Станислав Говорухин - Вертикаль. Место встречи изменить нельзя
Работала рация в лесу. Радист, торопясь, выбивал на ключе шифр…
И какой-то безусый красноармеец, охранявший водокачку, вдруг вскрикнул и упал лицом в землю — между лопатками у него торчал нож. Серые тени, не останавливаясь, пробегали над его телом.
И кто-то сквозь окуляры бинокля изучал наш берег — столбы, «секреты», заставу у реки. И что-то наносил на карту…
Война уже шла…
Павел проснулся и рывком сел на постели. На подушке, где сохранилась вмятина от головы Лизы, лежало солнечное пятно. Он посмотрел на часы и торопливо стал одеваться.
В комнату постучали.
— Встали? — спросила Тамара, приоткрыв дверь. — Как рука? Ой, доброе утро!
— Доброе утро, Тамарочка. А рука — ничего… — Он взмахнул перевязанной рукой, чуть поморщился. — Свербит немного…
— Где Лиза?
— Где-нибудь тут. Я только проснулся. Спал как убитый.
Тамара выглянула в коридор.
— Входи! — За руку она втащила в комнату стеснительного юношу в гимнастерке, обтянутой портупеей, в зеленых юнгштурмовских галифе. — На живого пограничника полюбоваться пришел. Знакомьтесь, Павел Иванович, — мой брательник. Знакомься, Сергей.
Павел протянул ему руку, тот пожал, не спуская глаз с ордена на гимнастерке.
— Какой жених вымахал — в десятый класс перешел. Мечтает стать пограничником.
— Вы специальное училище заканчивали? — робко спросил Сергей.
— Специальное. Войск НКВД.
— А где оно находится?
— Ишь ты! — улыбнулся Павел, доставая из чемодана помазок и бритвенные принадлежности. — Вот будешь поступать — в военкомате узнаешь. А пока военная тайна.
— День сегодня восхитительный, — протяжно сказала Тамара, отходя от окна. — Поехать бы купаться… — Она подошла к столу, взяла в руки записку. — Это вы читали?
— Где? Нет…
— «Ушла на базар. Скоро вернусь, и будем завтракать. Целую. Лиза», — прочла она и подала записку Павлу Ивановичу. Вам бы фруктов в дорогу взять. У нас здесь вишни вкусные…
— Какой базар? — недоуменно сказал Павел, пробегая глазами записку. — У меня поезд через полтора часа…
— Как? — удивилась Тамара. — Вы же вечером…
— Да нет, на вечер не получилось. Ах, черт, вчера не сказал, не хотел расстраивать.
— Она что, не знает? — растерянно спросила Тамара.
— Нет. Где этот базар?
— Неблизко. Да вы не волнуйтесь, Павел Иванович, давно она ушла?
— Я же спал…
— Ах, батюшки, беда какая! — засуетилась Тамара. — Вы ждите, а мы с Сергеем помчим ей навстречу. Вы ждите! Вокзал тут близко, за полчаса добежим.
Постучавшись, вошли Александра с Венерой.
— Доброе утро. Что случилось?
— У Павла Ивановича поезд через полтора часа, а эта балда не знает — на базар унеслась… — В глазах у Тамары дрожали слезы, она почти плакала. — Мы с Сергеем побежим ей навстречу, а вы, если нас через час не будет, прямо на вокзал идите. Мы туда примчимся…
— Она же с ума сойдет! — тихо сказала Александра. — Как же это вы, Павел Иванович?..
Павел заходил по комнате.
— Ну, чего стоите? Марш! — прикрикнула Александра на Тамару.
Тамара с Сергеем выбежали из комнаты.
Все трое замолчали. Тикали часы-ходики. Репродуктор играл бодрый спортивный марш:
Физкульт-ура! Ура! Ура! Будь готов!Когда настанет час бить врагов,От всех границ ты их отбивай,Левый край, правый край, не зевай!..
— Вот незадача! — Павел вздохнул, поднялся: — Побреюсь, и пойдем…
Он ушел в умывальную комнату.
— Хороший человек, — вдруг сказала Венера.
— Мы тоже не какую-нибудь фифу за него отдаем, — серьезно заметила Александра.
— Да, — согласилась Венера. — Славная пара. Он ее любит, ты заметила?
— Ну, как дети, ей-богу! — Александра ударила кулаком по коленке. — Как малые дети! Жених на границу уезжает, а ее нет!
Венера встала.
— Я ему пирогов заверну на дорогу…
В маленькой кассе-будочке Павел купил шесть перронных билетов, подал их контролеру.
— Тут должны подойти две девушки и юноша с ними. Наверное, будут опаздывать. Пропустите их, пожалуйста… Скажите, ждем у восьмого вагона…
— Будет сделано, товарищ военный, — полная женщина-контролер взяла билеты.
