Гийом Мюссо - Я возвращаюсь за тобой

Человек в капюшоне.

Лучший наемный убийца в Нью-Йорке.

Я вспомнил его потухший взгляд и неподвижное, точно каменное лицо. Вспомнил его монотонный голос, когда он спросил, о ком идет речь в контракте, который я хочу ему предложить. Вспомнил, как протянул ему коричневый конверт, из которого он вынул фотографию: мою фотографию. Вспомнил, что он не выказал ни малейшего удивления — вне всяких сомнений, мой поступок был не так оригинален, как мне думалось.

Я вспомнил его последний вопрос, к которому я оказался не готов:

— Сколько пуль?

Я вспомнил, что помедлил, прежде чем ответить:

— Три: одну — в грудь и две — в голову.

И вспомнил, как он встал, а я остался за столом. Допил свой стакан, сказав себе, что на этот раз точку невозврата я преодолел.

И что так — даже лучше.

Команда интернов и медсестер собралась на крыше больницы, чтобы принять раненых. Из-за резких порывов ветра вертолет несколько минут летал вокруг здания, прежде чем ему удалось приземлиться. По радио сотрудников больницы уже проинформировали о состоянии пациентов. Из этой информации можно было понять, что надежд почти не осталось.

35

НА ЗЕМЛЕ, КАК НА НЕБЕ

Господи, дай мне душевный покой, чтобы принимать то, чего я не могу изменить, мужество — изменять то, что могу, и мудрость — всегда отличить одно от другого.

Больница Сент-Джуд

Воскресенье, 1 ноября 2007 года

1 ч 15 мин

Доктор Шино Мицуки толкнул дверь закусочной «Элвис-динер», находившейся прямо перед входом в отделение «Скорой помощи». Он сел у стойки и заказал жасминовый чай, который ему подали вместе с fortune cookies. За окном гремела гроза. Под огнем молний металлический трейлер сотрясался от дождя и ветра, точно корабль в эпицентре шторма. Мицуки ослабил галстук и подавил зевоту. Отхлебнул чая, достал печенье из упаковки и разломил его, чтобы прочесть пословицу, написанную на маленькой полоске бумаги: «Тот, кто избегает безумств, не так разумен, как ему кажется».

Врач потер веки и какое-то время поразмышлял над этим изречением, как будто оно было предназначено лично ему. Размышления прервал писк его пейджера. Он положил бумажку на стойку и вышел из кафе, не обращая внимания на ливень.

В голове Итана

Между жизнью…

…и смертью

Я плаваю в воздухе над коридорами больницы без усилий, точно птица, парящая в небе. Я слышу надсадные голоса, крики. Вижу врачей и медсестер, которые суетятся вокруг меня, но я чувствую, что жизнь уходит. Я ищу Селин в других комнатах. Нужно торопиться. Я хочу еще раз побороться за нее, но у меня уже нет сил. Я растекаюсь, рассеиваюсь, словно прах, который уносит ветер, после того, как его развеют.

Створки приоткрываются. Я замечаю тело Селин, окруженное людьми из «Скорой помощи», которые пытаются вернуть ее к жизни. Я хочу приблизиться к ней, но какая-то сила мне мешает. Прежде чем дверь опять закрывается, я слышу несколько криков, растянутых во времени: «Ребята, отходит!», «Похоже, конец», «Необратимая сердечная недостаточность». И тут я впервые осознаю, что она вот-вот умрет из-за меня. В этот последний день обретя счастье, я не взял в расчет то самое ужасное предчувствие, которое столько раз пыталось меня предостеречь: «Если ты ее любишь, надо ее защитить, а чтобы ее защитить, тебе надо исчезнуть».

Я ее убил.

Я ее убил.

Я ее убил.

4 часа ночи

Два тела.

В двух разных помещениях.

Два тела, которые несколькими часами раньше любили друг друга.

Две пары рук, которые сжимали друг друга в объятиях.

Две пары губ, которые искали друг друга.

Погруженная в искусственную кому, Селин продолжала жить только благодаря аппарату искусственного дыхания, который вентилировал ее легкие в ожидании возможной пересадки сердца.

