Валери Виндзор - Лгунья
Это было ошибкой — заявиться в зал. Франсуаза увидела меня и со свойственной ей щедростью включила в ряды правнучек. Экскурсанты обернулись и уставились на меня.
— А теперь пройдемте, пожалуйста, со мной, — продолжала она, — в библиотеку. — Она повысила голос, чтобы привлечь внимание французов. Mesdames, Messieurs, voulez-vous me suivre…[100]
Болтая между собой, народ потянулся в резные двери.
У Тони был шок. Он ужасно побледнел. Не мог шагу ступить. Стоял, едва дыша, и куда подевалась вся его хваленая уверенность. Я молча ждала, пока он немного придет в себя. Зал опустел; Мэл удалился вместе с остальными. До меня доносился голос Франсуазы, монотонно гудящей о des manuscripts enlumines[101].
— Мэггс? — робко произнес Тони. Как мне знаком этот голос. Я была тронута.
— Мэггс? — повторил он. Губы его дрогнули. — Не понимаю. Кто ты? — Он казался больным.
Я была к этому не готова, но что поделать.
— Это мой дом, — уклончиво ответила я.
Он потряс головой, чтобы в мозгу прояснилось.
— Я тебя повсюду искал, — руки его крутили и мяли невидимую ткань. Воротник рубашки был грязным. — Повсюду. Всю Францию облазил. Всю.
Мы долго смотрели друг на друга. Он стал другим. Я его не узнавала. Это был уже не тот Тони, от которого я пыталась сбежать в течение шестнадцати с половиной лет. Это был худой, застенчивый человек с грустными глазами.
— Ничего не понимаю, — беспомощно сказал он. — Ничегошеньки. Какое ты имеешь отношение к семье Масбу?
— Это мой дом, — мягко повторила я. — Я здесь живу.
Лицо его жалобно сморщилось. Он прикрыл его ладонями. Когда он отнял руки, он уже совладал с собою. Я старалась не отводить глаза, не избегать его взгляда.
— Ты изменилась, — сказал он.
Я улыбнулась.
— Ну да. Конечно, изменилась. Я теперь другой человек.
— Ой, брось эти глупые игры, Мэггс, — взорвался он, и я увидела, что это все тот же Тони, человек, которого я оставила на улице Франсуа Премьер.
— Зачем ты меня искал? — меня разбирало любопытство. Я не понимала, что заставляет его думать, что он хочет меня найти.
— Зачем? — вопрос ему явно пришелся не по душе. — Потому что не верил, что ты погибла, — сказал он. — Тела не нашли. А я бы ни за что не поверил, пока своими глазами не увижу тело.
Я улыбнулась. Все тот же педант.
— Да, но человек, которого ты ищешь, мертв. Она вышла из туалета в кафе и просто пошла себе дальше.
Он отказывался принять это объяснение. Это был пример той самой туманной фразеологии, которая его больше всего бесила. Эта моя привычка всегда его раздражала.
— Значит, ты просто пошла дальше.
— Вот именно, я просто пошла дальше.
— И что потом?
Я покачала головой. Я не собиралась больше ничего рассказывать. Остальная часть этой истории принадлежала лично мне, и я не хотела, чтобы он расковыривал её и интерпретировал по-своему, подгоняя под собственный взгляд на мир. Стоит ему начать в ней копаться, и я, глядишь, сама перестану во все это верить. Так что я сменила тему.
— Это ты на днях расспрашивал обо мне в банке?
— Да, — сказал он. — Впрочем, нет. Я спрашивал о Мари-Кристин Масбу.
— Почему?
— Потому что не мог найти никакой зацепки. На прошлой неделе я был в Лиможе, копался в подшивках газет, надеясь что-то найти, хоть какой-то намек, и вдруг наткнулся на заметку о женщине, погибшей в результате несчастного случая на шоссе № 20, об англичанке, ловившей попутку. Она была датирована двумя днями позже твоего исчезновения. Все это, конечно, было вилами по воде писано, имя другое, но я решил, что попытаться стоит. В больнице мне не помогли, и я попытался найти водителя, Мари-Кристин Масбу.
Было так странно слышать это.
— А почему в банке?
Он пожал плечами.
— Ну, я же не знал наверняка. Приехал в Фижеак, зашел в банк разменять дорожные чеки, и заодно спросил кассира, не знаком ли он с семьей Масбу.
— Да, это наш банк, — сказала я.
Он посмотрел на меня с хорошо знакомым мне раздражением. Он всегда раздражался, когда я настаивала на своем видении мира, если мой взгляд отличался от его.
— Что ты ещё спрашивал?
— Только о семье. И все. Я хотел днем увидеться с мадмуазель Масбу, но кассир сказал, что из-за праздника никого там не будет. А потом я услышал, что умер её дядя, и решил подождать до конца похорон.
— И вот ты здесь.
Он, кажется, немного смутился.
