Юрий Невский - Железные игрушки — магнитный потолок
Достав фотокамеру, сделал несколько снимков. Выпил остатки воды из пластиковой бутылки, доел горсть слипшейся кураги, найденной на дне кармана рюкзака, да обломки шоколада с сухарными крошками. Французская киноактриса Фанни Ардан (у нее постоянно какие-то проблемы с лишним весом) обзавидовалась бы моей диете.
Хорошо пробитая тропа уходила в лес, по верху огибая обрывистые склоны. Километра через полтора заметил ответвление. Не столь нахоженная тропа спускалась по склону распадка… похоже, она приведет к первому прижиму? И появляется шанс добраться до второго? А там, глядишь, наметится спуск (или подход сбоку) к облюбованному мной мыску. Решив так, свернул в глубокий сумрак, куда не достигал солнечный полдень. Лес смешанный; бурелом. Птичий гомон то затихал, то вспыхивал вновь. Комары вели себя более организованно. Похоже, одна группировка, столкнувшись с антикомариной аурой, меня окружавшей — зло и бессильно пожужжав, — передавала «с крыла на крыло» другой группировке, тут же бросавшейся в бесполезную атаку. Ветки, листья, древесная кора и прочая лесная шелуха на тропе — истерта, истолчена в труху. Можно предположить, здесь ходят коровы. Но что за коровы-партизаны… Откуда? После максимального понижения тропа опять взметнулась вверх. Заросли поредели, остались позади. Впереди возвышался куполообразный склон, поросший кустарником и травой. Похоже, крутой бок медного котла кочевников-великанов, еще не остывший после раскаленного плова (мои ассоциации были гастрономическими, ведь чашкой супа и чаем с сухарями я позавтракал рано утром) — перевернут, брошен здесь навек. Гранитные глыбы, выветренные в слоистые «стопки», врезаны на расстоянии друг от друга, их можно обходить по ставшей неприметной, как бы стертой тропке. Отбросив дурацкие фантазии о коровах, я думал, что это, наверное, козья тропа. Но… какие козы? домашние? дикие? Тоже какой-то бред. Склон становился пепельно-серым, выжженным в прах, вылизанным ветрами до каменистых залысин. На ногах у меня спортивные сандалии, специальные ремешки на них фиксируют голеностоп. Однако на крутизне подошва выворачивалась в наклон, мелкие камешки и песок набивались под стопу. Для горного экстрима это явно не подходит. В рюкзаке, конечно, есть прекрасные универсальные ботинки с протекторами. Останавливаться, переобуваться, терять время… Уж лучше тогда (да и правильнее!) вернуться. Но идти назад, через глубины леса вдруг показалось невыносимо. А высота все круче, приходилось лезть вверх, так что живот подводило не только от голода… Появился противный холодок опасности. Рюкзак нагружен выше головы, центр тяжести смещен к плечам (так легче идти по ровной дороге) — а вот горным козлом уже не поскачешь! То «клюешь» носом, то тянет назад, не удержишься. Внизу громоздились камни. Их иззубренные грани как-то уж очень плотоядно облизывали белые языки разбивающихся волн. Чертова тропа истончилась в нить. Какие еще козы… видно, ее натоптали сус-лики-самоубийцы! Нить развивалась в короткие и бессмысленные отрезки, которые никуда не вели, сходили на нет, исчезали. Можно было продвигаться, лишь вскарабкавшись на «высший уровень» — переползая на следующую, извилистую и узкую террасу. Но и она упиралась в очередной гранитный излом, надо искать обход, а то и переть напролом. Кустарник, трава, когда за них цепляешься — вырываются с корнем. Упор для ноги либо выворачивается с камнем, либо осыпается с земляными комьями. И чего полез сюда, ради какого мифического «рая»?! Шел бы в тени лесной тропы, сейчас спускался к Катуни. А теперь уперся в скальную «гриву», искал хоть какую-то «зацепку», чтобы преодолеть ее. Повернуть обратно!
И вдруг несколько секунд выпали, были стерты в моей жизни.
Пальцы превратились в когти. Так происходит, когда зависнешь на двадцатиметровой высоте. Вцепился когтями (и зубами-клыками бы вгрызся, будь за что), пытаясь удержаться. Громоздкий рюкзак — стоило чуть отклониться — как тут же перевесит, опрокинет меня! Подошва левой сандалии вывернулась почти вертикально, только ее носок (и напряженные пальцы ног) — удерживали почти всю, сосредоточенную на них тяжесть тела. Правая ступня, внутренней частью по отношению к склону, едва умещалась на узком и осыпающемся уступе. Позади, в голубоватой дымке от нещадно палящего солнца, простирался Чивыркуйский залив. Чайки, если и метались, все более жалобно и тревожно вскрикивая, да уж какие чайки…
Но как я «перенесся» (почти на метр выше!) от нижней тропинки-уступа — и оказался в этой, черт ее побери, «мертвой точке»?! Что-то долбануло по затылку… солнечный удар? Да нет же… Разве не почувствовал что-то шелестящее за своим плечом? Разве это не подтолкнуло?
