Ее неповторимая, неунывающая, убойная родительница. Стойкий оловянный солдатик, чье шоу должно продолжаться, что бы ни случилось.
– Знаешь, чем плохо быть выжившим, мам?
Дорис паковала багаж.
– Не вижу в этом ничего плохого, милая. – Она затолкала купальник в боковой карман чемодана. – Учитывая альтернативы, что ты предлагаешь? Не выживать? – Она выразительно щелкнула резинкой на кармашке.
– Нет. Но знаешь, что не так? – Сьюзан торжествующе посмотрела на мать. – Ты все время попадаешь в сложные ситуации, чтобы похвастаться своим талантом. – Подняв руки, она с деланным недовольством смотрела, как Дорис размышляет об этом.
– Ты все усложняешь, милая. – Дорис целеустремленно направилась к шкафу дочери. – Лучше подумай, что будешь надевать по вечерам, если станет холодно.
Сьюзан с нетерпением ждала возможности провести время с Хани. Она будет вечно благодарна Лиланду за то, что он преодолел свои страхи и позволил Хани поехать с ней так скоро и так надолго. Она внимательно, со сдержанным отвращением посмотрела на себя в зеркало. Все еще толстая, но уже хотя бы не похожа на корову. У нее была и другая, тайная причина желать этой поездки, она надеялась, что за это время соберется с силами, похудеет и приведет себя в порядок к концу лета. Тогда никто не станет спрашивать, все ли у нее хорошо. Все сразу поймут, что у нее все прекрасно, потому что она выглядит лучше, чем когда-либо. С такой точки зрения потерять рассудок не так уж плохо. Возможно, она потеряла лишь те его части, которые ей не нужны. Например, ту, которой нравилось объедаться, курить, принимать наркотики и…
– Ты слушаешь меня, дорогая? – позвала мать из соседней комнаты. – Сьюзан!
– Я слушаю! Только повтори, что ты сейчас сказала.
Вздохнув, Дорис повторила:
– Я сказала, что ты не можешь взять с собой этих людей. И неважно, сколько там гостевых комнат. Я все еще немного сержусь на Крейга, хотя он очень милый и такой красивый – не знаю, почему ты не встречаешься с ним, – но я уверена, с актером что-то не так.
