Жиль Легардинье - Совсем того!
— Nicht[14] рассуждения! Verboten[15] рассуждения! Луиджи доверять.
— Хотел бы я послушать, как ты будешь объясняться с полицией на своем паршивом эсперанто.
В глубине коридора — что там — спальня или ванная? — раздался звук задвигаемого ящика.
— Если она там голая, меня стошнит, предупреждаю. Оба мужчины прошли по коридору, крадучись вдоль стены. Сомнений не оставалось: мадам Берлинер находилась в соседней комнате, дверь туда была открыта. Разгибая пальцы, Блейк сосчитал от трех до нуля. Закончив обратный отсчет, он ринулся в комнату, размахивая пистолетом. В последний раз он проделывал такое в день своего рождения: ему тогда исполнилось шесть лет, он нарядился супергероем и пугал маму. Мадам Берлинер заканчивала одеваться. Увидев невесть откуда взявшегося человека, принявшего характерную стойку, она пронзительно закричала.
— Вы не кричать! Это есть ограбление! Если вы молчит, kein problem[16].
Женщина была изрядно напугана и вместе с тем озадачена. Она таращила глаза на двух плохо одетых бандитов, один из которых, косоглазый, наставил на нее совсем маленький пистолет.
— Уграшения! Schnell![17]
— Не поняла. Что вы сказать? — переспросила она, сжавшись и умирая от страха.
— Нам тафать уграшения! Бистро или gross problem![18] Луиджи недоверчиво поглядывал на Гельмута. Что они тут делают?
Мадам показала на шкатулку, стоящую на туалетном столике. Блейк отдал свой пистолет Манье, чтобы тот, в свою очередь, взял мадам Берлинер на мушку.
— No pas volare le pistolero, Luigi petocho…[19]
Однако под настойчивым взглядом приятеля Манье уступил. Блейк вывалил на столик украшения из шкатулки — мадам Берлинер опять закричала. Того, что он искал, в шкатулке не было. Блейк повернулся к женщине и погрозил ей пальцем:
— Ви врать! Тругой уграшения! Где есть? Schnell!
— Pronto rapidissimo![20] — счел нужным добавить Манье. Вконец перепуганная, мадам Берлинер показала на комод.
— Рrimo[21] ящик. Но вы обещать не делать мне плохо. Блейк обнаружил в комоде маленький бархатный мешочек, в котором лежали все украшения, которые продала Натали. Он высыпал содержимое мешочка на кровать и взял два кольца — одно с изумрудом, — три браслета и великолепное колье. Забрав у Манье пистолет, он подошел к своей жертве.
— Если вы telefoniren polizei[22], мы фосфращаться и gross problem. Понимайт?
— Si, senõr![23] — дрожа всем телом, ответила женщина. — Я ничего не сказать, нет, nada[24]. Разрази меня гром.
Филипп был готов уходить. В балаклаве у него зудела голова, и он весь покрылся потом. Неожиданно Блейк запустил руку во внутренний карман и, вытащив оттуда пачку денег, кинул ее на кровать мадам Берлинер. Женщина ошарашенно смотрела на бумажки. Манье вытаращил глаза:
— Ma quez que tou fais?[25]
— Луиджи, спокойно.
— Perque pognon[26] этой старой карге?
— Kein reflexion[27].
— Гельмут frappatoque[28]. Блейк повернулся к женщине:
— Компенсация. Фы фсе забывать. Если говорить, ich come back, und für sich colossal katastrof![29]
Мадам Берлинер смотрела то на деньги, то на сумасшедшего, который прыгал возле нее, то на его спутника, что стоял сзади и, по всей видимости, страдал тем же заболеванием.
— Ich[30] поняла. Никогда не говорить.
Оба мужчины пустились наутек. На полдороге домой Филипп вдруг попросил остановиться. Он выскочил из машины и побежал в кювет, его стошнило. Блейк не мог взять в толк почему. В конце концов, мадам Берлинер была вполне пристойно одета.
81
Мадам Бовилье подняла бокал с шампанским и произнесла тост:
— Я предлагаю выпить за успехи Манон и за чудесный вечер, который мы провели вместе.
— За Манон! — хором подхватили сидящие за столом.
Зазвенели бокалы. Никто не заметил, что с самого начала ужина Блейк и Манье только делали вид, что пьют. Им предстояли важные дела, и надо было оставаться совершенно трезвыми… В этот вечер атмосфера в буфетной никоим образом не напоминала их обычные посиделки или ужин, устроенный хозяйкой для работников. Что-то теплое витало в воздухе. Быть может, потому, что с ними был Жюстен? Или потому, что они встречали Рождество? Или просто потому, что в подготовке праздника участвовали все?
