Елена Чижова - Преступница
Существо загадочного вида встречало их на пороге. По голосу Маша приняла за женщину, точнее, за старушку, однако старушечье лицо покрывали редкие волоски. Они выбивались неровными кустиками, нарушавшими границу между усами и бородой. Картину завершала шапочка, похожая на старинный ночной чепец. Поймав Машин взгляд, существо стянуло головной убор и, застеснявшись, представилось Вениамином: "Извините, не предполагал, что Юлик с дамой. Стульев мало, сижу на подоконнике, сквозит", - пальцем он указал на свою голову.
За спиной старообразного Вениамина темнел длинный коммунальный коридор. Он терялся в бесконечности, и, задержавшись на пороге, Маша опасливо огляделась. Справа, за выступом выгороженного туалета, обнаружилось окно. Сквозь распахнутую форточку проникал помоечный дух. Впереди, сколько хватало глаз, угадывались комнатные двери. Вдали, за поворотом, слышались пьяные крики. "Не обращайте внимания, сосед - сутки через трое, сейчас как раз гуляет", - Вениамин объяснил неохотно. На всякий случай Маша кивнула.
В комнате, куда они вошли, находилось человек десять. Под потолком, изгаженным застарелыми протечками, висел большой японский фонарь. Бумажная оболочка, изрисованная драконами, кое-где лопнула. Желтый свет пробивался сквозь прорехи. Межоконный простенок занимал продавленный диван. Напротив стояли стулья - полукругом. Между стульями и диваном располагался низкий столик, на котором лежали книги и две коробки с копчушками. Натюрморт венчала бутылка водки. Еще три высились на подоконнике. Подойдя, Юлий прибавил к ним свою. Хозяин, успевший нахлобучить чепец, пристроился под форточкой. Маша присела на свободный стул.
Разговор, потревоженный их появлением, был горячим. Новыми гостями никто не заинтересовался. Маша подумала - к лучшему: в этой странной компании представляться ни к чему. Глаза, привыкшие к японскому свету, различали детали. Стараясь не грешить против деликатности, она разглядывала лица. Те, кто собрался здесь, были евреями, по крайней мере, большинство. Однако - она отметила невольно - из их компании Юлий выбивался. Сначала Маша подумала, что дело в масти - в отличие от других, он был высоким и светловолосым. Две девушки привлекли ее внимание: про себя она окрестила их синими чулками. Только тут, найдя определение, Маша сообразила: собравшиеся напоминали собой картинку, которую она видела в одной книге: кружок дореволюционной интеллигенции. Народовольцы. Таких, как Юлий, на той картинке не было.
К ее удивлению, речь шла именно о революции, точнее, о ее последствиях. Девица, сидевшая напротив, спорила с востроглазым юношей. Тыча пальцем в книжную страницу, она убеждала его в том, что в результате революции русская и еврейская культуры пострадали одинаково: все святыни поруганы, на ниве еврейской культуры все выворочено и растоптано, сотни тысяч евреев, подобно русским, рассеяны по миру - и это рассеяние неодолимо.
"И слава богу! - Молодой человек лет двадцати пяти теребил очки. - Только при чем здесь рассеяние? Евреи - кочевое племя. Так они спасались всегда".
"Но - культура! - девица наступала решительно. - Настоящую культуру создают оседлые народы. Кочевникам - не до книг. В трудные времена они идут, выбиваясь из сил".
"Здравствуйте! - Вениамин шевельнулся на подоконнике. - А Библия? Ее-то кто создал?" Девица тряхнула головой. Кажется, реплика ставила ее в тупик.
"С Библией - сложно. В конце концов, и кочевники знают оседлые времена, - молодой человек приходил на помощь. - Что касается культуры, вопрос спорный. Если и вывернули с корнем, черт с ней, с культурой. Речь идет о жизни и чести!" Оставив в покое очки, он склонил голову. Маша прислушивалась, переводя взгляд. Слова, летавшие через столик, вызывали странное беспокойство. Что-то, скрытое в глубине, держало ее внимание.
Вениамин, нетерпеливо теребивший чепец, пошел в атаку. Взмахивая рукой, он возражал, утверждая, что нечего было особенно выворачивать, поскольку, ежели речь идет о бытовой местечковой культуре, - ее разворотили прогресс и просвещение, культура же высокая, носителями которой были не кочевники, а образованные евреи, шла рука об руку с русской, а значит, пострадала наравне и вместе с нею.
Другая девица, неприязненно косившаяся на первую, поддержала Вениамина. Она говорила: снова в России все повторяется, поэты и писатели, евреи по крови, творят на русском языке. Все вступили наперебой, приводя фамилии, но Маша не слушала. Громкие голоса мешали сосредоточиться. Она зажмурилась и вспомнила.
