Семен Малков - Обман
— Обма-аныва-аете, — закрыв лицо руками, сквозь слезы отозвалась Оля. — Ка-ак вам не сты-ыдно?
Такое происходило впервые, и Сара даже опешила. Лола грустила и плакала, но всегда была вежлива с приемными родителями, и упреков от нее они никогда не слышали.
— Это кто же тебя обманывает? — делая сердитый вид, чтобы скрыть испуг и беспокойство, спросила она и потребовала: — А ну выкладывай: что тебя так расстроило?
Мои па-апа и ма-ама, ока-азывается, не умерли… приехали за-а мной, а вы меня-а… не отдае-оте, — растягивая слова, еще пуще зарыдала девочка.
Осознав, что Лолите каким-то образом все стало известно и рушится их, казалось бы, уже достигнутое семейное благополучие, Сара Фишер окончательно растерялась.
— Да что… такое… ты говоришь? Кто… тебе… это сказал? — только и смогла она вымолвить, запинаясь.
— Никто мне не говорил, — вспомнив, что обещала молчать, и перестав плакать, ответила ей Оля. — Я поверила горбатому дядьке, что меня хотят погубить злые духи. Он ведь сказал, что они примут вид мамы и папы, которые умерли, — она вытерла слезы и, всхлипнув, добавила: — Я такое часто видела по телеку.
— Ну и что? — не выдержала Сара. — Он же сказал правду!
— Зачем вы обма-анываете, тетя Салли? — обратила к ней заплаканное лицо Оля. — Папа и мама были настоящие! Они не умерли! Я видела их портреты в газете.
— Где же ты могла видеть? В школе? — поразилась Сара. — Ты же, Лола, газет не читаешь и по телеку ничего не смотришь, кроме детских передач!
— Я вчера вечером их в кабинете у дяди Генри посмотрела. Простите, что без спросу, — покаянным голосом честно призналась Оля. — Поняла, что случилось… что-то такое… и мне захотелось проверить.
«Дело дрянь, — удрученно подумала Сара. — Теперь вряд ли удастся что-либо поправить. Лолита — большая девочка! Если только попробовать ее уговорить». Она уже пришла в себя и могла рассуждать трезво.
— Ты неправильно поступила, Лолита, — с искренней печалью сказала Сара. — Неужели хочешь поломать блестящую судьбу, которая тебя ожидает, как нашу приемную дочь и наследницу? Ты уже достаточно большая, чтобы понимать, что дает в нашем мире человеку такое богатство, которым мы обладаем.
Девочка молча слушала, и она с воодушевлением продолжала:
— Мы с дядей Генри удочерили тебя вполне законно, как сироту. У тебя даже по документам была другая фамилия. Нам она была безразлична потому, что ты теперь — Лола Фишер. И, когда появились люди, утверждающие, что они твои родители, мы предоставили решить этот спор суду. Разве это неправильно?
Сара испытующе посмотрела на Олю, но девочка продолжала молчать, и она мягким тоном, насколько позволял ее низкий грудной голос, заключила:
— Суд, как ты знаешь, подтвердил наши права. По закону, ты теперь наша дочь со всеми, — подчеркнула, сделав паузу, — вытекающими правами. Так подумай сама, зачем тебе отказываться от нас, от такой замечательной судьбы? Стоит ли возвращаться назад, где ничего такого у тебя не будет и в помине? — взглянула с укором, снова сделав паузу, и заверила: — Ты знаешь, что мы с дядей Генри тебя любим и сумеем заменить папу и маму! Как наша дочь будешь иметь хорошую возможность помочь также своей сестре Надин добиться успеха в жизни!
Непривычно длинная речь утомила Сару, и она обессиленно опустилась на стул, пытливо глядя на приемную дочь и моля Бога, чтобы приведенные доводы возымели действие. Но ее надежды не оправдались.
— Мне очень жаль, что так получилось, тетя Салли, — приподнявшись на подушках, со взрослой печалью ответила Оля. — Но раз живы мои родные, я не могу у вас оставаться. Ну разве вы, — бросила на нее девочка чистый взгляд своих синих глаз, — могли бы отказаться от своих папы и мамы даже ради всех богатств на свете?
Сара сразу вспомнила свое нищее детство. Своего отца, портового грузчика, убитого в пьяной драке, и мать — торговку овощами, грубую женщину, спившуюся с горя, когда ей не было еще десяти лет. Жили они в постоянной нужде. Но родители, простые и необразованные люди, любили друг друга и свою дочь. Отец, как бы ни уставал, находил время, чтобы приласкать и с ней поиграть, а мать, хоть могла влепить пощечину за серьезную провинность, зато чаще была нежна и всегда заботлива.
