Ирина Дудина - Предводитель маскаронов

Даже и адрес цинично и беззастенчиво указан, где пришлецам подыщут подходящую старуху для убивания и заселения её квадратных метров. Вперёд! Вперёд!

По-моему нам всем петербуржцам пора собрать монатки и уйти пешком в леса из нашего города! Пусть наши квартиры заселяют южане, перспективная жизнеспособная нация с железной хваткой, способная пускать наших старух в расход, пусть они ездят по великому городу на «козликах», реставрируют наши дома самыми дешёвыми способами, не зная нашу культуру и историю, пусть они открывают свои магазинчики и перепродают нам мёртвые еврофрукты. Они делают, безусловно ту работу, которую русские люди делать никак не могут делать, и которая составляет основу экономики культурной бля нашей бля столицы!

Сегодня наблюдала сценку у метро. Мороз крепчал. У метро несколько пожилых женщин раздают газеты и план единства Дутина. Им холодно, они очень тепло одеты. Одеты в какие-то старые, изъеденные молью пальто, которым лет по 30. Одна из женщин вообще меня удивила. Мне сначала показалось, что она в костюме чёрного кудрявого медведя, типа символа России, только в нефти вымоченного. Это сейчас в моде живая реклама — ходят люди-бутерброды, люди-омары и т. д. Но потом я пригляделась, это просто эта женщина была в какой-то очень тёплой натуральной шубе из какой-то собачины, наверное, это прадедушкина шуба. Поверху на ней болтался голубой передник с предвыборной агитацией… На это так было стыдно смотреть. Этих женщин Россия опустила по самое не хочу, сначала отобрала у них их сбережения со сберегательных книжек, потом — пенсии, совпадающие с прожиточным минимумом. Ну ладно, был тяжёлый период. Но уже несколько лет как ситуация для экономики России очень благоприятна — нефть качается миллионами тонн, барель стоит дорого. Стабилизационный фонд трещит от золота. И ни копейки ни идёт на людей. Они живут ниже прожиточного минимума, живут как скоты в рушащихся домах, в бараках и лачугах каких-то. И в планах власти нет ничего для людей. Ипотеки, кредиты — какие на фиг ипотеки и кредиты? Деньги в стране есть, они уворованы из недр, которые принадлежат народу этой страны. Если они не принадлежат, то это не наша страна, и мы ей ничего не должны — ни налоги, ни своих детей в армию, ни ходьбу на выборы…

Тут ещё подъехал на машине какой-то хер в дорогом пальто. Он подошёл к старухе-подневольному медведю и стал шипеть на неё: «Вы передо мной отчитаетесь! Не забудьте!». Старуха — подневольный медведь послушно сказала: «Да, конечно!», и сунула мне деликатно предвыборную газетку, в которой Супрягин написал гигантскую статью, где не понимал, почему наши люди не хотят работать за рабскую зарплату, которая не способна восстановить потраченную рабочим силу. А он же изучал марксизм, он должен помнить о том, что для восстановления рабсилы нужно жильё, одежда, питание, расходы на транспорт, семью, жену, детей, образование и досуг. Какой нах досуг и жильё при зарплате 10–20 тысяч рублей, и при ценах в 100 000 долларов за квартирку. Понятно, что хоть усрись, у тебя никогда не будет квартиры. Рабочему нужно на жратву рублей 300 в день минимум. Ну, и считайте, что остаётся на всё остальное. 3 тысячи на квартплату, 3 тысячи на дорогу, а на жену, размножение и детей не остаётся ничего.

Болтали с астрономом Пайковым. Он вдруг вспомнил Столыпина. «Да! Человек был удивительной чести и достоинства, сейчас таких не бывает! Вот представляешь, он, смертельно раненный, без ног, приподнялся и в предсмертном состоянии перекрестил Николая Второго!». «Да, круто. Трудно представить себе чтобы какой-нибудь губернатор, подорванный террористом, благословлял бы на смертном одре Путина! Или чтобы немецкий банкир подорванный благословлял бы Ангелу Меркель. Разве можно представить Березовского, подорванного террористами, благословляющего Абрамовича?». «Нет, нельзя, люди уже измельчали. Нет таких, как Столыпин!». «Нет!»

У Влада теперь новая фишка. Он говорит, что хотел бы сшить себе кафтан бархатный, сделать шлем из металла, меч, щит, доспехи, и в таком виде по городу ходить. Я дико ржу, представляя, как высокий Влад лезет в латах с мечом в мелкомерную маршрутку, или как он по городу бредёт, позвякивая и постукивая. Я говорю:

— Влад, лучше всего в таком виде ходить на фарш несогласных. А то что за хрень: менты вооружены, в доспехах, с щитами и дубинками, а народ беззащитен своим мягким телом. И вообще красота: идёт отряд по городу, все в бархатных кафтанах, с мечами, шлемами и с железными панцирями на уязвимых местах! Любо-дорого смотреть! И лозунги несут против коррупции властей. А менты им навстречу. И так здорово можно ****уть железным мечом по ментам!

— Хорошая идея! — говорит Влад.

Мы с Владом идём по городу, болтаем, снимаем маскаронов.

