Василий Аксенов - Таинственная страсть. Роман о шестидесятниках
Роберт протянул было лапу за бумаженцией, но «Галстучек» быстренько упрятал ее в свою папку. Воцарилась довольно дурацкая мизансцена: Роберт стоял в позе Маяковского с вытянутой рукой, словно предъявляющей «серпастый-молоткастый», а два маленьких паренька сидели пряменько, будто аршин проглотили. Странным образом прекратилось постукивание по крайней мере, трех пишмашинок работающих писателей. Обычно Роберт различал по этой стукотне, кто из друзей взялся за работу. У Яна и Антоши, как и у него самого, был рваный ритм, прерывающийся на рифмованных кончиках строк. Ваксон отбарабанивал целый параграф, будто отбивался от фронтальной атаки каппелевцев из кинофильма «Чапаев». Потом затихал и выпускал по параграфу только короткие очереди поправок. В этот раз «орудия труда», кои не подлежат изъятию даже в случае конфискации всего остального имущества, замолчали одновременно, и набалконах появились Ян, Антоша и Ваксон. Последний в платке, туго завязанном вокруг лба, грубовато крикнул: «Слушай, Роб, что ты возишься с этими? Я их cpaзy послал, когда ко мне пришли!»
Один из «этих» тут же сделал снимок грубияна на свою «леечку». Антоша крикнул через лужайку: «Ты думаешь, Вакса, мы на них ставим? Они, козлы, поставили на нас!»
Ян Тушинский, перегнувшись через перила, вежливо осведомился, какими средствами будет осуществлятьсяликвидация Республики Карадаг. Замирая от восторга перед явлением Самого, Патриота и Бунтаря, журналистики стали уверять его, что ликвидация будет производиться самыми деликатными средствами. Со стороны суши, то есть над отвесами вулкана, будет расположен отряд милиции. В море встанут на дежурство два катерапогранохраны.
Редакцию оповестили, товарищ Тушинский, оружие будет применяться только в случае провокации со стороны хулиганов. Поэт покивал со знанием дела, а потом поинтересовался, не могут ли коллеги дать ему телефоны главного редактора, первого секретаря горкома КПСС, а также представителя органов. «Очочки» посмотрел на «Галстучка», тот кивнул. Запрошенные номера были тут же продиктованы: в условиях социалистической демократии было бы нелепо скрывать номера легитимной власти. Ян покивал и поблагодарил. А что же вы не записываете, товарищ Тушинский? Не волнуйтесь, ребята, такие номера я запоминаю по крайней мере на два года вперед. На этом журналистишки отправились доложить, что советские поэты заинтересовались намеченной акцией и собираются для уточнения деталей выйти на высокие уровни. На самом деле они были уверены, что Тушинский с его колоссальными связями наверху и с его таинственным свойством запоминать «такие номера» на два года вперед прикроет всю эту дурацкую акцию. Оба помнили, какой курьез случился четыре года назад, когда попытались в Коктебеле провести всенародную борьбу против шортов. Как оскандалилась тогда городская номенклатура! Какие полетели головы! А ведь именно тогда готовилась облава в бухтах и пещерах, уже тогда существовала пресловутая Республика; да вот не добрались!
1968, 20 августа
Сезон!
Этот день, вроде бы ничем не отличающийся от череды праздныx дней курортного заезда, с утра оказался напичкан всевозможными событиями, знаменующими закат сезона. После завтрака солидная толпа литераторов с чадами и домочадцами отправилась на финал баскетбольного турнира, в котором команда «Литфонд» противостояла команде «Пансионат». Последняя была укомплектована хорошо тренированными пареньками из «почтового ящика» 812/1018-хч». У первой не хватало одного игрока основного состава: длинноволосый и длинный ростом драматург Эллипс, некогда игравший за университет в Яссах, был внезапно вызван в Москву на репетиции его пьесы «Он» вТеатре имени Ленинского Комсомола.
В принципе «Пансионат» должен был разгромить «Литфонд», в котором по-настоящему умели играть в баскетбол только трое, Роберт, Юстас и Ваксон, четвертый же, Гладиолус Подгурский, хоть иногда и приносил совершенно сумасшедшие очки, отличался постоянными «пробежками» и «двойным ведением». Ну а пятый, запасной прозаик Атаманов, вообще был уверен, что успех вбаскетболе приносит только «масса тела».
И вдруг появился другой пятый. Его привел Юст. Это был Шауляй Баранаускас, когда-то игравший за сборную Литвы. Юст и Роб объяснили судейской коллегии, что это и есть пятый игрок их основного состава, драматург Эллипс, только что прилетевший из Москвы после триумфальной премьеры свой пьесы «Он». На самом деле Юст и Шауляй случайно встретились в очереди за пивом на Закусочной улице.
Началась игра. Счет открыли «Ящики». «Драматург» ответил на это пятью попаданиями. Он же вывел на удачные броски своими пушечными пасами два раза Роба, два раза Юста и один раз Вакса. Ошеломленные «Ящики» взяли тайм-аут. После этого игра чуть-чуть выровнялась. «Пансионат» набрал пять очков; четыре с игры, одно со штрафного. Баранаускас с понимающей улыбкой дал им немного поиграть, а потом стал с легкостью перехватывать их передачи, блокировать их броски по кольцу и отбрасывать мяч своим. Счет рос в пользу «писателей». Дошло до того, что даже Гладиолус попал, куда надо. Чтобы подвести черту под этим неравным поединком, надо просто сказать, что баскетбольная команда Литфонда впервые стала чемпионом Залива.
