Я — твоё солнце - Павленко Мари

Выйдя с последнего экзамена, я прищурилась на солнце. Даже Дракуле такое не под силу. Спустя три века столбняка я всё-таки выбралась из склепа.

Джамаль позвал меня, однако я лишь помахала ему и сбежала.

По дороге домой я отправила ему сообщение из автобуса: «Прости. Это слишком тяжело. Я не могу видеть Виктора».

Мне потребовалось тринадцать минут, чтобы подняться по лестнице.

Мамы не было дома.

Она пошла в галерею на встречу с кем-то там — сообщила спешно нацарапанная записка.

Я до сих пор не привыкла, это странно: мама выставляется в галерее.

Можно подумать, у меня теперь новая мама.

В одежде я нырнула под одеяло.

Год окончен.

Всё.

Виктор вернётся к Адель, проведёт с ней какую-то часть своей жизни. Он, словно лиана, обвился вокруг меня, и чтобы от него избавиться окончательно, надо выпутаться полностью: все руки и ноги, каждый пальчик.

Фиговый из меня садовник.

Придётся попотеть.

Я плакала, почёсывая Изидора за ухом.

Мама вернулась домой, лучась энергией:

— Ах, ты никогда не догадаешься, что со мной сегодня произошло!

— Это точно, с тобой никогда не знаешь, чего ожидать.

— Один парень купил четыре картины. Четыре!

— А они разве не стоят по несколько тысяч евро каждая?

— Именно. Сама не понимаю.

— Может, он эмир?

— Нет.

— Русский коллекционер?

— Опять нет!

— Тайный поклонник?

— Мечтать не вредно.

— Да кто же?

Мама равнодушно фыркнула:

— Какой-то адвокат, друг Ирины, вкладывается во всё, что только под руку подвернётся. Он заходил к ней сегодня утром и был поражён.

— Как его фамилия?

— Лувиан.

Я замерла.

— Да ладно!

— Что такое? Говорю же, его фамилия Лувиан!

Я приподняла бровь.

— Лувиан?

— Да, Лувиан.

Мама вытаращилась на меня.

Чёрт, это происходит на самом деле.

Я взорвалась от смеха.

— Ха-ха-ха! Вот это ПРИ-К0Л!

— Что?!

— А тебе его фамилия ничего не напоминает?

— А должна?

— Ну да, я же твоя дочь, у нас одна фамилия.

— У нас как-то не зашёл разговор об отпрысках. А ты его знаешь?

Я вкратце рассказала ей о непростых взаимоотношениях с психичкой Таней, о её характере, заносчивости и, конечно, о том, как она треснула меня на глазах у всех.

— Так вот о чём были те странные сообщения в день выставки!

— Ага.

Мама помрачнела.

— Думаешь, он купил картины, чтобы как-то извиниться?

— Это вряд ли. Любовь к ближнему не свойственна этой семье. И если совсем начистоту, ему плевать на простолюдинов вроде нас. Ну или вроде меня.

Мама выпрямила спину.

— Тем лучше. Бокал шампанского? — спросила она, размахивая бутылкой. — Отпразднуем продажу картин и окончание твоих экзаменов!

Я выползла из постели, быстренько причесалась и отправилась в нашу спальнегостиную.

Мы выпили за жизнь.

Элоиза придёт к нам завтра с ночёвкой.

Она места себе не находит из-за оценок на экзаменах.

— Я тебя не узнаю. Куда делась твоя беззаботность?! Ты же хочешь на факультет психологии! Именем фаллических спагетти, клянусь, скоро небо упадёт нам на головы!

Она попыталась наказать меня, треснув пару раз подушкой, однако Изидор встал на мою защиту, обнажив пожелтевшие клыки в зубном камне и размахивая хвостом. Элоиза сдалась и сложила оружие — «из-за запаха псины».

Конечно, Джамаль этого не планировал, однако звонки с разницей во времени начали его угнетать, так что он отправился к Тео смотреть вместе квартиры в Нью-Йорке.

«А твои оценки?» — удивилась я.

«Рассчитываю, что мне о них расскажешь, дарликг».

Виктор же уехал в Лилль.

Нужно ли пояснять?

Он улетает в Штаты с мамой послезавтра. Получается, Джамаль будет в Нью-Йорке в то же время.

