Сол Беллоу - Приключения Оги Марча
- Похоже, дела твои идут не слишком хорошо. -Да.
- Гормана схватили. Как тебе удалось выпутаться?
- Просто повезло.
- Просто? В краденой машине - даже номера не сменили! Безмозглые тупицы! Его привезли сюда. В «Тайме» была фотография. Хочешь посмотреть?
Я не хотел - знал, что увижу: Гормана, зажатого с двух сторон могучими копами; наверное, он постарался, насколько позволяли связанные руки, надвинуть пониже шляпу, чтобы скрыть от домашних свое избитое лицо. Все так делают.
- Почему ты так долго возвращался? - спросил Эйнхорн.
- Я бродяжничал, и мне не очень везло.
- Но почему ты бродяжничал? Твой брат сказал мне, что послал тебе деньги в Буффало.
- Он что, приходил к вам? - нахмурился я. - Вы хотите сказать, он пытался занять у вас денег?
- Я дал деньги. И еще одну ссуду.
- Какую ссуду? Я ничего не получил.
- Плохо. Моя глупость. Нужно было послать самому. - Эйнхорн проболтался, в его умных глазах промелькнуло удивление. - Он провел меня - да, провел. Ему не следовало так поступать с тобой. Тем более что определенную сумму я ссудил ему лично, а деньги, полагающиеся тебе, дал дополнительно. Может, он нуждался, но все равно это уж слишком.
Я кипел от негодования и в то же время чувствовал приближение настоящего горя, которое пересилит теперешнюю боль.
- Что вы имеете в виду? Зачем он одалживал деньги? Чего хотел?
- Если бы он только сказал, зачем ему нужны деньги… Я одолжил их, потому что он твой брат, - его самого я почти не знаю. Он связался с Ноузи Матчником - помнишь, мы еще с ним продавали земельный участок? Сейчас я могу вести дела с такими зубрами, но твой брат - новичок. Саймон заинтересовался тотализатором, но уже после первой игры «Уайт сокс» ему сказали, что он потерял свою долю, и, если хочет остаться в деле, должен принести еще сто баксов; теперь я уже знаю всю историю. Этих денег он тоже больше не видел, а когда стал кипятиться, ему крепко дали в зубы. Хулиганы Матчника избили его и бросили в канаву. Вот такие дела. Думаю, ты знаешь, почему ему так срочно понадобились бабки?
- Да, он хотел жениться.
- С ума сходил по дочке Джо Флекснера - так бы и не слезал с нее. Но теперь этому не бывать.
- Почему? Они же помолвлены.
- Мне жаль твоего брата, хотя он не очень умен и, по- видимому, я потерял семьдесят восемь баксов…
Перед моими глазами стояла жуткая картина - избитый, окровавленный Саймон валяется в канаве. Теперь я не мог говорить о смерти Бабули, о мебели, о выставленной из дома Маме - только слушать.
- Она уже не выйдет за него, - произнес Эйнхорн.
- Не выйдет? Не может быть!
- Мне это Крейндл сказал. Он сосватал ее своему родственнику.
- Неужели Пятижильному? - вскричал я.
- Твой желторотый кузен. Выходит, именно его рука раздвинет эти прелестные ножки.
- Нет, черт побери! Они не могли так поступить с Саймоном!
- А вот и поступили.
- Наверное, он уже все знает.
- Знает ли он? Да он уже был у Флекснера, устроил там настоящий погром, поломал стулья. Девушка заперлась в туалете, а старику пришлось вызвать полицию. Полицейские приехали и забрали его.
Его арестовали! Душа моя разрывалась от жалости к Саймону. Невыносимо слышать и представлять такое.
- Циничная стерва, а? - сказал Эйнхорн. Его взгляд был суров - он хотел вразумить меня. - Крессида[139], переходящая в лагерь греков…
- А где Саймон? Все еще в тюрьме?
- Нет, старый Флекснер забрал заявление, когда твой брат обещал больше не буянить. Флекснер - порядочный человек. Все сделал, чтобы не влезть в долги. На риск никогда не пойдет. Молодчина. Саймона выпустили уже на следующее утро.
- Прошлую ночь он провел в тюрьме?
- Только одну ночь, вот и все, - ответил Эйнхорн. - Сейчас он на свободе.
- Где же он? Вы не знаете?
- Нет. Но дома ты его не найдешь. - Эйнхорн уже собрался пересказать мне слышанное от Крейндл а о Маме, но я признался, что уже побывал дома. Я сидел как ощипанный цыпленок - куда идти, не знал, и встать не было сил.
До сих пор мы существовали вместе, хотя было известно: отец оставил семью, и нам помогает благотворительная организация. А при Бабуле никто, даже Лубин, изучавший условия жизни в неблагополучных семьях, ничего толком про нас не знал. Я ходил на бесплатный пункт раздачи лекарств, хитрил там, но делал это вовсе не из-за денег - просто хотелось таким образом самоутвердиться. Теперь никаких секретов не было, и каждый при желании мог все о нас узнать. Может, поэтому я и не сказал Эйнхорну самую страшную вещь - что Бабуля умерла.
- Я сожалею, особенно жаль твою мать, - начал Эйнхорн, стараясь встряхнуть меня. - Братец твой зарвался. Пошел на поводу у желания. Откуда в нем такой пыл?
