Михаил Попов - Колыбель
— Ну, так как это произошло? Ходил–ходил, а потом…
— Никакого «потом», — сухо сказала Женя.
— Ты не дергайся.
— Я не дергаюсь.
— Ты давай не буянь, — вяло вступился из–за буржуйки Иван Степанович.
— Я не буяню, папа, я разобраться хочу.
Денис встал, прошелся по комнате от заплывшего льдом окна до кучи своих шмоток, сваленных на пол.
— Я возвращаюсь, а моя жена…
— Брошенная, заметь.
— Но все равно — законная.
— Тайга — закон, — сообщил Иван Степанович.
— У нас не тайга! — окрысился на него сын, оперся при этом на буржуйку, обжегся, зашипел.
— Жаль, — сказал дед, — в тайге, рассказывают, нормально: охота, орехи, и плевать на всех.
— Россия будет прирастать Сибирью. — Денис приложил ладонь к ледяным тропикам на стекле. — Чистая Убудь!
— Не ругайся, — тихо попросила Женя.
— Я еще не ругаюсь.
— В чем я виновата?! — В голосе жены блеснули слезы.
Денис некоторое время с садистским спокойствием рассматривал ее.
— Все еще любишь меня, да?
— Что?!
— Понемногу всегда и все есть. Надо знать где, — опять подал голос Иван Степанович. — А то, что ничего здесь не было, зуб даю.
Денису не нравились тон отца и вульгарная напускная бодрость. Он хотел что–то сказать по этому поводу, но опять повернулся к жене:
— Кстати, а кто он такой?
— Я же тебе уже говорила, называться не захотел.
Денис отнял ладонь от стекла. С той стороны в маленький неровный иллюминатор глядела кошка. Денис снова внимательно поглядел на жену:
— Послушай, а его не Александром звали? Не дядей Сашей? Впрочем, что это я, было бы совсем что–то невообразимое. Я ему ничего не говорил, кроме самых общих вещей, ни адреса, ни имени. Слушай, а он не такой худощавый, не очень высокий? Седина на висках.
— Нет, пузатый он, — сказал насмешливо Иван Степанович и радостно закашлялся, как будто был рад срезать сына.
— А почему он не назывался? А, ну да, анонимность, чтобы потом у ребенка не было раздвоения семьи.
Женя встала, тоже подошла к окну, какое–то время смотрела в заплывающую новым ледком ладонь на стекле. Ровный, вялый свет лампы и нервные блики из–за дверец буржуйки освещали ее очень выгодно. Так и хотелось подумать: какая женщина! Денис удержался и не подумал.
— С голодухи чего не покажется, — прозвучала очередная отцовская мудрость.
Женя обернулась и увидела, что Денис ее не слушает, откинулся спиной на бок телевизора, улыбается, закрыв глаза.
— Что ты?
— Я должен найти его.
— Думаю, это невозможно.
— Он часто приходил, пузатый. — Иван Степанович мечтательно хрюкнул. — таскал и молочный порошок, и даже шоколад.
Денис открыл глаза:
— Ты знаешь, он и мне кажется странным, этот твой спаситель–усыновитель. Не вписывается в мои расчеты, неоткуда такому взяться. Не мог товарищ Ефремов так растолстеть.
— Кто? — неожиданно поинтересовался Иван Степанович.
— Мой напарник, инженер, очень хитрый, гад. Мы вместе заседали на одном забавном, но обитаемом черт знает кем острове.
— А-а, — сказал дедушка, сочтя эту информацию исчерпывающей. — Слушай, а у нас есть хотя бы нож?
— Зачем? — резко перевернулась на диване Женя, лицо было очень заплаканное и испуганное.
Денис вернулся мыслями и пальцами к бороде:
— Нестерпимое желание побриться. Мы же будем ходить в гости! Знакомые какие–нибудь остались?
— Знакомые? В гости? — Женя размазывала по оленьему лицу последние слезины.
— А говоря честно — смешно. Пока я был здесь и старался изо всех сил, семейка не разрасталась, а как только исчез, так сразу пожалуйста. Ну правда смешно.
— Если ты не прекратишь…
— Да прекращу, на кой черт ты мне… тебя дергать. А вот его, пузатого вора и благодетеля в одном флаконе, я сыщу. Он здесь, в городе, не мог он, насколько я понимаю, таскаться сюда издалече.
— Включи, Женя, включи, включи! — заканючил Иван Степанович.
Денис никак не мог привыкнуть к придурковатому поведению отца, куда–то пропали его неторопливая величественность, зачесанная назад седая волна, породистый рокот голоса; раньше его никогда не было жалко, а теперь вот стало. Жалость вытесняет уважение. Интересно, что старику важнее?