Чтобы избавить Одиль от необходимости провести вечер у плиты, Эндрю предложил каждому приготовить какое-нибудь блюдо. Кухарка, поначалу не выразившая восторга от идеи доверить свою утварь гораздо менее опытным поварам, в конце концов согласилась — однако краешком глаза приглядывала за процессом, впрочем, вполне добродушно. Манон приготовила великолепный террин из налима. Каждому досталось немного, потому что кошки, уловив момент, слопали добрую половину. Мадам Бовилье принесла восхитительное фуа-гра, для которого сама приготовила тосты, — они, правда, немного подгорели. Эндрю отважился приготовить медальоны из морского языка в шампанском — Мефистофель, хоть и объевшаяся террином, с удовольствием отведала и медальона. В свою очередь, Филипп испек изумительной красоты миндальные макарони, к сожалению, несъедобные — твердостью они могли соперничать с бетоном. Все оценили такт Мадам, которая первой протянула руку к ровненьким и гладким печеньицам.
— О! Макарони! Какая великолепная идея! Я их уже сто лет не ела.
После первой же попытки ее энтузиазм угас так же быстро, как сломались бы зубы, продолжай она их грызть.
— Очень интересно… — заявила она, не утратив ни капли хладнокровия.
Самые безрассудные принялись сосать печенье в надежде, что оно когда-нибудь растает. Другие потихоньку сунули печенье в карман, предполагая донести его до ближайшей помойки и едва сдерживая хохот. И только Одиль, чтобы морально поддержать Филиппа, мужественно сжевала целый кругляшок.
Была уже почти полночь, когда мадам Бовилье встала из-за стола:
— Предлагаю всем пойти спать. Завтра у нас будет длинный день. Спасибо всем. Я уже давно так славно не встречала Рождество.
Немного помолчав, она добавила:
— Мне пришла в голову идея. Поскольку завтра к вечеру приедут мои друзья Уорды, что вы скажете, если мы пригласим и ваших близких тоже?
Все переглянулись. Мадам продолжила:
— Жюстен, приходите! А лучше оставайтесь-ка ночевать, если не против.
— Спасибо, с удовольствием, — ответил молодой человек.
Манон просто расцвела от счастья.
— А мне, кроме Юплы, и пригласить-то некого. Все мои друзья уже здесь, в этой комнате… — сказал Филипп.
— А маленький Янис, который делает такие успехи в науках? — возразила Мадам.
— Он, наверное, будет праздновать Рождество с матерью, братом и сестренкой.
— Ну так пусть они тоже приходят. Чем больше народу, тем веселей, и будет случай познакомиться.
Одиль молчала. Ей некого было позвать, даже собаку. Блейку тоже. Он боялся, что опять придется обслуживать Мелиссу и Ричарда… Два одиноких человека, Одиль и Блейк, обменялись взглядами — это ничего не изменило, но хотя бы немного согрело обоих.
— Значит, договорились! — заключила Мадам. — Желаю всем спокойной ночи.
Закончив наводить порядок на кухне, Одиль оперлась на мойку и вздохнула.
— Вы переживаете из-за завтрашнего вечера? — спросил Блейк.
— Накормить такую ораву! Я даже не знаю, сколько нас будет.
— Не беспокойтесь. Если гости и после десерта не наедятся, подадим сегодняшние остатки.
— Я вот думаю, не ударило ли Мадам в голову шампанское, что она наприглашала столько гостей?
— Какая разница, идея-то хорошая.
— Вы сходите за вином в подвал?
— Нет вопросов.
В это время в дальнем углу буфетной Филипп забавлялся с котятами: он смастерил для них игрушку из пробки и веревочки.
— Если это вам поможет, — обратился он к Одиль, — у меня дома полно замороженных продуктов. Это, конечно, не ваш уровень, зато силы вам сэкономит.
— Вы очень любезны, Филипп. Я завтра зайду к вам, посмотрю, что есть.
— Мадам Одиль, — робко спросил управляющий, — вы не будете возражать, если я приведу Юплу? Мне будет очень грустно, если в день Рождества она останется одна…
— Конечно, ведите, — ответила вконец растроганная Одиль. — Я приготовлю что-нибудь специально для нее.
Если бы у Блейка была вставная челюсть, она бы, наверное, вывалилась — так широко он раскрыл рот от удивления.
82
