Дмитрий Пригов - Только моя Япония (непридуманное)
И напоследок поведаю об одной нехитрой истине, открывшейся мне по причине удивительного непрекращающегося моего писания. Несмотря на обещанный и многократно подтвержденный на весьма замечательных примерах закон иссякания энергии записывания и писания, по мере пробегания времени пребывания в стране Постоянного Стояния в Центре Неба Великого Солнца, она не иссякала. Да так оно в любой чужестранной стране. А в Японии — так и особенно. Но я, как уже давно всем понятно, пишу совсем не про Японию. И вообще, всякая чужая неведомая земля — просто наиудобнейшее пространство для развертывания собственных фантазмов. Вот один из последних я и привожу в завершение.
Японская хрупкость
Вот и подумалось про японцев —Кушают палочкамиКакие-то травкиКак кузнечики лапками в сухих растениях перебирают
Вот опять подумалось про японцев —Бегут под зонтикамиУже в воздухе над мокрыми камушкамиНожками перебирают
А из Японии подумалось —Вот толстоногие русские девкиХодят по сухой травеХрупают как слоны белые индийские
Вот подумалось о Японии —Лучше не думать о Японии!Времени жизни не хватит
А вот не об Японии —Тела хрупких американских матросовВ заостренных, как края Фудзи, зубах недремлющих акул —
Помнится ли японцам такое?
И подумалось в качестве японца обо всем другом:Что оно — другое?И вместе с японским оно все-таки меньшеЧем всеА про японцев думается частоЧто можно услышатьКак мысли их, словно кузнечики лапкамиПеребирают легко извилины их суховатого мозга
Когда мне впервые в детстве подумалось об ЯпонииКошачий кашель сотрясал сухонькие переборки моей грудкиИ воспаленный красный шар бросился в голову:Япония!
Думалось, думается, не думается про японцев —Как это они, не имея слизиОбматывают чужое —Видимо, потрескивая сухим статическим электричеством
Подумалось про себя —А не японец ли я?И почувствовал сухость в потрескивающих суставахИ шуршание обтягивающей кожи
Подумалось про японцев —А японцы ли они?Не гладкие ли они камни побережья мирового океана?Не легкие ли белые нити вздрагивающей паутиныЛегко опутывающие осенние желтые ломкие листья
И снова подумалось о японцах —Думаются ли они такимиИли они такие и естьЧто думаются именно такими
И подумалось про японцев —Не сухость ли европейского мышленияОблекает своей сухостью их внешнее поведениеУподобляя их единственно знакомым примерам сухости и хрупкости —Кузнечикам
И еще мне подумалось о японцахКак о китайцахКак если бы о кузнечиках и как о цикадахО мощных и звучных лапах последнихИ о сухих, цепких и изощренных лапках первых
Надо же — подумалось мне о японцах —Неужто ли не убивают? Неужто ли не убьют? —Убьют! Убьют! Еще как убьют-то! И украдут, украдут!Человек везде не окончательно из рода кузнечиков
Но в то же время подумалось о японцах —И среди них встречаются грубые, толстые и мясистыеНо и в них, и в их душахПроизрастают тонкие, колышущиесяСуховатые и ярко расцвеченные стебельки трав странных переживаний
И вот что еще подумалось об японцах —Что они обдумали, как им быть японцамиА им, видимо, быть японцами сподручнее таким образомКакие они и есть
И еще подумалось о японцах —Вороны кричат в императорском дворцеКакой-то постоянный блуждающий шорохМелкий дождик осматривает исторические окрестности
И еще подумалось не об японцах —Вечное шебуршение недовольной совестиВ русских слизистых душахНе есть ли память предположенной и неосуществленнойМелодичной и облагораживающей японской сухости
И еще подумалось про японцев —Жизнь переломится как сухая травинкаА они изловчатся перескочить на другуюИли не изловчатся
А также подумалось про японцев —Золотые карпы плавающие в прудуВнутри себя обладают необыкновенной строгостью и суховатостью решенийИ тем самым они все же японские
Однако же подумалось про японцевЧто еще есть и немцыЕсть американцы и русскиеНо они — совсем не японцы
Еще мне думалось, подумалось про японцевИ придумалось, что они — вовсе не японцыА нечто природообразноеПохрустывающее суставамиНо лежащее как плоский каменьИ подтекающее как прозрачная вода
И подумалось о японцах в терминах конца светаЧто когда он подступит, то они будут уже не японцыА некие, лицом обращенные к концу светаК чему, собственно, и были всегда преуготовлены
