Марк Дюген - Дорога великанов
– Хорошо, Картер, оставайтесь здесь.
Затем, глядя на меня:
– Сколько времени это займет?
– Всё утро.
Обращаясь к Картеру, я произнес:
– Если вам понадобится «Мустанг» – вот ключи.
Мы отправились незамедлительно. Диган не мог подобрать слова, чтобы начать разговор. На перекрестке мы свернули на юг, в горы. Я открыл окно и вдохнул аромат влажных хвойных деревьев. Узкая дорога петляла. Ели и сосны стояли, как войско. В лесу было темно, а над вершинами царствовало голубое небо. Вскоре мы оказались на головокружительной высоте. Диган молчал – я тоже. Наконец я заговорил:
– Вы посмотрели мое криминальное досье?
Он кивнул.
– Там ничего нет. Комиссия психиатров признала меня абсолютно нормальным. Но в шестьдесят третьем году я убил бабушку с дедушкой. Это произошло в день убийства Кеннеди. Пять лет я провел в психиатрической лечебнице. Меня признали невменяемым. Я это отрицал. Ответственность – глобальный вопрос бытия. Кто ответствен, а кто нет? Человечество в целом может не быть ответственным, но я целиком и полностью ощущаю свою ответственность.
Диган повернулся ко мне.
– Почему ты убил мать, Эл?
– У меня не было выбора. Только так я мог выжить. Если бы я убил ее в шестьдесят третьем, я прожил бы нормальную жизнь. Я злюсь на себя за то, что не осмелился раньше. Я выпал из ее чрева, как ящик из грузовика, и тем не менее она была моей матерью. Чтобы принять верное решение, нужно время.
– А ее подруга?
– Она мне не нравилась. Но она не в счет. Она была алкоголичкой и вряд ли прожила бы долго. Я оказал ей услугу.
Диган резко затормозил, вне себя от услышанного.
– Эл, ты ненормальный!
И повысив голос:
– Ты хоть понимаешь, что ты сделал? Ты убил и обезглавил свою мать!
– Еще я ее изнасиловал.
Я думал, его вырвет. Чтобы до этого не дошло, я быстро продолжил говорить:
– Это извращенный способ самозащиты, господин Диган. Либо это, либо сойти с ума.
– Но ты и есть сумасшедший, Эл: тебе надо лечиться!
– Не хочу ставить вас в неловкое положение, но я действительно так не считаю. Я вовремя успел себя защитить, хоть и не лучшим способом. Эксперты признали, что я не страдаю психозом. Вы не знали моей матери, да я и не хотел вам ее представлять. Но если бы вы ее видели… живой, вы бы поняли, что для нас обоих на планете нет места. Она прожила пятьдесят лет, из которых в течение двадцати одного года я не мог дышать. Когда-то я должен был вздохнуть. В остальном я понимаю, что выглядит всё страшно, но нельзя убить собственную мать, не исполнив ритуал. Я должен был изгнать злых духов – символическим способом. Я обезглавил ее, чтобы вернуть голову себе: изнасилование – это своего рода дань уважения. Я возвратил ей семя, благодаря которому, черт возьми, родился. А дротики… Дротики – для того, чтобы отвергнуть ее, стереть ее, как она стерла меня.
Диган выскочил из машины как ошпаренный.
– Эл, ты псих! Ты сумасшедший! Ты что, даже не испытываешь угрызений совести?
Я тоже вышел – чтобы ответить и пописать.
– Испытываю ли я угрызения совести из-за того, что убил мать? Никаких угрызений. Зато я ужасно злюсь на себя за то, что подставил вас, в то время как вы мне доверяли.
Лес простирался, насколько хватало глаз. От высоты у меня кружилась голова и сводило ноги.
– Далеко еще? – спросил Диган.
Оставалось еще около часа. Я не понимал, почему Диган не спрашивает, куда мы едем. Я чувствовал, что он словно парализован. Он предавался мрачным мыслям, вспоминал годы карьеры и думал: что заставило его рисковать работой ради парня вроде меня, о котором он ничего толком не знает?
На какое-то время дорога стала пыльной, почти полностью песчаной. Затем снова асфальт. Наконец Дигану надоели крутые повороты и обрывы.
– Куда ты меня везешь, Эл? Ты хоть знаешь, где мы?
– Не волнуйтесь: мы почти приехали.
73
На одном из поворотов мы увидели расколотое молнией дерево. Оно напоминало распятого человека, которому отрубили голову и руки, и лишь израненный кусок плоти, подобно лохмотьям, всё еще висел в темном пространстве леса. Среди здоровых деревьев этот мертвец особенно выделялся. Я сделал Дигану знак, чтобы он остановился.
– Ты заставил меня столько проехать, чтобы посмотреть на дерево?
