Джон Берендт - Полночь в саду добра и зла
– Когда вы решили покончить с гомосексуализмом?
– Знаете, я пытался покончить с этим на протяжении последних трех или четырех лет. Последний эпизод был три недели назад, но я его едва помню, а до этого был эпизод за полтора месяца до последнего. Сейчас я на правильном пути, и я никогда больше не сверну на кривую дорожку, потому что это дурно, даже в Библии написано, что это дурно. И теперь я буду говорить всем гомосексуалистам, чтобы они бросили это дело, потому что в конце концов они истреплются и никому не будут нужны. Мне повезло, я еще молодой человек и порвал с этим.
– Вы порвали с этим три недели назад.
– Я порвал с этим навсегда.
Грег Керр спустился с трибуны и покинул зал суда. Бобби Ли Кук встал.
– Пригласите, пожалуйста, миссис Доулинг, – сказал он.
Элис Доулинг, вдова покойного посла, вошла в зал суда с приятной улыбкой, не имея ни малейшего представления о том, что здесь происходило всего несколько минут назад. Свои показания она начала с того, что знает Джима Уильямса с тех пор, как он консультировал ее при реставрации ее дома на Оглторп-авеню.
– Были ли случаи, когда вы посещали вечера и празднества в доме мистера Уильямса? – спросил Кук.
– Да, – вежливо ответила миссис Доулинг. – В течение многих лет мы посещали его Рождественские вечера.
– Во время этих посещений вы не замечали, что мистер Уильямс принимает наркотики или одобрительно относится к их употреблению?
– Никогда, – решительно отрезала миссис Доулинг. После этого к допросу Элис Доулинг приступил Спенсер Лоутон.
– Миссис Доулинг, вы слышали что-нибудь о взаимоотношениях, которые, возможно, связывали мистера Уильямса и одного молодого человека по имени Дэнни Хэнсфорд?
– Нет, сэр. Мне абсолютно ничего не известно о частной жизни мистера Уильямса.
– Спасибо, – сказал Лоутон. – У меня нет больше вопросов к вам.
Уважаемые друзья Джима Уильямса один за другим поднимались на свидетельскую трибуну и говорили о том, что у мистера Уильямса прекрасный характер, что он никогда при них не употреблял наркотики и что они сами слыхом не слыхивали о молодом человеке по имени Дэнни Хэнсфорд.
После опроса свидетелей судья объявил перерыв в заседании на два дня, призвав присяжных не разглашать материалы дела, не читать газет и не смотреть телевизор, чтобы не потерять объективности и беспристрастности. Следующее заседание состоится в понедельник – стороны подведут итоги, и судья проинструктирует присяжных перед вынесением вердикта.
В воскресенье – то ли случайно, то ли намеренно – «Саванна морнинг ньюс» опубликовала пространную статью о невыносимых условиях жизни в тюрьме графства Чатем. Федеральный судья проинспектировал тюрьму и нашел ее состояние «удручающим». Он был удивлен и потрясен жутким антисанитарным состоянием исправительного заведения. Заключенные страдали от «скученности, плохого питания, грязи и отсутствия медицинской помощи». Здание было выстроено только три года назад из прочных каменных блоков, его окружал аккуратный зеленый газон. По ночам тюрьма ярко освещалась и напоминала чистотой и покоем отделение федерального банка в Палм-Спрингс. Однако внутри все выглядело по-иному. В узилище царил полный хаос. Как сказал федеральный судья, «здесь совершенно отсутствует элементарный надзор, а какая отвратительная еда!»
Обстановка в зале суда наутро после уик-энда сложилась довольно напряженной – откровения газеты на счет условий в местной тюрьме еще более драматизировали исход процесса. Для произнесения заключительной обвинительной речи слово взял окружной прокурор Спенсер Лоутон.
– У Джима Уильямса есть гораздо большие проблемы, нежели приступы гипогликемии, – начал он. – Давайте разберемся в них. Итак, Джим Уильямс перешагнул пятидесятилетний рубеж. Это человек, обладающий громадным состоянием и большим умом. Он живет в великолепном, красивом доме и дважды в год ездит за границу. У него множество могущественных, симпатичных и влиятельных друзей. Но у Уильямса есть и многое другое. Его дом буквально набит взведенными и заряженными «люгерами», стол в его кабинете украшен нацистской символикой. Он носит эсэсовский перстень с изображением черепа и скрещенных костей.