Я обозвала его снобом.

В день объявления результатов мы с Элоизой собрались у меня, решив узнать о вердикте одновременно. До компьютера я добиралась как по битому стеклу, по зыбучим пескам, по стволам мёртвых энтов — и по всем другим видам препятствий, от которых развивается скорость улитки.

Потные пальцы скользили по клавишам.

Я хорошистка.

И Элоиза тоже.

Джамаль — отличник. Впрочем, как и Виктор.

Элоиза обняла меня, и мы вдвоем запрыгали, словно лягушата.

Элоиза уезжает к бабушке.

Я читаю целыми днями, лёжа в кровати.

Нанизываю конфеты, как шашлык: зефир-клубника-мармелад-клубника-персик-зефир. А потом ем. Зефир-клубника-мармелад-клубника-персик-зефир. И ем.

— Ты какая-то грустная, солнце моё.

Я оторвалась от журнала.

То есть: я сидела в туалете. На унитазе. И мама только что открыла дверь.

— Мама…

Она взглядом настаивала на ответе.

— Да, мне очень грустно. Виктор уехал к другой, и мне плохо. Я уже представляла, как мы будем встречаться, мы были бы идеальной парой. Он веселит меня. А ещё он добрый и красивый — всё, о чём я только могла мечтать. Но эта коза Адель выиграла.

— Любовь — это не соревнование.

— Выйди отсюда.

Она закрыла дверь.

— Я нашла новые уроки йоги! — крикнула она.

— Лучше уж подтереться наждачкой!

За дверью послышалось мамино хихиканье.

Несколько дней спустя я гуляла с Изидором.

Возвращаясь домой, я столкнулась с почтальоном и услышала металлический скрип нашего почтового ящика.

Внутри лежали рекламные листовки, какой-то журнал и письмо, адресованное мне и отправленное из Парижа.

На всех парах я поднялась в квартиру, наполнила миски Изидора водой и кормом и бросилась в свою комнату.

Белый конверт. Красная марка.

Совершенно безобидное письмо, если не обращать внимания на нервный убористый почерк, который мне так хорошо знаком.

Почерк Виктора.

Я положила конверт на кровать, не осмеливаясь к нему прикоснуться и уж тем более — вскрыть. Пока что там, внутри, сосредоточена бесконечность: отказ, одиночество, тоска, грусть, насмешка, потоки слёз, надежда, будущее, раскаты звонкого смеха, поющие птицы, прекрасная жизнь.

Всё возможно, пока я делаю вид, что конверта тут нет.

Я встала, подняла с пола трусы и поставила телефон на зарядку, хотя батарея и так показывала девяносто восемь процентов. Взглянула на Изидора, изливающего слюни на паркет. Отодвинув на пару сантиметров лампу у кровати, бросила наугад трусы: Изидор приподнял одно ухо, когда они приземлились на пол.

Вдох.

Письмо в руках.

Я хочу знать.

Дебора!

Я вернулся из Лилля. После нескольких месяцев копания в собственных мыслях я в итоге расстался с Адель.

Знаешь, это непросто — причинить боль кому-то, кого любишь. Адель — классная девчонка.

Но я любил её в прошлом, а сейчас люблю другую.

Я влюбился в уморительную и чуткую девчонку, которая показала мне, как любить жизнь даже в самые сложные моменты. Эта девчонка сияет, как солнце, поёт в древние статуэтки вместо микрофона, как никто другой, умеет слушать. Ей всегда удаётся меня удивить, взволновать. Она перевернула мой мир с ног на голову, и я совершенно потерял рассудок.

И я буду идиотом, если упущу эту девчонку.

Через три часа у меня самолёт. Поздравляю с результатами экзаменов. Приезжай отпраздновать вместе со мной, пожалуйста.

Виктор

P. S. Если тебе вдруг захочется, я мог бы поехать в Лондон с тобой…

В конверте лежали билеты до Нью-Йорка и обратно с запиской — вылет через девять дней.

Я перечитала письмо, чтобы убедиться.

Сжала кулачки.

Закричала.

Поцеловала Изидора в вонючую морду.

Встала —…

…лунная походка.

Благодарности

История Деборы — это целое приключение.

Я начала работу над этим романом десять лет назад: бросала, снова бралась за него, меняла с ходом жизни и встреч.