Эльмира Нетесова - Клевые
— Кончай базарить, Вася! Прощай! — повернулась Ленка чтобы уйти.
— Лен! Погоди! Я знаю, считаешь за подонка! Наверно, я и есть такой, мерзавец — одним словом! Ты, что хотел сказать тебе, не проклинай, прости меня дурака!
Цыпа не могла больше смотреть на Василия. Шагнула в толпу, та захватила ее, понесла, как в потоке — разноголосом, разноли- цем.
— На кипятке перебивается мой отец! Не может быть, чтобы его так захлестнула нужда! Да и мать не останется без зарплаты. Не оставит бедствовать, — думала Цыпа. Но, вернувшись домой, долго сидела у телефона. А позвонить так и не решилась.
На следующей неделе Ленка уехала в Казань вместе с Жаком.
Договоры, соглашения, контракты, обязательства, множество деловых встреч, поездки на нефтепромыслы, на перерабатывающие заводы, и снова встречи, подсчеты, заключение сделок с представителями официальных кругов. Ленка работала, как работ, все дни. Но однажды, возвращаясь с отдаленного промысла поздним вечером, уснула на заднем сиденье, прислонившись к плечу Жака. Проснулась от того, что почувствовала, как чья-то рука осторожно погладила ее щеку. Цыпа затаилась. Прикинулась спящей. Поняла: Жак осмелел, а может, стало оттаивать его сердце.
— Елена, мы приехали! — сказал тихо, чтобы не испугать, когда машина затормозила.
Они жили в одном номере "люкс" но в разных комнатах. Жак помог Цыпе выбраться из машины. Та устало вошла в номер.
— Совсем я вас измучил, — сказал он, помогая снять пальто и добавил тихо: — Вы — хороший партнер, выносливый человек, добросовестный работник, но главное, вы — самая красивая женщина! Это говорю я, кого все друзья считают гренландским ледником! Но вы и меня растопили, я никогда не восторгался женщинами! Считая, что на них нельзя ни в чем положиться. Но убеждаюсь— нет правил без исключения. И вы, Елена, одно из них!
Цыпа не отреагировала на сказанное. Она слишком устала. Но не жаловалась, привыкла молча терпеть все неудобства, недомогания. Она держалась изо всех сил, чтобы не потерять эту работу и никогда не высказывала своих претензий, зная, что желающих на ее место будет больше, чем она сможет предположить.
А еще через неделю, когда Цыпа пришла на работу, Жак представил ей своего компаньона, сказав, что завтра он улетает в Бельгию, а ей предстоит стать помощницей Рауля.
— Я надеюсь, что вы прекрасно поладите. И сумеете получить хорошую прибыль от вложенных в производства капиталов. Сообщения будет передавать мне Рауль. На него и на вас, надеюсь, как на себя самого! — сказал Жак, знакомя Елену с Раулем.
Цыпа не ожидала такого поворота. Она решила, что Жак шутил и никуда не уедет из России. Он лишь однажды сказал об этом,
потом долгое время молчал, словно передумал. И Ленке совсем не хотелось, чтобы Жак улетал из Москвы.
Вместе с ним она проработала больше полугода. Сначала притерпелась, потом привыкла. А вскоре и сама не заметила, как привязалась к человеку.
Он всегда помнил все, что обещал. Никогда не говорил впустую. Ничем не обидел. Считался с Ленкой. Ни разу не сделал даже слабого намека на особые отношения. Заботился о ней. Она лишь сначала видела в нем только своего шефа. Потом, привыкнув к человеку, не раз давала умные, очень своевременные советы, какие помогли избежать разорений и банкротства.
Цыпа имела особое чутье на людей, с какими приходилось встречаться, на ситуации, и Жак прислушивался к мнению Ленки, доверял ей после нескольких случаев, когда удостоверился в правоте ее выводов и оценок. Он убедился, что в лице этой женщины имеет не только переводчицу, а и хорошего консультанта, трезво видящего каждое обстоятельство дела. Он доверял ей.
Ленка не представляла, как она останется без Жака.
— Рауль — новый человек. К нему нужно привыкать. Сложится ли у них? Неужели Жак уезжает навсегда? — сжалось все внутри, но спросить о том она не решалась.
Весь этот день она работала с Раулем, постоянно думая о Жаке, который, занявшись сборами, не обращал на Цыпу никакого внимания. Это Ленку обидело. И, вернувшись домой, она расплакалась, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку. Всегда мужчины липли к ней, страдали, звали, ожидали ее, выказывали знаки внимания. Она милостиво принимала, либо отвергала их. Но никто, никогда не оставался равнодушен, не оставлял, не бросал Ленку, не пожелав встретиться еще.
Жак стал исключением. Он не домогался ее. Не объяснялся в любви. И его отношения ни разу не перешли за рамки деловых. Вот и прощаясь с ней, холодно поцеловал руку. В глазах не промелькнуло сожаление о предстоящей разлуке. Ни проблеска надежды на будущее, ни одного комплимента не услышала. Жак даже. желания не высказал, чтобы Цыпа проводила его в аэропорт Шереметьево. Она ждала этой просьбы с трепетом, но напрасно. Жак, садясь в машину, даже не оглянулся. И Ленка едва удержала слезы.