Итан в состоянии клинической смерти лежал с закрытыми глазами. Кровь больше не поступала в его мозг, и его нейронные функции были необратимо разрушены. Однако удары сердца и температура его кожи позволяли думать, что не все еще потеряно окончательно.

Но это была лишь иллюзия.

Рядом с ним стояла Клэр Джулиани, одна из молодых интернов больницы, и смотрела на него с грустью.

Вдруг дверь в реанимационную резко отворилась, и появился Шино Мицуки.

— Обнаружили его водительские права! — бросил он ей.

Клэр посмотрела документ Итана и увидела, что разрешение на изъятие органов отмечено галочкой.[76]

— Можно начинать процедуру, — сказал Мицуки. — Предупредите Дитриха и центры пересадки.

— Подождите! — ответила Клэр. — Какая у него группа крови?

— Четвертая. А что?

— Это именно та, что у той молодой женщины, что ожидает сердце!

Шино Мицуки покачал головой и вышел в коридор. Клэр вышла за ним.

— Доктор, мне кажется, мы могли бы рискнуть…

— Об этом не может быть и речи, и вы это прекрасно знаете!

— А почему бы и нет? Берем сердце и пересаживаем. Таким образом, не будет никаких проблем ни с хранением, ни со сроками транспортировки.

Мицуки резко остановился и строго посмотрел на интерна. Она заканчивала годичную стажировку под его руководством, и ему предстояло поставить ей оценку. Оценка явно не могла польстить. Несмотря на несомненные положительные качества, молодая женщина слишком легко поддавалась волнению. Она часто опаздывала и оспаривала решения вышестоящих, создавалось впечатление, что она постоянно отстает от хода событий.

— Мы никогда не получим на это разрешения, — отрезал он.

— Но у этой женщины редкая группа крови. Она будет месяцами стоять в списке ожидания со всеми связанными с этим рисками. И кто может быть уверен, что она доживет?

— Никто, — согласился врач.

— А мы можем спасти ее уже сегодня вечером.

— Но на все есть порядок, Клэр.

— Порядок, да плевать на него! — воскликнула она с вызовом.

Я плаваю над своим телом и слышу, как они обсуждают нас, как если бы я уже был мертв. Но по громкой реплике этой Клэр, молодого интерна, я понимаю, что еще остается надежда спасти Селин, пересадив мое сердце ей. Что же сделать, чтобы переубедить Шино Мицуки и его дурацкую карму? Я чувствую себя уже совсем далеко. Принимай же ее предложение, черт возьми, принимай!

Но верный своей натуре хирург внимательно посмотрел на ассистентку и ледяным тоном объявил:

— Если хотите когда-нибудь стать хорошим врачом, вам следует понять одну вещь: правила — это то, что нас защищает.

А она ему метко возразила:

— Правила — это то, что нас душит.

— Обсуждение закончено, Клэр.

Глубокой ночью в нескольких километрах оттуда

Облокотившись о парапет, нависающий над рекой, в промокшей одежде и с лицом, омываемым дождем, отчаявшийся человек отбросил капюшон, который обычно был у него на голове, и дал дождю свободно литься на него, как если бы так можно было смыть с него все его преступления. Несколькими часами раньше он гордился тем, что был самым лучшим наемным убийцей Нью-Йорка. За четыре года он выполнил более пятидесяти контрактов, и все — без сучка, без задоринки. Десятки жертв, убитых с полным хладнокровием, и ни разу его рука не дрогнула. Однако в этот вечер его качнуло, и третья пуля попала в женщину, которой вообще не должно было там быть. Впервые в жизни он запаниковал и, рискуя быть схваченным, сам вызвал «Скорую помощь» прямо со своего мобильника. Почему именно сегодня? Почему в таких обстоятельствах? Он не мог себе это объяснить. На него вдруг накатило отвращение и отталкивающий страх. Повинуясь порыву, он изо всех сил швырнул свой револьвер в черные воды Ист-ривер. Но этого ему показалось недостаточно, и он взобрался на парапет и остался, сохраняя равновесие, стоять над пустотой, подняв голову к небу. В это время дождь усилился, и он закрыл глаза, пытаясь найти в себе мужество прыгнуть.

Больница Сент-Джуд

4 ч 30 мин