Я почувствовал себя неловко, зная, какую боль собираюсь причинить другу, и она давила на меня, словно скала. «Возможно, услышав мою исповедь, Диган выстрелит мне в голову», – думал я. Диган понимал, что добрых новостей можно не ждать. Он смирился и просто хотел услышать правду.
– Эл, что такое с этим деревом?
Я помолчал и ответил:
– Дерево погибло – так же, как девушки, которые под ним похоронены.
Диган облокотился о машину. Он не знал, готов ли слушать продолжение истории, но, сделав огромное усилие, прошептал:
– Какие девушки, Эл?
– Пропавшие девушки. Шесть человек. Студентки Санта-Круса.
Диган выпрямился и заглянул мне в глаза.
– То есть дочь Дала…
Я кивнул. Он заплакал, и мне стало его искренне жаль. Он резко умолк.
– Господи! Неужели ты убил дочь Дала?
Я постарался взять ситуацию под контроль.
– Я специально привез вас сюда. Теперь вам решать. Наверное, от них уже почти ничего не осталось. Знаете, медведи, койоты, волки, хищные птицы…
– Хватит перечислять обитателей зоопарка! Эл! Как ты их убил? Молотком?
– О нет, я стрелял им в грудь из револьвера. Но потом делал всё, чтобы их не смогли опознать. Отрубал головы и руки.
– И что ты делал дальше с руками и головами?
– Руки разбрасывал по лесу – направо, налево. А головы – хранил. Никак не мог с ними расстаться. Доходило до смешного. В день, когда я предстал перед реабилитировавшей меня комиссией психиатров, в багажнике у меня лежали две головы. Ладно…
– Что «ладно»?
– Неприятно вдаваться в подробности. Даже в холодильнике головы невозможно хранить больше двух-трех дней.
– И куда ты их дел?
– Выбросил в мусорный бак. Знаете, господин Диган, голова – занятная штука. Головам придают большое значение. Но, оказывается, даже чертов головастик может здорово напортачить. Теперь вам решать. Я не пытаюсь себя оправдать, но я подвозил сотни девушек. Только перед этими шестью я не смог устоять, даже когда пил. А три дня назад я подвозил двух девушек и вдруг понял, что они ни в чем не виноваты. Два дня спустя я убил свою мать. Теперь чувствую, что зло отпустило меня. Словно я изгнал злых духов и теперь знаю, что больше никому никогда не причиню вреда.
Диган молча смотрел под ноги. В фильме ужасов в этот момент обязательно раздался бы крик ястреба. Но в реальности стояла гробовая тишина, словно земля разверзлась и поглотила лес. Диган сделал шаг вперед, стараясь что-то разглядеть.
– Вы ничего не увидите. Они очень глубоко. Так глубоко, что никто никогда не наткнется на них случайно. Даже охотники. Однажды вечером меня чуть не засекли. Я возился с телом, как вдруг белозубый парень на пикапе остановился и спросил, всё ли в порядке. Он напоминал серфера. Я вышел из тьмы и улыбнулся ему. Он уехал, ничего не заметив. Так что вы будете делать?
– Позвоню в полицию Орегона и подам в отставку, как только вернусь в Санта-Крус.
– Мне жаль, господин Диган. Знаете, я изо всех сил старался сдерживать себя. А мог бы убить гораздо больше людей.
Диган уже не слушал. Он погрузился в мысли об отставке. Хотел уехать подальше от Санта-Круса. Куда именно – я не осмелился полюбопытствовать.
– Скажите Венди, что… мне жаль.
74
Мы поехали обратно. Диган был уже не так напряжен, как по дороге к дереву, но что-то его мучило. Наконец он спросил:
– А мою дочь ты тоже убил бы?
Вопрос меня поразил:
– Как вы вообще могли такое вообразить? Я даже никогда не допускал мысли! Я слишком любил и вас, и ее! Вы были моей единственной семьей! В любом случае, когда-нибудь Венди бы поняла, почему я к ней не прикасаюсь…
Я почувствовал, что признательность Дигана за уважение к жизни Венди сильнее обиды за испорченную карьеру.
– Ты насиловал девушек?
– Да, как только убивал. Пока они еще теплые. Но я не для того их убивал, хоть вам и трудно поверить. Я хотел собственными глазами увидеть переход от жизни к смерти. Мы живем лишь ради этого момента. Сложно себе представить, но когда девушки осознавали, что умрут, они смотрели на меня с любовью в глазах. Я возвращал им любовь, проникая в них. Я был им должен, разве нет?
Диган мчался по дороге, прочь от кровавой бойни. Я вдруг не выдержал:
– Знаете, получается, что я семь раз занимался любовью за всю свою жалкую жизнь. И, кстати, есть кое-что еще, чего я не сказал, господин Диган.
Диган резко повернул голову.
– Надеюсь, ты больше никого не убил?