Но тут я увидела маскарон невиданной красы, который в таком освещении я ещё не снимала. Я быстро достала фотоаппарат…

К нам с Владом подошла русская женщина с какими-то квитанциями.

— Что вы делаете? Зачем снимаете?

— Я снимаю эту каменную деву — вон там, видите?

— Да! Ой, какая красивая! Как она улыбается странно! Удивительно! Я тут сто раз проходила, а наверх ни разу не глядела… Удивительно! Как вы так это заметили!

— А у нас целая коллекция. 4000 снимков сделали. Город рушат, сносят старинные здания. Вы не представляете, сколько уже домов погибло вместе с лепниной, с маскаронами. Многие наши снимки — это уже то, чего нет…

— Вы, значит, умеете видеть то, чего другие не замечают!

— Да-да! Это удивительно. Были такие случаи — я сфотографирую чудесную скульптуру на уровне третьего этажа, потом показываю человеку, который в этом доме 40 лет прожил, и он удивляется. Он ни разу за 40 лет головы вверх не поднимал, маскаронов не видел, красоту своего дома не видел.

— Да, люди будто спят. Ужас, что с людьми происходит. Мы, русские, потеряли веру в себя. Уже совсем завяли и поникли. Я вот хожу, квитанции разношу, чтобы задолженности свои платили. Так знаете, такая нищета кругом! Ужас. Целые семьи без работы сидят. Голодные, обносившиеся. Будто в сонном дурмане. Вот вы молодцы, что фотографируете, интересуетесь. Вот кто вы по профессии?

— Я строитель. Гуля — журналист.

— Знаете, я тоже строитель! — ожила женщина с квитанциями. — Я ЛИСИ заканчивала. У меня высшее образование. Меня вот удивляет, как ужасно плохо строители сейчас работают! Как плохо реставрируют! Должны же быть соблюдены технологии, материалы должны быть качественные. Такой красивый у нас город, его надо сохранять, а его как специально уничтожают! Вы, журналистка, вы пишите об этом!

— А почему вы строителем не работаете?

— А я не могу работы найти уже полгода. Всюду на работу взяли приезжих с юга, безграмотных, не знающих специальности. Мне предложили помощником маляра за три копейки работать! Не пойду! Не пойду я к ним работать, они и не умеют ничего, не знают, только напортят. Не буду я им в этом чёрном деле помогать! Лучше вот квитанции носить буду! Вот что делать? Сердце изболелось, что мы детям оставим? Руины после реставраций? Снесённую красоту? Что мы скажем нашим детям?

Я не выдержала и достала флаерс с безумной старой петербурженкой, предлагающей «прописать у себя без посредников» не нас с вами, петербуржцев, а южных трудовых мигрантов, которые отобрали у петербуржцев работу, прислуживают дьяволу, снося прекрасные дома и делая похабные «реставрации», губящие здания. Я показала эту картинку русской женщине с квитанциями.

Она увидела и всплеснула руками.

— Это конец! — сказала она.

Я куда-то еду на велосипеде, просто, чтобы пошевелить мышцами, еду вдоль трассы, которая отделяет край города от каких-то невнятных типа полей с сурепкой и кустиков, за которыми прячутся очень мизерные и жалкие, грустные, очень маленькие садоводства пенсионеров, и вдруг вижу сцену. На автобусной остановке две женщины пожилые, одна стоит, другая лежит. Возле них — тележки двухколёсные, которые так любят дачники, на скамейке лежит первый урожай — большой букет цветов, бережно перевязанный газетой, полиэтиленом и верёвочками. А женщина лежит, старушка такая милая и лучезарная, ну прямо как моя мать. Такая изящная старушка в бежевом летнем плаще, в тапочках-тенисках. А другая старушка наклонилась над ней, гладит ей руку и говорит что-то по мобильнику, скорую помощь, наверное, вызывает. И, наверное, это конец. Относилось изящное женское тельце.

И тут меня пробило на слезы. Я слезла с велосипеда, зажалась под мост, и не могла удержать рыданий. Вот так вот и моя мать в дачных бегах когда-нибудь рухнет, светлая и лучезарная и изящная снаружи, и что там она говорила и творила — это неважно, это всё глупости. Я и так то стараюсь избегать семейных змеиных клубков и яду, но не до такой степени, чтобы жалостью всё смыть. А тут, возле этой чужой женщины, и, может вторая старушка — она тоже чужая этой упавшей дачнице, тут такие слёзы из меня полились, что не успокоиться было. Я ещё раз оглянулась — так там всё и было без изменений, аккуратная женщина лежала в той же позе прямо на асфальте, вытянув усталые ноги, вторая гладила ей побелевшую её руку, склонившись над ней и обращая лицо своё куда-то к небу, прося помощи там. А путь женщины, которая родилась при Сталине, была лучезарной пионеркой, потом сияющей барышней, потом замуж, наверное, вышла, дети были, внуки, а вот муж, наверное, давно умер сорокалетним, потому что как-то вот у всех мужья умерли молодыми, что-то было при совке, что мужская энергия не могла биться в тисках всеобщих производств, и вот она осталась одна, но всё равно была светла, энергична, радостно растила свои тюльпаны и нарциссы с пионами, счастливо радуясь по утрам на их прелести в росе, и вот путь её кончился, отбегалась, изящная…