Весь день она злилась на него.
— Вот паразит! Контракт у тебя вместо сердца! Не мужик — налоговое обязательство! Джентльмен без яиц! Вокруг себя ничего не видит! Гоняется за сучкой, какая оставила его, бросила, как дерьмо! Он ее любит! А я чем хуже? — кусала губы, упав в постель.
Первую неделю она каждый день ждала его звонка по телефону. Но напрасно… От Жака не было ни слуху, ни духу.
Цыпа старалась изо всех сил не подать виду, что скучает по Жаку и заставляла себя держаться в форме.
Рауль был моложе Жака, привлекателен, изысканно вежлив, общителен, энергичен, но не столь подвижен и требователен, как Жак. В Москве он жил с семьей — с женой и двумя детьми. Может, потому не столь рьяно рвался в поездки.
Ленка нередко сама подсказывала ему о необходимости контроля на месте, а он предпочитал получать нужную информацию по телефону.
— У нас, в России нельзя доверять словам. Нужно постоянно проверять, держать под контролем. Иначе можно прогореть! — сказала она Раулю через месяц, засомневавшись в сведениях из Казани.
Рауль скептически усмехнулся. Но через две недели, поехав в Татарию, убедился, что Ленка оказалась права.
Понадобилась кропотливая сверка встречных данных. Количество отгруженной нефти было вполовину меньше обусловленной и оплаченной по договору. Требовали вмешательства Рауля и перебои с электроэнергией на эксплуатационных скважинах. Именно из-за этого не совпадали данные. Были неприятные разговоры, предупреждения о разрыве контракта в случае повторных нарушений.
Цыпа и сама не знала, почему она так старалась, для кого?
Рауль относился к ней ровно. Никогда не переходил границ приличия. И старательно умалчивал о Жаке.
Звонит ли он ему или нет? Рауль за целый месяц не обронил ни слова.
Лишь когда возвращались из Казани, где пробыли две недели, уже в самолете, словно вспомнив что-то, сказал, словно обронил:
— Вам Жак передавал привет!
Ленка вся вспыхнула. Загоревшись ярким румянцем, постаралась спросить спокойно, как идут дела у того.
— О том, что не касается дел, не принято говорить по телефону. Его работа вне России — его проблема. И меня она не касается, и спрашивать о том неприлично. Я — партнер, но не личный друг Жака. Поймите это, Елена! У нас иные отношения! — осек Рауль и Цыпа внутренне сжалась за допущенную бестактность, поняла: Рауль все подметил. Дала себе слово больше никогда не спрашивать о Жаке.
Наученный горьким опытом, Рауль сделал свои выводы и чаще бывал в поездках. У Ленки, несмотря на занятость, все же оставались выходные дни, когда она не знала, куда деть саму себя. И однажды решилась позвонить отцу.
— Здравствуй! — услышала в ответ прерывистый, до неузнаваемости осипший голос. Отец явно волновался. — Как здоровье, спрашиваешь? Это все равно, что у ночи солнце испросить. Где ему взяться? Нет его! Болезни, горести, одиночество уже одолели!
— Одиночество? Почему? А где мать? — удивилась Ленка.
— Приказала долго жить! Уже два года вдовствую! Умерла она! А и я скоро за нею уйду! Надоело мучиться!
— От чего умерла мама?
— Машина сбила на дороге! Днем. Уж так случилось глупо! Переходила она дорогу и не увидела красный свет. Водитель не затормозил. Мать умерла тут же. Я думал, ты придешь. Оказывается, даже не знала.
— А кто меня пустил бы к тебе?
— Я давно живу в другой квартире! Оставили лишь прежний номер телефона, вымолил это в память. Больше от семьи и прошлого ничего не осталось. Выселили в однокомнатную ’’хрущевку" на пятый этаж. Все продать пришлось. Некуда было ставить и не на что жить. Теперь вот на раскладушке обитаю. Тут и постель, и стол, и все другое…
— Ты работаешь в театре?
— На пенсии уже больше года! Да что с нее? В театре такие как я уже не нужны! Новое искусство потребовалось. Рыночное! Я ему не обучен! Да и налоги нас задушили. Перестали мы быть рентабельными! Что ни день — новый побор. За аренду помещения и земли, за свет и воду брали столько, что никакой выручкой не покрыть! За телефоны и охрану, за отопление и канализацию! А потом и с нас подоходный налог брать вздумали. А с чего? На спектакли зрители перестали ходить. Старым театралам платить за билеты нечем. А новому зрителю у Отелло учиться нечему. Они его давно переплюнули. Посидели мы без зарплаты восемь месяцев. Больше невмоготу стало. Разбегаться начали. Я держался. Но потом пришли из налоговой, а нам платить нечем. Предложили выметаться на улицу. Мол, искусство должно жить в народе! Будете ближе к жизни! К правде! Я и возмутился! Напомнил кое-что! Ты меня слушаешь? — спросил Ленку.
