Константин Шеметов - Ослик Иисуса Христа
«Последний рубеж здравомыслия» – Ослик то и дело возвращался к своему рассказу. Да и как не вернуться? Подобно Дадли Табану Харузу (турку из Ширнесса), Генри, похоже, исчерпал себя. У него оставалась последняя возможность, но, казалось, и та уже была за гранью разумного. История Дадли между тем не отпускала, и странно – Ослик всё больше размышлял о любимых писателях, словно рассчитывал на их помощь.
Но помогут ли ему Кундера с Уэльбеком? Вряд ли. Проза Кундеры слишком заумна, а герои Уэльбека вечно недовольны (хотя и близко не жили в России, и уж тем более не лечились на Мосфильмовской).
С писателями всегда так: стоит увлечься – тут же находишь недостатки и со временем понимаешь: эти вряд ли помогут. Миллер, к примеру (Генри Миллер) – типичный анархист (какая уж тут помощь?). Его любимый Воннегут, как выяснилось – левак, Буковски (Чарльз Буковски) – вечно пьян, а Бегбедер и вовсе прохвост, влюблённый в Россию, будь она неладна. Да что там Бегбедер – даже свои либералы (читай Шендерович с Новодворской – воображаемые его родители) сто раз подумают: «Кто он вообще такой, этот Ослик?»
И вправду – кто он? Франс Кафка, и тот (умнейший и чрезвычайно воспитанный человек) не рассчитывал ни на чью помощь. А что до русских либералов – «Тут и к либералам не подъедешь!» – писала как-то Собака Софи из дурдома в России. И ведь, права Собака (!) – ни один либерал не помог ей (хотя и мог бы, но даже на письмо никто не ответил, не говоря уже об SMS и блогах на «Эхе Москвы» – без толку).
Оставался Иисус Христос. «Но Христос не писатель», – размышлял Генри, да и обращаться к нему не хотелось. В итоге Ослик выбрал Жюля Верна. Порядочный человек, хороший писатель. Путешествие во времени, правда, не совсем его тема, зато с воображением всё в порядке.
Будущее, короче («Видишь ту тётку у светофора?») – вот последнее, чем озаботился Генри Ослик – профессор Ширнесского университета, участник российских «биеннале» и мученик за демократию.
II. Ингрид Ренар (04.04.2036, четверг)
Тем временем «мученик за демократию» подарил Ингрид и Энди незабываемую поездку в Японию. Первого апреля 2036 года они прилетели в Токио, а оттуда перебрались на остров Танэгасима в космический центр JAXA (Japan Aerospace eXploration Agency, Японское агентство аэрокосмических исследований) с крупнейшим в Японии космодромом.
Поездка вышла «налегке», никаких особых задач друзья не решали, так – взглянуть на ракету, готовую доставить их на Марс, примерить скафандры и пройти новое медобследование. Они взглянули на ракету, примерили скафандры и уже к вечеру вторника, закончив несложные процедуры в госпитале, получили два дня свободы.
Удивительное место. Не зря космодром на Танэгасима считается одной из самых живописных стартовых площадок в мире. Космодром построен в 1969 году и в последнее время обслуживал исключительно тяжёлые носители для межпланетных путешествий.
Танэгасима – крошечный остров, расположенный в 115 км южнее Кюсю. На страницах атласа «Роскартографии» – едва различимая точка посреди океана, чего не скажешь о реальном впечатлении. Остров явился Ингрид, словно настоящая планета – смесь восхитительной природы, специфики режимного объекта и хай-тек. Рельеф острова был, в целом, низменный (максимальная высота около 300 метров), зато отовсюду виднелась их ракета. Её марсианский модуль маячил то там, то сям, включая скалистую часть Танэгасима на востоке и более пологую на западе с песчаными пляжами.
Океан был тих и спокоен. Вдоль берега расположились современные коттеджи для персонала и астронавтов. В целом же пейзаж напоминал художественное приложение к «Лансароте» Мишеля Уэльбека. Ингрид не раз пересматривала этот альбом фотографий, да и саму повесть перечитывала не раз. «Микроавтобус „Тойота“ – это вам не дилижанс», – иронизировал Уэльбек по поводу развития технологий в XX веке, а микроавтобусы «Тойота» ездили на Танэгасима сплошь и рядом – без водителей и безопасно (как будто и не было предшествующих дискуссий на счёт скорости автономного транспорта).
Да и куда спешить, в самом деле? Все попытки изменить судьбу человечества совершенно бесперспективны, пока не достигнуты коренные изменения в самой природе человека. В отличие от Лансароте, правда, Танэгасима был полон разнообразной флоры с преобладанием субтропических растений, таких как батат, табак, арахис и мандарины. Морская фауна изобиловала различными видами рыб и креветок, а среднегодовая температура колебалась в пределах 10 градусов по Цельсию – чрезвычайно комфортные условия.