"Простите меня, но, кажется, вы не правы. - Маша сказала и удивилась наступившей тишине. - То есть, конечно, не все, а те, кто думает, что еврейская и русская культура - одно и то же. Я видела энциклопедию, там - еврейская культура, дореволюционное издание, много томов". Коричневые корешки с полустертым тиснением встали перед глазами. "И что там?" - девица, стоявшая за кочевников, перебила запальчиво. "Дело в том, что у меня не было времени, энциклопедия не моя, но, судя по количеству томов..." - Маша замолчала. "Количество ничего не доказывает", - девица блеснула глазами. "Именно что доказывает", - вторая дернула плечом и окинула Машу благосклонным взглядом.
"А где вы это издание видели?" - третья девушка, сидевшая в стороне, поинтересовалась вполголоса. В продолжение разговора она хранила молчание. "Еврейская энциклопедия - дело обычное, - Вениамин перебил бесцеремонно, - не такая уж редкость. Были бы деньги - достать легко". В виске стукнуло. "А это дорого стоит?" - Маша спросила осторожно.
"Энциклопедия - не очень... Зависит от продавца, но в общем, каждый том - рублей тридцать-сорок, - Вениамин отвечал охотно, - вот если..." - "Что?" - еще не зная зачем, она тянула нить разговора. "Ну, есть другие книги, редкие, по этой же теме..." - "Там есть и другие", - она начала, но замолкла. Взгляд Вениамина стал пристальным.
"И где вы все это видели?" - берясь за новую бутылку, он интересовался настойчиво. "Да, действительно, где?" - Юлий поддержал вопрос. Нескольких секунд, которые она выиграла, оказалось довольно. Совершенно спокойно Маша объяснила: давно, в одной семье.
"Скажите, а эта семья, - Вениамин поинтересовался тихо, - они не собираются уезжать?" - "Ну все, пиши - пропало! - молчаливая девица расслышала. - Форменная старуха-процентщица!" Маша не поняла: "Нет, насколько я знаю, кажется..." - "Мало ли, если вдруг надумают, я бы посмотрел книги". - "Посмотришь, все посмотришь, когда начнется", - девица поджала губы. "А что, - Вениамин стянул чепец, - лучше, чтобы досталось государству?"
Только теперь Маша поняла. Дальше она не слушала. Вчерашние мысли постепенно обретали форму. План еще не выстраивался в деталях, но общее направление прояснялось. Посидев с полчаса, она стала поглядывать на своего спутника. Юлий наконец поднялся. Пошептавшись с хозяином, он обернулся к Маше: "Я готов. Пойдемте". Они вышли в коридор. В квартире было тихо. "Все. Уснул", - Вениамин прокомментировал.
"Вы с ними давно знакомы?" - они спускались по лестнице. "Собственно, не очень-то и знаком, по крайней мере, не со всеми". - "Знаете, - Маша начала, - мне кажется, они немного странные. Нет, дело не в обстановке... Сами разговоры, - она поморщилась, - так, из пустого в порожнее". - "Ну, почему... - Юлий возразил неуверенно, - некоторые из них довольно образованны, например, Веня". - "Да, он показался мне симпатичным", - она ждала. "Кстати, - мостик, перекинутый от Вени, заставил его вспомнить, - вы говорили... Какие-то книги... Я имею в виду..." Маша отвела глаза. Все шло по плану. Он начал сам.
"Вы поняли? Мне не хотелось при всех. Книги дореволюционные, - по памяти Маша перечисляла названия. - Дело в том, что эти знакомые, они действительно собираются уезжать". - "Собираются? - Юлий обдумывал. - Но если так, Веня прав: должны продавать". Огонек зажегся в его глазах. "Продавать? - Маша сыграла удивление. - Да, наверное, я не подумала. И что, вы бы купили?" - "Конечно!" - он закивал горячо. "Хорошо, я поговорю", - она пообещала и свернула разговор.
"Как ваша рука?" - Юлию стало неловко. Только теперь он догадался спросить. Маша шевельнула кистью: "Вообще-то побаливает..." Они шли мимо египетской стены. "Не понимаю, - она кивнула на стену, - каким образом им удалось сложить такую пирамиду?" - "Пирамиду?" - Юлий оглядывал удивленно. "Ну да, египетскую". - "А... Вы простите, сразу не сообразил, - он проследил за ее взглядом, - Мне показалось... - Юлий усмехнулся. - Дело в том, что вчера я сам думал про Египет, как раз в связи с вашей рукой". Маша поглядела удивленно. "Я перечитывал и вдруг наткнулся на фразу, не смейтесь, я, конечно, и раньше, но теперь - другими глазами, потому что в этот момент подумал о вас... Запомнил наизусть". - "Наизусть?" - она переспросила.
По набережной канала они шли в сторону Невского. Юлий глядел вперед, на Казанский купол: "Вот ты полагался на опору, на эту трость надломленную, на Египет, а она, как обопрется на нее человек, вонзится ему в руку и прободает ее... Пожалуйста, не смейтесь", - он попросил жалобно. Стянув с руки перчатку, Маша глядела на тонкий шрам. "Как вы сказали - трость надломленную?" - она повторила тихо. "Да. Государство. Египет", - он подтвердил печально.
