Дмитрий Липскеров - Сорок лет Чанчжоэ
Успокаивать демонстрантов удавалось лишь одним способом: члены городского совета поочередно выходили на балкон и демонстрировали собравшимся свои затылки, украшенные точно такими же, как и у собравшихся, перьями.
Народ успокаивался, раздумывая, что если и у сильных мира сего на головах растут крылья, то чего уж говорить о них, о смердах.
– Так что же, господа, будем делать? – спросил губернатор Контата у собравшихся. Он стоял возле зеленой гардины и, слегка отодвинув ее, разглядывал через окно копошащийся внизу народ. – Ну-с, что же вы молчите, господа?
Все члены городского совета молча жевали бутерброды и запивали их кто чаем, кто кофе. Каждый из них уже множество раз передумал про себя, как решить создавшуюся проблему, и бесполезность этих попыток была написана у всех на лице.
– Как вам удается производить такую вкусную ветчину? – спросил г-н Персик у г-на Туманяна. – В каких только городах и весях я не едал ветчины, но ваша самая превосходная! Этакая жирненькая, розовая!.. – Г-н Персик взял с подноса еще бутербродик и с наслаждением откусил от него кусочек.
Скотопромышленник Туманян натянуто улыбнулся и, поднявшись со своего места, сказал:
– Надо нам принять в члены городского совета кого-нибудь из народа!
Все с удивлением посмотрели на него, и каждый отметил, что у скотопромышленника по-прежнему красивые глаза.
– Это успокоит население, – пояснил он. – Разрядит наэлектризовавшуюся обстановку.
– У нас уже есть представитель народа! – заметил г-н Мясников. – Г-н Персик…
Если только заменить его!..
– Свинская шутка! – возмутился представитель обывателей. – И достаточно жлобская!
– Кто же шутит!.. Вы, господин Персик, дорого обходитесь казне! Я заметил, что вы уже съели шестнадцать бутербродов сегодня! – сказал г-н Мясников. – Объявим народу, что вы растратчик, и переизберем вас! Налогоплательщики любят, когда низвергаются авторитеты!
– Да вы!.. Да знаете что!.. Я вам!.. – От возмущения г-н Персик заверещал что-то нечленораздельное, но по-прежнему держал в руке надкусанный сандвич.
– Господа, господа! – недовольным голосом попросил Ерофей Контата. – Прошу вас, прекратите!.. Вы в самом деле как малые дети!.. Надо решить серьезный вопрос! Так давайте его решать!
– А мне, например, нравятся мои перья! – сказал г-н Бакстер. – И жене моей они по вкусу. Все лучше, чем лысина! – Он сделал большой глоток из чашки с кофе. – Да и мне интересно перебирать перышки супруги. Все-таки хоть какое-то чувство новизны!
– Скажите, ваше преосвященство, что нам нужно делать в этой ситуации? – спросил Контата, закрываясь зеленой гардиной от улицы. – Мы нуждаемся в вашем совете.
Митрополит Ловохишвили позвякивал четками и, казалось, не слышал вопроса губернатора. Он сидел, склонив голову, уткнувшись густой бородой в колени, – этакий мыслитель, – и присутствующие подумали, что наместник Папы отыскал выход в сложном лабиринте и сейчас возглаголет истину.
– На все воля Божья! – рек митрополит. – Отдадимся промыслу Божьему и потечем в потоке его воли. Река всегда впадает в еще большую реку, а та в свою очередь оплодотворяет своими водами океан!
После высказывания Ловохишвили все присутствующие притихли. Сам митрополит с удвоенной силой защелкал четками.
– Знаете, – не выдержал г-н Бакстер, – иногда кто-нибудь скажет что-нибудь эдакое, умное, так что оскомина на зубах, как будто лимон целиком сожрал! И в харю хочется такому умнику дать!..
– Все!!! – вскричал митрополит, вскакивая со своего места. – Больше я не могу этого терпеть! – И принял боксерскую стойку. – В харю мне хотите дать?!
Извольте попробовать!
Господин Бакстер тоже вскочил со своего кресла, но его полная фигура на взгляд проигрывала внушительной конституции Ловохишвили.
– Нуте-с! – шипел наместник Божий. – Вот моя харя! Дайте по ней! Ну же!..
– Как-то рука не поднимается бить попа! – ответствовал г-н Бакстер, отступая к окну. – Вот когда Папа Римский даст вам пинка под зад!..
– Это я поп!!! – заорал в бешенстве митрополит. – Да я тебе, жирный ублюдок, все перья повыщипываю! – И, раскинув руки, стал надвигаться на противника.
– Давай-давай! – подзуживал Бакстер, готовясь провести борцовский прием, виденный им когда-то в заезжем цирке. – А я воткну твои перья тебе же в зад!