Женя щелкнула тумблером на транзисторе.
— …ждународные новости: активисты трудовой армии Богемии и подрывники ассоциации старых пивных продолжают сжигать по одному турецкому рабочему возле ратуши Зальцбурга. Плавучий архипелаг из шестнадцати сцепленных круизных лайнеров продолжает дрейфовать по направлению к Бристолю, но топливо и продукты продолжают сбрасывать прямо в канистрах с вертолетов свободной жжжжжжжжжжжжж… Наконец налажено сообщение между Манхэттеном и Нью — Джерси, это, конечно, не старый мост через Гудзон, но сделан большой шаг… отчаянные верхолазы наконец достигли смотровой площадки Эйфелевой башни, Жан Мишле, лидер команды веселых смертников, сказал в интервью, что перед ним открылся удивительный вид…
— Слушай, а ты хотела бы, чтобы я его вернул?
В глазах жены мелькнул испуг непонимания.
— Кого?
— Мальчика Артура.
7
Когда открылась дверь, Денис вошел в квартиру как заснеженный каменный гость.
— Где ты ходишь? — сердито шипела Женя, стаскивая с него задубевшую фуфайку с надписью на спине белой краской: «Dublyonka». Сделал Денис ее не сам, он являлся переносчиком чужого юмора.
— Где ты был? Я уже полчаса его тут удерживаю.
— Где я бы, ты знаешь.
По потолку бегали блики, за столом в комнате рядом с диваном Ивана Степановича немного инфернально поблескивал очками молодой мужчина с козлиной бородкой. Он изящно, даже с каким–то эстетическим вызовом держал длинными пальцами алюминиевую кружку и отхлебывал из нее чай–питье, напиток из измельченных еловых шишек.
— Здравствуйте, — прорычал морозным еще голосом Денис, продолжая начатое в коридоре освобождение от набухшей одежды.
— С возвращеньицем, — последовал вполне дружелюбный ответ, удостоверенный громким, самоуверенным швырканьем.
Войдя в темную ванную комнату, Денис нащупал ведро с теплой водой в ванне. Надо было ополоснуться перед медицинскими действиями, для которых прибыл остробородый очкарик. Денис удивился столь отчетливому чувству неприязни, что успело появиться в нем к этому человеку. Весь день он провел в границах разрешенной его аусвайсом зоны. Его перемещения могли бы показаться бесцельными со стороны, хотя смысл в них был, но какой–то дотлевающий, правда. Две недели назад Денис еще верил в то, что, бродя по людным местам, наткнется на какие–нибудь следы–приметы толстяка, выкупившего за жратву его Артура у этой ненормальной женщины Жени. В ее пользу говорит ее непрактичность, другая бы наврала, что мальчика украли. Но не извинять же ее полностью за то, что она дура.
Маршрут быстро наработался: биржа грузчиков (чего только им не приходится разгружать, иногда даже за городом); двор филателистов (суррогат настоящей почты, за большой взнос едой или мануфактурой можно было отправить послание даже, по слухам, за древний рубеж, в Польшу или Молдову); Курский вокзал — там постепенно нарастала транспортная жизнь, до рейсов по расписанию было очень еще далеко, но об этом хотя бы поговаривали, попадались разговорчивые путейцы, по большей части врали, конечно, о забавных и страшных случаях «на дальних перегонах». Промывая в сознании тонны этой руды, Денис надеялся, что вот–вот блеснет какая–нибудь искра драгоценной информации; стихийные рынки — там, как и в древнем мире, торговали самым разномастным товаром и, как попутный газ с нефтью, шли бесчисленные летучие слухи.
— Иннокентий Михайлович, — представился очкарик обнаженному до пояса, влажному Денису.
Это был сборщик крови с центральной станции «Скорой помощи». Сильная служба, с развернутым во все направления штатом. если раньше такие организации были похожи на пауков, сидящих в пыльных углах с паутиной наизготовку, то теперь они превратились в комаров, разлетающихся по кровоносным окрестностям на сбор ценного сырья. Многие приглашали их на дом. Платили не только едой, но и более интересными вещами — Денис, в частности, сообщил через супругу, что его будут интересовать «талоны на посещение».
Сев на пододвинутый бывшей женой табурет, он сказал:
— Такое впечатление, что нашим государством правят вампиры.
Иннокентий Михайлович отделался улыбкой на эту слишком распространенную шутку. Можно было и вообще не реагировать ввиду ее банальности, но руководство велело реагировать, и именно мягкой иронией.
— Что у вас с венами? — спросил гость, двигая при этом очки по носу вперед–назад: надо полагать, производя медицинский осмотр.