А как выпендривался там, у печального знака, данного в предупреждение. Что мне до земного! И вот за мной отправлен посланец на выкрашенном серебрянкой «средстве передвижения». Не на катафалке же ему являться! (Или это душа того горемыки, странствующая и неприкаянная, так и мчится по-над дорогой, мороча одиноких путников?) И было предчувствие. Холод разверстой могилы, удушливое цветочное амбре, потусторонний минимализм треков, инфернальное мерцание навигатора, по которому были засечены и мои, излишне самоуверенные в тот момент, мысли.
Пустое зеркало, стеклянные блики в непроницаемых очках, косая тень длинного клюва-козырька.
Посланца Тьмы вряд ли заинтересует какая-то там погода-природа. (А надо было насторожиться!) Но словно обдышался химией (заодно с «любимыми» комарами), зудел перед ним! Выдал маршрут. Рассказал увиденное из жизни Лесных Великанов. Все, связанное с ними, имеет сакральный смысл.
Пальцы-когти соскальзывали в поисках более надежной трещинки, кустика, травинки. Чтобы вернуться (я еще надеялся на это), надо перенести вес на правую ногу, присесть на ней, а левой нащупать какой-нибудь выступ там… (в небытие, мне казалось; в бездне). Попробовать вперед? Но тогда, каким-то образом продвигаясь боком, окажусь на скальном «лбе». Зависнуть на нем, распластаться без всякой опоры? И что впереди? Одно ясно: дальше будет только хуже.
Стоп-стоп. Главное, преждевременно не умереть от страха. Как это у Алена Бомбара… Сейчас, по памяти… Тысячи тех, кто потерпел кораблекрушение, умерли вовсе не от того, что им недоставало воды и пищи. Раскачиваясь над бездной на равнодушных волнах, под жалобные крики чаек, они умерли от страха!
Я ведь почти потерпел кораблекрушение.
Но… какая-то фигня получается. Посланник Тьмы!
Что я, в самом деле, накрутил себе? Миллионы нормальных парней разъезжают на шикарных тачках. И один из них подвез одинокого чувака на дороге. А ему взбрело в башку невесть что. Перегрелся на солнце. Какая нечисть? Прямо-таки сюжет Стивена Кинга, «короля ужасов». Начитался.
Да, мир устроен ради того, чтобы нормальные парни ездили на шикарных тачках и чтобы им хотелось покупать их — все более навороченные, шикарные. Для этого парни вкалывают, зарабатывая на шикарные тачки. Правда, другие устроились лучше. Разными способами забирают у парней-работяг половину и сами покупают себе шикарные тачки. Те и другие время от времени постреливают друг в друга. Все нормально. Кому-то нравится климат-контроль, цветочный ионизатор, пилящая музыка и подголовник, регулируемый нажатием кнопки… Что плохого, попривыкнуть к своей индивидуальной микроволновке, прежде чем цивилизация (судя по изменению климата, дело к тому и идет) испечется в глобальной духовке? У меня-то нет тачки, я вечный «безлошадник», вот и завидую. Целый год коплю на то, чтобы две недели кормить комаров, жрать супы из пакетов, запивать горьким чаем с сухарными крошками, да трястись от холода, залезая на ночь в промокший спальник. Ради чего? Чтобы отпить глоток ветра из чаши божьего мира? Хоть один глоток. Глоточек.
Да-да-да! Я не сделал того, упустил другое, не достиг третьего… пятого… десятого! Невырастилнепосадилнепостроил. Сейчас начну выворачивать душу!
Но что такое?
Ведь это, как его… все было некогда думать о об этом… Да целая армия психологов этим кормится… Точно, кризис! Я нахожусь в кризисе!! Не знаю, что делать, куда двигаться, не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Позади не поймешь что, внизу пропасть, впереди каменный «лоб». Возможно, так называемый «кризис среднего возраста»? А если так, значит… Странная догадка, слава богу, не пронзила, подобно молнии или удару электротока (а то бы так и навернулся; на камнях внизу и пирамидку с оградкой негде поставить). Догадка расцвела ореолом цвета — от ярко-желтого, изумрудно-зеленого — до фиолетового, уходящего в глубину.
Да ведь я оказался на склоне лет!
Безусловно! Какие сомнения? Склон лет, он самый!
О боже мой… Я ведь никогда не думал, что это будет вот так, вдруг! Как могло произойти? Ведь склон этот, я думал… еще далеко. Еще когда! Неподъемный рюкзак, что давит на плечи, тянет вниз… это, надо понимать, груз прожитого. Мой жизненный опыт, встречи и расставания, торжество и отчаяние. (Ау меня ведь и нет ничего более ценного.) Но есть какие-то общепринятые нормы! Кто-то на склоне лет изучает древнекитайский, кто-то обзаводится потомством. У меня нет сейчас такой возможности. Алену Бомбару этот склон предстал в виде Тихого океана. Поль Брегг, автор знаменитой методики голодания, так и вообще катался на склоне лет… правильнее сказать, катался по океанским волнам на серфинге, когда ему было 86. Волной-то его и прихлопнуло, он утонул. Странно! Что происходит на склоне лет? Начинает ли индивидуум «скатываться» вниз? Или наоборот, поднимается вверх? Для меня это очень важно. Ведь, порой, некие деятели-патриархи начинают свои мемуары: «И вот теперь, с вершины моего возраста…» Или: «Находясь на вершине лет…» Стало быть, есть некая вершина, на нее ведет этот склон?