Все остальные члены городского совета с огромным интересом наблюдали, чем кончится этот долгожданный поединок. Лишь губернатор Контата, сознавая свою ответственность перед судьбами мирскими, решительно шагнул на середину залы, вставая между коллегами.
– Прекратите! – оглушительно сказал он, так что зазвенели хрусталем подвески на люстре. – Всем сесть!
– Ну уж нет! – процедил сквозь зубы митрополит. – Сначала дело закончим, а потом уже сядем!
И вот на этом самом интересном месте дверь в залу неожиданно открылась и в нее вбежал запыхавшийся юноша-курьер.
– Там это!.. Там кур!.. – никак не мог выговорить курьер. – Ух!..
– Что там? – переспросил губернатор. – Вы что врываетесь во время заседания?
Вы в своем уме?!
– Да там!.. Там такое!..
– Говорите яснее, черт побери!
– Там кур уничтожают! – сформулировал наконец юноша.
– То есть как уничтожают?!
– А так!.. Убивают их по всему городу! Головы отрывают! Жгут огнем и автомобилями давят!
– Вот это да! – протянул г-н Персик.
– Бунт, что ли? – спросил г-н Туманян.
– Ага! – радостно подтвердил курьер. – Народный бунт!
– Проваливайте отсюда! – заорал Ерофей Контата.
– Что? – не понял юноша.
– Вон отсюда! – завопил губернатор.
В ту же секунду курьер исчез. Митрополит Ловохишвили и г-н Бакстер расселись по своим местам. Все члены городского совета выглядели удрученными.
– Вот и выход из сложившейся ситуации, – подвел черту г-н Мясников. – Жизнь сама ответила на наш вопрос.
– Кстати, господа! – вспомнил митрополит. – Новый урожай синих яблочек! Отец Гаврон дарует, – и достал из-под кресла корзинку. – Не изволите попробовать?
Ловохишвили не поленился обнести присутствующих фруктами, не обойдя своим вниманием и г-на Бакстера.
Члены городского совета захрустели дарами природы.
– Что будем делать? – поинтересовался Контата.
– Армия? – предложил г-н Туманян.
– Против своего народа? – спросил г-н Мясников.
– Не выход, – подтвердил губернатор.
– Полиция! Народные дружины! – затараторил г-н Персик. – Пресечь беззаконие!
Немедленно!
Ерофей Контата снял с телефонного аппарата рожок и попросил телефонистку связать его с шерифом.
Иван Фредович Лапа разъяснил, что волнения происходят по всему городу, но полиция принимает повсеместно меры.
– Меры эффективны? – спросил губернатор.
– Мы делаем все возможное! – ответствовал шериф. – Но народ разъярен, и ему нужно куда-то девать свою ярость!
– Спросите его, – зашептал г-н Персик. – Как там наши предприятия?
– А как ситуация на – климовском" поле? – поинтересовался г-н Контата.
– В этом районе все спокойно.
– Ну и слава Богу.
– Мы выслали в районы производства усиленные наряды полиции и народной дружины.
– От лица всего городского совета вам большое спасибо!
– Да не за что! – отмахнулся шериф Лапа. – Это моя прямая обязанность. Я, с вашего позволения, отключаюсь. Ситуация требует моего постоянного контроля.
– Да-да, конечно!..
Ерофей Контата повесил рожок на рычаг и вновь подошел к окну.
– Итак, господа, пока нашему бизнесу ничего не угрожает! Но кто знает, как ситуация будет разворачиваться дальше!
Губернатор бросил яблочный огрызок в урну, тогда как г-н Персик обсасывал свой с особой тщательностью, сплевывая лишь косточки.
– Как сладок плод любви! – проговорил он возвышенно. – Бедный отец Гаврон!..
Он что, так и не знал женщины в своей жизни?
– Он истинный монах! – с чувством произнес митрополит.
– Надо охранять производство! – сказал г-н Персик. – Иначе мы останемся с голым задом!
– Вам к этому не привыкать! – ответил предводителю мещанства г-н Мясников. – Хотя ситуация и вправду очень опасная! – И почесал свой затылок. – От этих проклятых перьев голова чешется!
Все дружно почесались, заразившись примером г-на Мясникова.
– Ишь ты!.. А у меня перышко вылезло! – удивился Ловохишвили, держа перед своим носом куриное перо. – А раньше сколько ни дергал!..
– Смотрите-ка! – обратился к губернатору г-н Туманян. – У вас на пиджаке тоже перья лежат! – Он скосил глаза на свой сюртук. – И у меня тоже!
Г-н Бакстер, поглядев на коллег, с каким-то воодушевлением ухватился за свой затылок и с отчаянием дернул себя за волосы.
– Ой! – вскрикнул он, разглядывая зажатые в руке волосы вместе с пучком перьев. – Вырвались! Все вырвались!
В последующие десять минут члены городского совета с особой тщательностью ощипывали себя, разбрасывая вокруг птичью гадость, которая, медленно кружась, падала на персидский ковер.