Теперь обратим наш взор на Дэнни Хэнсфорда. Джим Уильямс утверждает, что Дэнни был незрелой личностью, необразованным, недалеким, потерянным и неуравновешенным молодым человеком, охваченным чувством отверженности и покинутости даже со стороны собственной матери. Но я хочу сказать вам, что Дэнни Хэнсфорд – фигура скорее трагическая, нежели злодейская. Вам будет совсем не трудно представить себе, насколько сильное впечатление оказало на Дэнни близкое знакомство с таким влиятельным и могущественным человеком, как Джим Уильямс.
Джим Уильямс, собственно говоря, никогда не проявлял реальной заботы о Дэнни Хэнсфорде, который был пешкой, да, да, простой, ничего не значащей пешкой в той мелкой игре, что затеял Уильямс, стремясь манипулировать Хэнсфордом и эксплуатировать его. Возможно, сам Дэнни считал себя ведущим, лидером. Но выше головы не прыгнешь. Он связался с настоящим профи и в конечном итоге проиграл все. Я не думаю, что он был ведущим, нет, он был ведомым, узником весьма комфортабельного концентрационного лагеря, где физические пытки были заменены пытками эмоциональными и психологическими.
У нас есть множество причин поинтересоваться, из каких соображений Джим Уильямс прибегал к услугам неумелого, неуправляемого, в высшей степени эмоционального, страдающего депрессией человека с поврежденной психикой в минуты, когда болезнь лишала его сознания и когда ему требовалось максимальное внимание. Мы вполне вправе спросить, из каких соображений Джим Уильямс решил взять с собой в Европу человека, который, как он сам утверждает, имел преступные наклонности, любил насилие и страдал психопатией.
Лоутон был красноречив и язвителен. Он говорил, не повышая голоса, как и все шесть дней процесса, но его праведный гнев гремел в притихшем зале.
– То, что произошло, есть хладнокровное, заранее спланированное убийство, – продолжал Лоутон. – Все разговоры о самозащите – одна маскировка. Никакой самозащиты не было. Мы часто цитируем Томаса Гоббса, который утверждал, что жизнь отвратительна, жестока и коротка, и именно так, мне кажется, думал Дэнни Хэнсфорд в последние секунды своей жизни, когда жизнь вместе с кровью по капле вытекала из него на персидский ковер Джима Уильямса.
Именно в своем заключительном слове, на последнем этапе суда, Спенсер Лоутон предложил присяжным новую трактовку того, что произошло. Он предположил, что якобы имевшая место вспышка насилия со стороны Дэнни третьего апреля – дело рук самого Уильямса, который инсценировал ее, чтобы подготовить общественное мнение и суд к предстоящему убийству.
– Возможно ли, – вопрошал прокурор, – что весь эпизод со стрельбой в спальне был подстроен? Мог ли Джим Уильямс понимать, что отныне, свидетельствуй в суде, он сможет утверждать, что был вынужден убить Дэнни с целью самозащиты? Не хотел ли Уильямс искусственно создать улики, подтверждающие склонность Дэнни к насилию, и сделать так, чтобы эти улики попали в полицейский протокол, пока Дэнни спокойно спал?
Лоутон предположил, что выстрелы в Дэнни Хэнсфорда не были самозащитой и не были деянием, совершенным в состоянии аффекта. Нет, то было заранее и хладнокровно спланированное убийство. Пока Дэнни спал в спальне на втором этаже, Уильямс внизу перевернул мраморный стол, грохнул об пол стеклянный кувшин, перебил несколько фарфоровых безделушек и несколько раз выстрелил из «Лютера» по площади Монтреп, чтобы, вызвав полицию, обвинить в этом Хэнсфорда.
Можно спросить, почему выстрел в спальне не разбудил Дэнни. Да потому, предположил Лоутон, что никакого выстрела не было. Пулевое отверстие в полу спальни – это старое пулевое отверстие, и у Лоутона нашлось убедительное доказательство этому. Капрал Майкл Андерсон, полицейский, прибывший в ту ночь в Мерсер-хауз, свидетельствовал: «Мы подняли ковер и обнаружили в полу отверстие от пули, но не смогли найти саму пулю. Я не могу с уверенностью сказать, было ли это отверстие свежим или старым». Теперь в своем заключительном выступлении Лоутон поведал присяжным:
– Совершенно очевидно, что капрал Андерсон, не считал, будто пулевое отверстие в полу спальни было результатом выстрела Дэнни Хэнсфорда.
Бобби Ли Кук, который уже выступил со своей заключительной речью, был лишен возможности отвести измышления прокурора.
После выступления прокурора судья объявил перерыв в судебном заседании на один день. Наутро зал был снова забит до отказа. Судья Оливер зачитал длинный список обязанностей присяжных и отправил их в совещательную комнату для вынесения вердикта.
Спустя три часа по коридорам прошел слух, что присяжные вернулись в зал. Пристав призвал публику к порядку, и присяжные заняли свои места.