Я подумал, что частично подобный вопрос вызван завистью к человеку, способному испытывать истинную страсть. Однако, с другой стороны, Эйнхорн не мог этим не восхищаться.
Постепенно, за разговором, он отвлекся от своей первоначальной цели - утешить меня - и до такой степени разгневался, что силился сложить пальцы в кулак и треснуть изо всех сил по столу.
- Чего тебе волноваться, если твой брат получил по заслугам? Он сам виноват. Бросил тебя на произвол судьбы в этой дыре, продал квартиру, взял деньги, которые я дал ему для тебя, а ты не получил из них ни цента. Будь ты честнее с собой, был бы только рад. Я больше уважал бы тебя, если бы ты признал это.
- Признать что? Что он во всем виноват, а я радуюсь этому? Его несчастью? Чему мне радоваться, Эйнхорн?
- Неужели не ясно, каким преимуществом ты теперь обладаешь? Только будь с ним построже. Он должен признать за тобой это право - ты крепко держишь его за яйца. Тебе ясно? Одну пользу ты уж точно можешь извлечь из ситуации - дай ему понять: ты рад, что он получил по заслугам. Боже мой! Поступи так кто-нибудь со мной, мне бы доставило удовольствие узнать, что этот кто-то жестоко наказан. Если бы я не испытал такого чувства, значит, у меня не все в порядке с головой. Ну да хватит о нем!
Не понимаю, почему Эйнхорн обрушился на меня с такой свирепостью. Он даже забыл устроить скандал из-за Джо Гормана. Мне кажется, за всем этим подсознательно стояла мысль о загубленном им наследстве Дингбата. Может быть, Эйнхорн не хотел, чтобы меня презирали, как сам он презирал Дингбата за то, что тот не впал в ярость из-за утраченного наследства. Но тут было что-то еще: слишком уж сильно, хотя и неуклюже, колотил он по столу. Он имел в виду, что если больше нет эффективных рекомендаций, как в старые времена, поскольку у нас развеялись прежние представления, то каждый теперь может выбирать или завоевывать силой желаемое; препятствия должны укреплять нас, а враги - способствовать нашему росту вместе с жесткостью и неуязвимостью; имея брата, надо находить в этом выгоду, а не терпеть неудачи; говорить как можно громче, чтобы заглушать другие голоса. Эти принципы применимы не только к отдельным людям, но и к народам, партиям, странам. Только так, нельзя быть цыпленком, которого можно поймать и ощипать, нельзя ходить с озабоченным видом, наморщив горестно лоб, а то за тобой, как за птицей, станут гоняться с веником.
Замигал свет - Бавацки возился с предохранителем. А я, вместо того чтобы взять на вооружение советы старшего друга, возроптал. Думаю, Эйнхорн был разочарован и даже шокирован; уязвлен тем, что неправильно оценил мою способность следовать за его молниеносным вторжением в душу. Он был со мной безучастен, но любезен - так он мог говорить с девушкой.
- Не волнуйся, мы что-нибудь придумаем для твоей Мамы, - сказал он, полагая, вероятно, что все дело в этом. Он не знал, что я оплакивал и Бабулю тоже. - Задуй свечи. Тилли сейчас принесет кофе и сандвичи. Сегодня можешь спать в комнате Дингбата, а завтра что-нибудь сообразим.
Весь следующий день я искал Саймона, но так и не нашел; к Маме он не приходил. Зато я застал дома Крейндла - тот сидел за поздним завтраком, ел булочки с копченой рыбой.
- Садись и уплетай, - пригласил он.
- Вижу, ты наконец нашел невесту моему кузену, - выпалил я, глядя, как старый косоглазый артиллерист короткими ловкими пальцами обдирает кожу с золотистой рыбешки и как равномерно движутся его челюсти.
- И какую красотку! Сиськи - во! Не ругай меня, Оги. Я никого не насиловал. Такие роскошные сиськи! Ты знаешь что- нибудь о молодых девушках? Надеюсь, знаешь. Так вот, девушкам с таким богатством никто не может ничего приказать. Вот на чем прокололся твой брат, потому что устал. Мне его жаль. - Подняв глаза, он убедился, что жены нет поблизости, и зашептал: - Когда я гляжу на эту девушку, мой малыш тоже встает. В моем-то возрасте. И привет! В любом случае она слишком независима для молодого человека. Ей нужен мужчина постарше, с холодной головой, который будет с ней соглашаться, а поступать по-своему. Иначе она погубит партнера. Да и Саймон слишком молод, чтобы жениться. Я вас обоих знаю с пеленок. Прости, но так и есть. Теперь вы выросли, у вас появился сексуальный аппетит, и вы думаете, будто созрели для женитьбы, но куда торопиться? Вам еще трахаться и трахаться, пока не остепенитесь. Хватай! Бери, бери, пока тебе дают. Никогда не отказывайся. Кончать одновременно с нежно лопочущей тебе на ухо женщиной - вот это жизнь! - Говоря это, старый сводник и подстрекатель плотоядно смежил свои отвратительные глазки; даже заставил меня улыбнуться, хотя мне было не до улыбок. - Кроме того, с твоим братом все стало ясно, - прибавил он, - когда он решил продать квартиру со всем добром и выставил на улицу мать.