«Но здесь ли жизнь?» – припомнила Ингрид роман Милана Кундеры «Жизнь не здесь» и остаток поездки провела в романтической задумчивости. Размышления, однако, не мешали счастью. Ингрид действительно чувствовала себя счастливой: никаких забот, а будущее представлялось ей не только не менее комфортным (чем на Танэгасима), но и главное – другим. Ренар соскучилась по переменам и теперь надеялась, образно говоря, на Лансароте. «Лансароте» Уэльбека казалась ей повестью-призраком, а «Жизнь не здесь» Кундеры – метафорой космического полёта.
Предстоящий полёт на Марс вдруг показался Ингрид вполне закономерным продолжением её предыдущей эволюции. В связи с «эволюцией», Ослик показался ей Чарльзом Дарвиным, а Энди – галапагосской черепашкой, панцирь которой слегка варьировал в зависимости от места происхождения.
В космическом центре их поджидали коллеги по экспедиции: Паскаль Годен, Катя Смит, Джони Фарагут и Вика Россохина. Влюблённые Паскаль и Энди при встрече кинулись друг к другу, да так и замерли, обнявшись. У них был свой мир, своё небо и свой космос – свободный и без притворства (это вам не военный космодром в Плесецке и не «Байконур» со святой водой от «парабалана Кирилла»).
Джони и Vi вели себя не менее безрассудно. Они то и дело убегали к скалистому берегу и часами бродили у океана, высматривая корабль на горизонте, и занимались любовью. Раз или два к ним присоединялась Смит (Катя Смит – проводница из Облучья и верный адепт «дарвиновской церкви»). Ослик возился на берегу, вычерчивая в воздухе мысленные фигуры, словно ждал неотвратимого. Ингрид собирала ракушки неподалёку, а Паскаль и Энди всё играли друг с другом (пора печали ещё не пришла). Паскаль и Энди переживали лишь самое начало своей любви, так что они и не помышляли (в отличие от героя «Счастливого дня» Генри Ослика) «to gather sea stones, to cast, to fling their in the sea» («морские камни собирать, бросать, кидать их в море»).
В один из вечеров друзья развели огонь и испекли на углях батат (сладкий картофель), в изобилии произраставший на Танэгасима. Джони наловил креветок, а Ингрид приготовила тунца с арахисом, зелёным перцем и зеленью. В небе показалась Луна и точка Апофиса. Довольно яркая точка на небосводе. Астероид приближался к Земле. За десять суток до столкновения (2036/04/13/21:12:17) он находился на расстоянии около 11 миллионов километров. По уточнённым (на 3 апреля) данным наиболее вероятной зоной падения астероида являлся китайский город Гулянь (неподалёку от российской границы, Дальний Восток). С учётом возможных отклонений спасательные службы рассматривали, прежде всего, треугольник «Гулянь (КНР) – Могоча (РФ) – Борзя (РФ)».
«Гулянь, Могоча, Борзя готовы к приёму метеорита!», – мелькнула бегущая строка на Russia Today в среду утром.
– Мелькнула и пропала, – заметила Ингрид, но Ослик лишь пожал плечами:
– А когда они не готовы, в самом деле?
Судя по траектории, впрочем, астероид (или его фрагмент – в случае взрыва в воздухе) мог долететь вплоть до Ямала. Падение космического тела на этот полуостров, в свою очередь, грозило крупномасштабной катастрофой непосредственно для газодобывающей отрасли (о простых оленеводах ничего не сообщалось). «Газпром» приостановил добычу газа. РВСН и войска противоракетной обороны (ПРО) перешли в полную боевую готовность, а крупнейшие сырьевые компании срочным порядком распределяли капитал по более безопасным территориям (братских республик).
Справедливости ради – население РФ, несмотря на приближающуюся беду, пребывало в чрезвычайном спокойствии. Русских не испугать – в который раз уже убедилась Ингрид. Казалось, им наоборот – чем хуже, тем лучше. Паника, как раз, началась в Европе, Северной Америке и Австралии. Граждане развитых стран прекрасно понимали: им есть что терять, и действительно боялись. В них словно жил тот самый «крокодил» из теории Ослика (испугавшийся в своё время глобального исчезновения видов и существенно поумневший).
Подобно русским не ведали страха и жители большинства латиноамериканских стран. Местные как ни в чём не бывало радовались жизни, устроив, по сути, бессрочное веселье. Их знаменитые карнавалы следовали один за другим. «Счастливые недоумки», – эта мысль то и дело приходила к Ингрид, но в то же время она где-то и завидовала им.