— Вообще-то, женщина у ворот не пропускала меня, пока я не купил билет, ну, думаю, после тура спрошу экскурсовода, погляжу, удобно ли будет побеседовать с мадмуазель Масбу.
— Ты говоришь с ней, — сказала я.
Лицо его стало пунцовым.
— Прекрати. Прекрати!
— Возвращайся в Англию, Тони.
От отчаянно затряс головой.
— Не могу. Теперь, когда я знаю, где ты, не могу.
Я усадила его на стул.
— Ты ничего не знаешь, — сказала я, садясь рядом с ним за столик. — И, кроме того, человек, которого ты ищешь, погиб в автокатастрофе.
Он меня не слушал. Не хотел слышать. Жаль, потому что я говорила ему правду. В кои-то веки, впервые в жизни, я говорила ему настоящую правду о себе. Он заслонил лицо. Я подумала: может, он плачет. Подождала. Положила руку ему на плечо.
— Езжай домой, — сказала я.
Мы столько просидели в банкетном зале, что экскурсия успела закончиться. Франсуаза вернулась посмотреть, что стряслось.
— Прости, — сказала я Тони. — Из-за меня ты пропустил рассказ. Это Тони, — объяснила я Франсуазе. — Мы встречались в Англии. У нас были общие знакомые.
У него был такой вид, будто его ударили. Мне было жаль его, но я ничего не могла поделать. Франсуаза протянула ему руку. Он автоматически пожал её. Я подумала: как жаль, что он не может забрать с собой Франсуазу. Они так подходят друг другу. Он хороший человек.
Она смотрела на него с неуверенностью.
— Хотите присоединиться к следующей экскурсии? — спросила она.
— Нет, — твердо ответила я за него. — Не думаю. Ты же не хочешь, Тони?
Я поцеловала его в щеку. У него был незнакомый запах. Кожа его была холодной, наверное, от волнения.
— До свидания, — сказала я. — Лучше не возвращайся. Здесь ничего для тебя нет. Ничего хорошего.
Он послушно вышел. Когда он скрылся из виду, я рухнула на деревянный сундук и стала ждать, когда меня перестанет трясти. Больше всего меня тронуло и огорчило его упорство, его решимость во что бы то ни стало меня разыскать. Он пробивался через дебри бюрократии и равнодушия. Разве это могло не тронуть? Но что делать. Я ничем не могла облегчить его страдания. Его боль уже не была моей болью. Он взрослый мужчина. Должен сам справиться. У меня другие обязательства. Он должен как-то найти способ чувствовать себя цельным человеком, а не так, будто от него отрезали кусок.
Я сидела у входа, когда подошла Франсуаза со следующей экскурсией.
Она тронула меня за плечо.
— С тобой все в порядке? — шепнула она.
— Да.
— Твой друг был ужасно расстроен, — она старалась, чтобы в голосе не прозвучало любопытство.
— Я знаю.
— Он ещё придет?
— Нет, не думаю.
Я имела в виду, что если и придет, это ничего не изменит.
Я совершенно забыла про Мэла. Зашла в кухню, чтобы попить, и взяла стакан в сад. Он сидел в шезлонге, закинув руки за голову.
— Это частная территория, — холодно сказала я.
— Правда? — Он открыл глаза и ухмыльнулся. — Ну и отлично, потому что это частный визит. Мы так и не закончили нашу беседу, вот я и подумал, что ты не станешь возражать, если я подождать тебя в саду — как друг, как бывший друг. — Он кивнул на стакан апельсинового сока. — Вкусно, наверное, — сказал он. Я проигнорировала намек.
— Лучше иди в мой кабинет, — сказала я.
Он хмыкнул.
— Твой кабинет, — передразнил он, плетясь за мной по коридору. — Вот где ты совершаешь тайные сделки, да?
Я вела его длинными коридорами, и наконец открыла дверь кабинета.
— Садись, — бросила я.
Он сел, вытянув ноги и не вынимая рук из карманов.
— Мне придется тебя обыскать, — сказала я.
Он расхохотался.
— Вообще-то я тут набросал списочек вещей, которые запросто могли бы бесследно пропасть. Хочешь взглянуть?
— Только тронь что-нибудь, и полиция схватит тебя быстрее, чем ты сосчитаешь до одного.
Он прищурился, скрывая удивление.
— Погоди-ка минутку, — сказал он. — По-моему, ты не в том положении, чтобы мне угрожать. По-моему, это у меня на руках все козыри, значит, мне и условия ставить. Потому что если ты не в настроении поделиться своим грандиозным наследством с партнером по бизнесу, то я расскажу этой милой семейке, которую ты обманным путем лишила прекрасного поместья, что ты стареющая домохозяйка из Сток-он-Трент.
— Ну и пожалуйста, — сказала я. — Только, увы, тебе от этого никакой пользы не будет, потому что они и так знают.