У Роберта все, даже малые мышцы тела выражали ему свой восторг: вообразите, они еще помнили его вдохновенные пролеты и затяжные прыжки в составе сборной Карелии! Что же касается больших мышц, толчковых, а также сгибателей и разгибателей, то их он старался унять, дабы не вызвать насмешек. Ну, вообразите секретаря Союза писателей, который после хоть и красивой, но все-таки жульнической победы в баскетболе начинает подпрыгивать на икроножных, а при помощи сгибателей рук притягивать к себе своих симпатичных, а при помощи разгибателей слегка отодвигать бестактных.
В конце концов вся толпа смешалась и со смехом и восклицаниями «Ну дали!», «Вот влепили!» двинулась к пляжу. По пути совершенно случайно сблизились Ваксон и Ралисса. Она посмотрела на него исподлобья взглядом мгновенным, да так, что ему нестерпимо захотелось этот взгляд бесконечно продлить. Все-таки он сделал шаг в сторону, и она от него с трудом отлепилась. «Ну, Вакс, вот уж не думала, что ты так бросаешь с угла!» — сказала она вроде бы на прощание. Прощание, но не навсегда. Нет-нет, не навсегда. Может быть, даже не до утра, то есть раньше рассвета.
С той же долей случайности произошло сближение Юстаса Юстинаускаса и Милки Колокольцевой. Просто шли в толпе к морю и вдруг случайно оказались рядом. Глядя на этого цветущего и вечно «слегка под банкой» балта, трудно было предположить, что его мучают сердечные терзания; между тем он терзался; терзался и очень Данута, верная подруга, которая в эти дни пасла в Паланге их двух детей… Мысль о том, что до нее могут дойти слухи о его похождениях среди коктебельской богемы, повергала его в отчаяние. У Милки тоже были свои проблемы: болтающийся по всему побережью Влад Вер» тикалов и ее верный трубадур, президент ФИЦ. Словом, обоим приходилось постоянно притворяться, разыгрывая приятельские отношения. Так и сейчас, болтая о клоунском баскетболе, они на самом деле сговаривались о встрече. Ей нужно сейчас отправиться в Львиную, потому что там сегодня объявлен «трудовой день», а кроме того, именно оттуда начнется вечернее шествие. Что касается Юстаса, он сегодня пополудни откроет выставку своих рисунков в доме Караванчиевских, а оттуда придет на курган Тепсень. Там начнутся игрища, танцы и пение и можно будет легко обоим оттуда «сквозануть». Ты первый, я вторая. Нет, наоборот — ты первая, я второй! Тип-топ? Тип-топ!
Вот такие сложные любовные секреты пронизывали всю эту толпу почти голых людей, собравшихся в Восточном Крыму на телесные празднества. Вспоминаются между прочим, самодельные фривольные песенки, что распевали тогдашние молодые дамы на всякого рода капустниках. Ну вот, например, такой перл:
Расцвело алоэНа Сюрюкая.Тело молодоеРаскормила я.Раскормила телоНа свою беду,А теперь для тела яДела не найду.
Пока происходили эти случайные соприкосновения, любители поэзии задавали себе вопрос: почему не видно их кумира Яна Тушинского? А он между тем мелькал всем телом на площадке пинг-понга. Закручивал мячик, заострясь вперед, гасил при отскоках, едва ли не падая на свою половину стола. Против него выступал мастер спорта по этому виду, сотрудник МУРа и будущий автор детективных бестселлеров. Тот стоял в десяти метрах от стола и спокойно отсылал мячик туда, откуда тот прилетел таким настырным способом; раз за разом, раз и два, покуда тушинковский удар не попадал в сетку или за пределы стола. При всем своем росте Ян не любил командных видов спорта, ни волейбола, ни баскетбола. Какого черта потеть для каких-то других олухов? Впрочем, он не умел играть ни в ту, ни в другую игру. Он любил одиночные единоборства; вот это ристалища для поэтов! Нет-нет, конечно, не борьба, когда кажется, что соперники тщатся подвергнуть друг друга педерастическому насилию, не зверский бокс, в котором бьют прямо по вместилищу художественных образов и идей; нет, ни в коем случае не это! Нет ничего лучше, друзья мои, чем теннис, напольный, а лучше настольный. Острота диалогов тут доходит до микроскопического мелькания! И пусть толпа, влекомая инстинктами массовости, тащится на охлократический баскетбол, на теннис-то приходят узреть своего любимца лишь избранные, ну вот, скажем, вроде той одинокой трогательной фигурки, что постоянно, но ненавязчиво следует за мной и ждет, когда я ее позову одним словом, как свистком, ну конечно, не как охотничью собаку, а как верную лошадку, и вот сейчас стискивает и на груди, когда я наступаю, и едва ли не падает в обморок, когда теряю мяч; душа моя, Заря моя!
