Сью Таунсенд - Адриан Моул и оружие массового поражения

– Ну да, точно, – кивнул пацан. – Только Энтони в библиотеке трюхает и тоже стекляшки носит. Вот я и скумекал, что вы – это типа он.

Почему, ну почему ни одни часы в городе не показывают точное время?

Почему ну почему двери в общественных зданиях так противно скрипят?

Позвонил Найджел и пожаловался, что у него депрессия недавно ослепших.

Попытался оказать ему психологическую помощь, задав вопрос, что самое плохое в слепоте.

– То, что я ни хрена не вижу! – огрызнулся Найджел.

Решив, что ему необходима смена обстановки, позвал его с собой в больницу навестить моего отца.

– Ну если ничего лучшего ты предложить не можешь… – мрачно согласился Найджел.

Отец выглядел не лучшим образом; шов на спине воспалился, поднялась температура.

Санитарка Эдна, женщина, явно махнувшая на себя рукой, протирала пол вокруг кровати отца, макая швабру в ведро с тухлой водой.

Когда я спросил отца, как он себя чувствует, ответила Эдна:

– Да уж, плохая ночка выдалась, утречком-то пришлось силком заставлять его кушать. Правда, Джордж?

Отец слабо кивнул.

А Эдна добавила:

– Вот закончу туточки прибираться, дак и помою тебя.

Когда она отошла, отец заговорил:

– Эдна – поистине соль земли, я жив только благодаря ей. Все эти медсестры долбанутые слишком много мнят о себе, чтобы помыть больного Одной я вчера сказал, что у меня в заду свербит, а она отвечает: «У меня красный диплом, мистер Моул. Я свяжусь с отделением обслуживания лежачих больных, когда выдастся минутка».

Желая разрядить атмосферу, я рассказал о Мазе.

– Смотреть надо, когда через дорогу переходишь, – буркнул Найджел.

Он, безусловно, прав, но мог бы и посочувствовать.

Поминовение Маза приобретает размах, очевидно не соответствующий известности и возрасту молодого человека.

В местной вечерке заметка:

Юный герой погиб, совершая акт милосердия по отношению к своей бабушке. Мартин Фостер (Маз) погиб, когда отправился покупать новые батарейки для бабушкиного слухового аппарата, о чем сегодня поведали безутешные родственники.

Этот стихийный мемориал меня слегка раздражает. Он загораживает вход в магазин, а сегодня должны доставить книги из дома Мортимера.

Я спросил у женщины-полисмена, дежурившей у мемориала, нельзя ли подвинуть цветы немного в сторону. Она обвинила меня в неуважении к усопшим.

Когда ее дежурство закончилось, я тихонько сдвинул мемориал на несколько футов – поближе к витрине магазина «Хабитат». Уверен, Маз не стал бы возражать.

Появилось новое стихотворение – листок с ним приколот к драному плюшевому медвежонку.

Бог хватился ангела, и выбор пал на Маза.Сказал Господь: «Мне нужен парень, что не грешил ни разу».А вы гляньте в небоИ слезы утрите, хоть и сердце щемитПадающая звезда – это наш Маз летит.Спи крепко, сынокС любовью, мама, папа и твои преданные любимцыРекс, Виски и Содовая[64]

Прослезился над этим тошнотворно сентиментальным опусом.

Отменил заседание писательской группы из-за активности крыс, судебных претензий Гэри Вялока и уныния, навалившегося на меня.

Кен Тупс сказал по телефону что его мутит от того, как проходят заседания писательской группы, и предложил взять на себя роль председателя.

Моя жизнь медленно катится в тартарары. Я подписал еще один кредитный чек от «Барклиз» и перевел эти деньги на свой счет. Думаю, хотя до конца все же не уверен, что теперь я по уши в долгах.

Перед уходом с работы позвонил в Министерство обороны и оставил на их автоответчике сообщение с вопросом, получил ли мистер Хун мое письмо касательно рядового Гленна Ботта-Моула.

В шестичасовом выпуске программы «Мидлендс сегодня» показали отснятый кабельным телевидением материал о том, как я передвигаю цветы, а газета «Горн Эшби» опубликовала статью под заголовком: «Бессердечный владелец магазина потревожил мемориал».

В статье говорилось:

Бывший повар-телезвезда Адриан Моул, тридцати пяти лет, был сегодня обвинен скорбящими родственниками в бессердечии и низости. «Мы потрясены и подавлены», – заявили они. Натан Силвер, профессор антропологии из университета Лафборо, прокомментировал: «Тревожить святыню, сооруженную в честь покойного, строго запрещено в любой культуре мира».

Позвонила Маргаритка и завопила в трубку:

– Мама говорит, что ты попал на первую страницу газеты за то, что осквернил могилу. Тебя все ненавидят!

