Армандо Салинас - За годом год
— Как они у тебя едят?
— Как кролики. Сколько ни дай, все мало.
Мужчины снова заговорили о своих делах.
— Ну так куда денем листовки, когда их напечатают?
— Можно спрятать у меня, — предложил фрезеровщик Гонсалес.
— Не уверен.
— Самое подходящее место. У меня никогда не было никаких осложнений.
— Нет, это не подойдет. Как только листовки появятся на заводе, нас первыми заподозрят. Надо, чтобы у нас дома все было чисто.
— Кто бы тогда мог их спрятать?
— Нужен человек, на которого можно полностью положиться.
— И который не имел бы ничего общего с заводом.
— Я их спрячу, — предложила вдруг Роса. Она собирала со стола стаканы, чтобы отнести их на кухню.
— Как ты считаешь, Энрике? — спросил Аугусто.
— Роса сама за себя отвечает.
— Я могу спрятать у себя в комнате. Туда никто никогда не входит.
— Если Роса спрячет, тогда все в порядке. Соберемся через несколько дней.
— Где?
— Здесь, другого места у нас нет, — сказал Аугусто.
— Можно бы в каком-нибудь баре.
— Нет, только не в барах.
— Тогда здесь.
— Идет.
— До свидания, — попрощался Гонсалес, пожимая руки женщинам.
— Никто ничего не знает об этом собрании. Мы даже не встречались после ухода с завода. Поняли? — объяснил Энрике.
— Понятно, понятно, не беспокойся, — ответил за всех Гонсалес.
— Выходите по одному через некоторое время.
— Да, так лучше. В нашем доме полно соглядатаев.
Вслед за Гонсалесом через несколько минут ушел Хоакин. Вскоре вернулись дети Аугусто.
— Ну, что вы делали у дяди с тетей? — спросила мать.
— Нас водили в кино, — отвечал старший.
— На американскую картину, ох и стреляли там! — добавил младший.
— Сейчас поужинаете — и спать, — сказала Элена, направляясь в кухню; следом за ней пошли Аугусто и малыши. Энрике с Росой остались в столовой.
— О чем задумался?
— О тебе. Мне очень понравилось, что ты предложила спрятать листовки.
— Я боюсь, Энрике.
— Не будь глупышкой, ничего не случится.
— Давай прогуляемся, что-то душно стало.
— Давай.
— Мы пойдем, Элена! — крикнула Роса.
— Проветритесь немного, — ответила жена Аугусто.
Молча они кружили по улицам квартала. Они шли, прижавшись друг к другу, у самых стен домов. Изредка попадались прохожие. Рожки месяца смотрели вниз. По небу скользили белые облачка.
* * *Они долго смотрели друг другу в лицо. Потом наконец простились.
— Придешь завтра? — спросила Пепита.
— Обязательно, только чуть попозже.
На крыши домов по улице Браво Мурильо лился молочный лунный свет. Небо казалось грязным, словно затянутое дымом. Группа велосипедистов катила в сторону Куатро Каминос. Они ехали попарно, время от времени оборачиваясь, чтобы через плечо перекинуться словом.
У подъезда Хоакин встретился с Антоном.
— Как дела? — спросил он у друга.
— Ничего, — весело ответил Антон.
— Я вижу, ты доволен.
— Еще бы, так и прыгаю от радости…
— Есть хорошие новости?
— А ты слышал насчет бойкота?
— Да.
— Теперь все об этом знают.
Антон поставил ногу на ступеньку лестницы, собираясь войти в подъезд.
— На, закури.
— Спасибо.
Хоакин достал зажигалку.
— Хорошая у тебя зажигалка.
— Ронсоновская. Пепита подарила на день рождения. Они закурили. В подъезде слышались приглушенные голоса завсегдатаев, распивавших вино в таверне Иларио.
— Зайдем? — спросил Антон.
— А ты куда?
— Давай зайдем, промочим горло.
— Не могу.
— Дела, что ли, какие? Оставь на завтра.
— Я договорился с другом.
— Да брось ты своих друзей, пошли лучше тяпнем пивка.
— Нет, я договорился с товарищем насчет одного дела, — объяснил Хоакин.
— Ладно, понимаю. Листовочки, да?
Хоакин промолчал. В подъезд вошел сосед с третьего этажа. Он нес под мышкой газету.
— Добрый вечер, — поздоровался сосед.
— Добрый вечер, — в один голос ответили приятели. Из глубины подъезда раздался шум. Хлопнула дверь лифта. Зарокотал мотор.
— Этот тоже разбирается что к чему, — сказал Антон. — Живет рядом со мной. Я каждую ночь слышу, как он ловит по радио…
— Уже несколько дней очень плохо слышно.
— Помехи.
— Ладно, я пошел. Я еще не ужинал, — сказал Хоакин.
— Как у тебя дома?