«Могла бы я отказаться от них, если бы были живы и меня захотели взять к себе миллионеры?» — мысленно спросила себя Сара и, несмотря на всю свою прагматичность, не смогла дать положительный ответ. Потому что ее бедное детство все равно осталось в памяти счастливейшим периодом жизни, и своих родителей она вспоминала с неизменной нежностью.
— Ну что же, Лола, твое поведение создает для всех нас серьезную проблему, — поднявшись, сказала она, стараясь сохранять спокойствие, хоть сердце у нее и обливалось кровью. — Надеюсь, ты не будешь объявлять голодовку? Уже давно пора завтракать. А я обещаю, что поговорю с дядей Генри, и мы еще с тобой все спокойно обсудим.
Боясь, что не выдержит и расплачется, Сара поспешно вышла из комнаты.
— Какие там газеты, Салли! Это все наделала старая карга, — вне себя от ярости бушевал Генри Фишер, когда жена, вся в слезах, рассказала ему о своем утреннем разговоре с Лолой. — Это надо же, какая сволочь! Сама одной ногой уже в могиле и другим жизнь портит!
Набравшись духу, Сара не стала звонить ему в офис, а ошарашила супруга, когда он приехал домой обедать. Тут уж она дала волю слезам.
— Но почему ты так уверен, что это она открыла глаза Лолите? — всхлипывая, с сомнением спросила она, не желая, чтобы старушка пострадала под горячую руку. — Правда, миссис Боровски при мне поговорила с Лолой немного на своем языке. Но очень спокойно. А за обедом разговор велся только по-нашему.
— Чего бы я стоил, Салли, если бы не умел видеть все насквозь, — мрачно, но не без самодовольства бросил ей Фишер. — Эта хитрая старушенция сумела так сообщить обо всем Лолите, что ты даже не заметила. И я тебе это докажу!
Чтобы немного успокоиться, он зажег сигару и продолжал:
— Тут же все сходится! Русские только у себя грызутся, а в чужих краях, как никто, стоят друг за друга. Поверь, я уже с этим сталкивался. Зачем, по-твоему, тогда прискакали они к тебе, — вперил он на жену жесткий взгляд своих ледяных глаз, — как только мы выиграли суд? Конечно, для того, чтобы вновь замутить воду. Так Юсуповы хотят добиться своего!
— Ты думаешь, они связаны с родителями Лолы? — изумленно вытаращила на него глаза Сара. — Каким образом, Генри?
— Этого я пока не знаю. Допускаю даже, что старуха Мэри просто захотела помочь соотечественникам вернуть девочку, — почти угадал проницательный делец и, нахмурив брови, мстительно добавил: — Но это ничуть не уменьшает ее вины, и она за это поплатится!
— Наша Лолита не умеет врать, — все же усомнилась Сара. — Ты думаешь, она выдумала насчет этой, — вопросительно посмотрела на мужа, — газеты, Генри?
— Вовсе нет. Такая газета у меня есть, и она могла ее посмотреть, — ответил Фишер и убежденно добавил: — Но только после того, как ее надоумила старуха Боровски.
— Что же теперь делать, Генри? — в отчаянии заломила руки Сара. — Неужто нам придется Лолиту вернуть родителям?
— Этого исключить нельзя, если она упрется, — с мрачной рассудительностью произнес Фишер. — Надо попробовать ее уговорить. Посулить золотые горы, расписать получше, чего лишится, если от нас уйдет к родителям. Весь расчет на то, что она уже большая и ее можно этим соблазнить.
— Хорошо, я попытаюсь, Генри, — уныло согласилась с ним Сара. — Мне самой кажется, что другого способа у нас нет.
Она пошла распорядиться насчет обеда, а Фишер тут же по мобильной связи вызвал к себе шефа секьюрити.
— Немедленно приезжай, Мигель! — приказал он пуэрториканцу. — Для тебя есть дело.
Фишер успел лишь освежиться под душем, как его верный подручный уже прибыл и, ожидая распоряжения босса, расположился в гостиной.
— Пройдем в кабинет, — выйдя к нему прямо в халате, сказал он ему хмуро, и Мигель сразу понял, что речь пойдет об очередном «мокром деле». — Надо, чтоб никто нас не подслушал.
Там они уселись в кресла и, понимавший без слов своего босса, Мигель, не теряя зря времени, спросил:
— О ком на этот раз пойдет речь?
— Мне напакостила старуха Боровски. Надо отомстить этой суке, — коротко объяснил ему Фишер.
— Придушить старушенцию? — не сдержал удивления обычно флегматичный пуэрториканец. — Она ведь и так вот-вот загнется.
— В этом ты прав. Она давно готова переселиться в мир иной, — недобро усмехнулся Фишер. — Я решил наказать ее по-другому. Пусть живет и мучается!
Мигель лишь молча взглянул на босса, и тот открыл ему свой замысел:
— Мы пошлем к праотцам ее единственного сына — Тима Боровски. Вот это для нее будет удар! От бездельника все равно нет пользы обществу.