Уточнил, что не на первую страницу, а на пятую, и что это не могила, а место поклонения. А потом добавил, что пойму, если она отныне не желает иметь со мной ничего общего.

– Ты по-прежнему отец моего ребенка, – спохватилась Маргаритка. – Нам очень важно не терять связь друг с другом.

Трубку взял Майкл Крокус и попросил отвезти Маргаритку и Нетту в бирмингемский аэропорт.

– Вылет в 6.10. Значит, тебе нужно быть в Биби-на-Уолде не позднее четырех утра.

Согласился помимо своей воли.

Встал в 3 утра, принял душ, оделся, отогнал сэра Гилгуда от водительской дверцы и поехал в Биби-на-Уолде.

У порога высилась гора чемоданов, я долго загружал их в багажник. Затем из дома вышла Маргаритка, ее вел под руку Майкл Крокус, облаченный в неизменный клетчатый халат.

На Маргаритке было нечто вроде комбинезона, отдаленно напоминающего одеяние для беременных, и спортивные туфли. Нетта была одета так же. По дороге до бирмингемского аэропорта Нетта и Маргаритка беседовали о том, как несправедливо, что женщинам приходится девять месяцев носить в себе ребенка. Затем они обсудили, как назвать малыша, и пришли к выводу, что имя Роуэн подходит для ребенка любого пола. Со мной они не советовались.

Нетта потребовала инвалидное кресло, чтобы довезти Маргаритку до самолета. Когда ее желание было выполнено, служащий, оформлявший страховку, поинтересовался, чем больна Маргаритка. Я честно ответил, что не в курсе.

Я наблюдал, как самолет мчится по взлетной полосе и взмывает к небу, и настроение мое стремительно улучшалось. На обратном пути зеркало заднего вида сообщило мне, что я выгляжу на десять лет моложе. Впервые в жизни я забыл о своем страхе перед шоссе М6 и мчался со скоростью 70 миль в час по скоростной полосе.

В то же утро меня познакомили с Бернардом Хопкинсом. Высокий, сутулый малый с яйцеобразной головой и пучками тусклых черных волос вокруг лысины. Капилляры, разносящие кровь по лицу, казалось, пролегали у него поверх кожи и были готовы в любое мгновение лопнуть. Такое впечатление, будто его все на свете безмерно раздражает. Выглядел он слегка пьяным и беспрерывно курил. Вообще-то мистер Карлтон-Хейес не разрешает курить перед магазином, но Хопкинс, похоже, получил карт-бланш на все, что ему заблагорассудится. По-моему, более невоспитанного человека я не встречал. Когда нас представили, он сказал:

– Вид у тебя голубоватый. Ты, случаем, не педик?

Мистер Карлтон-Хейес, этот джентльмен из джентльменов, наблюдал за Хопкинсом с явным удовольствием – так ослепленный любовью родитель взирает на свое не по годам развитое чадо Мне же хотелось стащить с Хопкинса мешковатые вельветовые брюки и хорошенько всыпать ему парочку горячих.

Тем не менее дело свое он знает и книги любит. Хопкинс чуть в обморок не упал от радости, когда обнаружил трехтомник Босуэлла «Жизнь Сэмюэла Джонса» – первое американское издание 1807 года издательства «Эндрюс и Блейк». Он показал трехтомник мне со словами:

– Зырь сюда, красавчик. Такие книги на дороге не валяются. – И забормотал, поглаживая обложку: – Настоящий сафьян с золоченым тиснением и ромбовидным рисунком, дополненный портретом и факсимильной вкладкой.

Все это звучало как заклинание. Надеюсь, и я когда-нибудь освою жаргон книготорговцев.

Спросил, сколько стоит комплект.

– У кошерного понтёра и обезьяна раскошелится, красавчик, – ответил он.

Я и половины не понимаю из того, что говорит Хопкинс.

В обед он пригласил меня выпить, и мы отправились в ближайший паб «Пес и утка». У Хопкинса глаза на лоб полезли, когда я попросил минералку без газа.

– Зачем тогда в паб ходить, красавчик? – прохрипел он. – Мог бы прямо на работе пойти в клозет и хлебнуть водички из-под крана.

Вскоре я уже рассказывал ему о своих долгах, растущих как снежный ком.

В ответ услыхал, что кредиторы преследуют Хопкинса со времен учебы в Оксфорде.

По идее Хопкинса наняли составлять опись коллекции Мортимера, сложенной в подсобке, но он большую часть времени отирается в торговом зале.

Сегодня к нам заглянула хорошенькая студентка-медик в поисках дешевого издания «Анатомии Грея». Когда я показывал ей то, что имеется у нас в наличии, встрял Хопкинс, громогласно усомнившись в компетентности врачей-женщин.