— Нормально. После Антонии съехала Ауреа. Теперь остался только Рамиро, но и он не надолго. Ему скоро дадут квартиру.
— Ты доволен?
— Еще бы!
— Когда все уедут, квартира будет твоя?
— Да.
— Ну ладно. Куда тебе спешить, давай выпьем пивца у Иларио.
— Хорошо, один стакан — и пойду.
Для того чтобы попасть в таверну, следовало толкнуть стеклянную дверь и подняться на одну ступеньку. Стойка была поделена на две части. Одна, обитая цинком, со стенкой из белого кафеля, предназначалась для пива. Здесь располагались краны от пивных бочек и аперитивы. У другого конца стойки, меньшего по размерам и отделанного деревом, отпускали вино клиентам, являвшимся со своей посудой: бутылями и кувшинами.
— Клянусь тебе, я своими глазами видел в цеху листовку, — утверждал рабочий, стоявший у стойки. Заметив вошедших приятелей, рабочий замолчал.
— Роток на замок, на горизонте мавры! — смеясь, крикнул кто-то из глубины зала.
— Это свои, — успокоил хозяин таверны.
— Брось ты.
Они подошли к стойке, где отпускали вино.
— Давай пойдем куда-нибудь в воскресенье, — предложил Антон.
— Пока нет, вот когда это кончится, — ответил Хоакин. И тут же спросил. — А сколько времени?
— У меня нет часов.
— Да, без часов паршиво. Никогда не знаешь, сколько времени. Мне обязательно надо купить часы.
— Из Танжера привозят за сходную цепу.
— Сейчас десять минут одиннадцатого, — сказал хозяин таверны с другого конца стойки. Он повесил свои наручные часы на горлышко бутылки.
— Мне уже пора, Антон.
— Допей свое пиво.
Хоакин допил то, что оставалось в стакане.
— Ну, смотри не попадайся. Пойду схожу в кино с сестренкой. Давно уже не водил ее.
— Когда начало?
— В десять сорок пять. Но я не хочу пропускать хронику.
— Ну, приятного развлечения.
— А тебе всяческой удачи.
Хоакин поднялся по лестнице и вошел в квартиру. Дверь в комнату Рамиро была открыта, и он пожелал доброго вечера всему семейству, сидевшему за передвижным столиком.
— С невестой гулял? — спросила Бланка.
— Да. Гуляли по Дееса де ла Вилье. Очень хорошо, — ответил Хоакин.
— Пользуйся, пока холостой. Пока ты вольная птица. Вот женишься, пойдут детишки, носа за порог не высунешь, — заметил Рамиро.
— Можно подумать, будто ты сидишь дома, привязанный за ногу к кровати. Да ты больше бываешь на улице, чем дома, — возразила Бланка мужу.
— Так я работаю.
— Мы тоже несколько раз гуляли в Деесе, помнишь? — сказала Бланка.
— Ходили в Г’оррис, закусочную, рядом с какими-то сиротскими интернатами.
— Мы там танцевали, — подхватила Бланка.
Супруги замолчали, словно отдавшись далеким воспоминаниям.
— Вы слышали насчет бойкота транспорта? — спросил Хоакин.
— Да, — ответил Рамиро. — Мне рассказывали товарищи из районного отдела. Нам приказали не обращать на это внимания и пользоваться транспортом.
— Но ты не станешь, — сказала Бланка.
— Еще не знаю. Там видно будет. Вообще-то такая забастовка глупость. Тем, что будешь ходить пешком, многого не добьешься.
— Пойду поужинаю, — сказал Хоакин.
Он прошел в столовую и открыл окно. Слабый, белесый свет растекался по двору. Раздавался смех и тихие разговоры; в первом этаже привратник ругал жену.
— Почуяли страх. Этот и подобные ему стали теперь бояться. — Хоакин, прислушавшись к голосу привратника, вспомнил то время, когда этот тип орал и наводил ужас на всех во дворе.
Постояв у окна, Хоакин прошел в туалет, причесался. В туалете на гвозде висело какое-то женское тряпье, старые брюки.
Когда он вернулся в столовую, его ждал ужин. Мачеха раскладывала приборы.
— Ты пойдешь куда-нибудь? — спросила она.
— Да, — ответил он. — Завтра же воскресенье.
— Для меня все дни одинаковы. Что воскресенье, что будни. Одним только и хороши воскресенья. На работу ходить не надо. Но зато дома всегда работа найдется. Как тебе приготовить яйцо?
Хоакин не ответил. На столе рядом с кувшином с холодной водой дымилась тарелка супа. Мария сидела напротив Хоакина, опустив глаза в тарелку.
— Как тебе приготовить яйцо? — снова спросила она.
— Как хочешь.
— Мне все равно, что тебе готовить, яичницу или омлет.
— Давай тогда яичницу.