— Такие, знаете… очень красивые девушки…
Контролер улыбнулась:
— У нас в Ульяновске все девушки красивые. — Она хитро посмотрела на пограничника. — Разве не так?
— Так, — согласился Павел.
— То-то! На всю Волгу гремим! Вы не беспокойтесь, товарищ командир, — узнаю…
Обежав весь базар, Тамара с Сергеем снова встретились у входа.
— Нет?
— Нет.
— Где же она? Ах, несчастье!
Другой дорогой они побежали к дому. Лизу увидели издалека, около киоска. Придерживая коленкой полную сумку с продуктами, она придирчиво выбирала мужской одеколон.
— Возьмите тогда «Двадцать лет РККА», гражданочка! — предлагал продавец, теряя терпение. — Немного дороже, зато запах, как в саду царя Соломона.
— Лизка-а! — Голос у Тамары сорвался на плач.
Лиза повернула к ней лицо. Секунду назад счастливое и спокойное, оно вдруг разом переменилось, посерело, сникло от предчувствия чего-то ужасного, потому что и этот женский крик, и сама фигура Тамары, приближающейся к ней, несли с собой огромное и неотвратимое несчастье. Лиза это почувствовала и, не успев еще узнать, в чем дело, уронила на землю сумку — упали и рассыпались в пыли ягоды, спелые вишни… Тамара подошла, бессильно прислонилась к киоску. Глотнув воздуху, сказала:
— Павел уезжает.
— Когда?
Тамара посмотрела на маленькие наручные часики.
— В десять двадцать. Сейчас…
— Я побегу?.. — не двигаясь с места, скорее спросила, чем сказала Лиза.
Тамара покачала головой:
— Поздно… Осталось семь минут…
— Я все-таки побегу, — бесцветным голосом сказала она и снова осталась на месте. Тамара обняла ее, уронила голову на плечо, заплакала…
— Будем прощаться, — сказал Павел. — Что ж, ничего страшного. Все равно скоро увидимся. Скажите — пусть собирается в дорогу…
Они стояли спинами к вагону, смотрели в сторону входа на перрон. Печально пробил колокол. Пассажиры, теснясь, залезали в вагон, толпились за спиной кондуктора.
— Ничего страшного, — повторил Павел. — Жаль, конечно, что так глупо… — Улыбнувшись, протянул руку Александре. — Желаю успеха!
Подал руку Венере.
— Буду есть пироги и всю дорогу вспоминать вас.
Опять помолчали немного.
— За Лизавету не беспокойтесь…
— Я спокоен. Это счастье, что у нее такие подруги… В следующие каникулы приедете к нам в гости. Хорошо?
— Пора! — сказала Александра.
Он ступил на подножку.
— Скажите Лизе, пусть напишет. А я в воскресенье приеду, сразу дам телеграмму…
Поезд тронулся. Девушки замахали руками.
— Счастливо, Павел Иванович! Счастливо!
Вагон удалялся, а Павел, выглядывая из-за спины кондуктора, все смотрел туда, мимо подруг, где был вход на перрон. Потом прошел в угол тамбура к противоположной закрытой двери. Дрожащими пальцами достал папиросу…
В воскресенье утром Лизу разбудил репродуктор. Диктор объявил: «Московское время шесть часов утра. Сегодня воскресенье, 22 июня…»
Подруги спали или делали вид, что спят. Репродуктор все-таки здорово гремел, Лиза встала и убрала звук.
Она снова легла, но уже не спалось. Лежала с открытыми глазами, вспоминала…
Она встала и подошла к окну. В тени тополей дворник поливал цветы, его дочь, маленькая девочка, играла в «классы» на расчерченном мелом тротуаре. Усталая пара, парень и девушка, держась за руки, возвращались домой, пробродив всю ночь. Город пробудился, но здесь, в строгой казенной комнате, куда не достало еще солнце, было тихо. Подруги спали. Она спрыгнула с подоконника, подошла к столу и опять задумалась… Взяла лист бумаги и села писать письмо. Написала: «Милый Паша…» И зачеркнула, смяла листок тетрадочной бумаги. Крупным ученическим почерком вывела:
«Дорогой Павел…» Но, помедлив, забраковала и это обращение.
Сидела и смотрела в тополиную листву за окном, кусала ученическую ручку. Потом быстро, размашисто написала: «Любимый…» И дальше уже не останавливалась. «Любимый, — писала она. — Я не могу жить без тебя. Каждый день, каждый час, каждую секунду я думаю о тебе. Где ты? Что теперь с тобой?..»
Она плакала, слезы скатывались по щекам, падали на руки, на бумагу. Она не вытирала их и все ниже склонялась над столом, продолжая писать это первое из бесконечной серии страшных, кричащих о любви писем, которым так и не суждено было быть прочитанными.
Письмо это не нашло адресата.
Два часа сорок минут назад через все западные границы страны началось и сейчас продолжалось страшное, невиданное по мощи ВТОРЖЕНИЕ.
