Раймон Кено - С ними по-хорошему нельзя
Он сходил проверить, вернулся и уселся перед стаканчиком уиски. В его отсутствие мама накапала себе двенадцать-пятнадцать ободряющих капель.
— Чего они к нему прицепились, к Джоэлу?
— Он убил Бесс. Он — вампир. Так они говорят. Я им не верю.
— Не веришь? — удивилась мама. — Но раз они говорят...
— Джоэл пьет кровь! Да эти держиморды хотя бы раз на него взглянули! Если бы они его увидели, то сразу бы поняли, что он не способен ее пить, эту кровь, даже через соломинку, как это делают приличные вампиры. Он не способен пить даже воду!
— Ты его недооцениваешь, — мягко заметила мама. — У него ведь не исключительно алкогольный рацион.
— Я уверена, — ответила я, — что кровь для него — это сильнейший удар по печени.
— А может, он об этом не подумал?
Папа с силой ударил кулаком по столу.
— Хватит, — рявкнул он.
Потом, успокоившись, произнес:
— Бездари.
— Кто? — спросила мама.
— Полицейские, черт побери!
— А! — вскричала я. — Ты тоже не веришь, что Джоэл — вампир?
— Они — бездари. Никого не арестовать — это я еще понимаю, но арестовать невиновного...
— Ты уверен, что он невиновен?
— Больше чем уверен.
Фрагменты «Одиссеи», «Царя Эдипа», «Песни о Роланде» и прочих детективных романов, которые я читала, всплыли у меня в памяти и позволили оказаться на высоте в этой непростой ситуации.
— Папа, ты можешь подтвердить его алиби?
— Конечно, нет.
— Как же доказать его невиновность?
— То-то и оно, — ответил он. — Вот я и думаю.
— Ты знаешь виновного?
— Конечно. Это я.
В течение нескольких минут мы с мамой оспаривали друг у друга бутылку уиски, чтобы сделать бодрящий глоток.
Я подозревала, что папа — негодяй, но до такой степени — это действительно рекорд. Я смотрела на него и поражалась. Я думала, что когда в газетах появится его портрет, нашей семье это чести не прибавит. Обычно на лице у преступников есть нечто вроде оскорбленной гордости, которая придает самым красивым из них, например Ландрю[*] и Наполеону, демонический вид. Что до папы, то никогда еще самая сопливая вялость не размазывалась с такой легкостью по серой, невзрачной харе, никогда еще самая извращенная трусость не растекалась с такой липкостью по посредственной роже, никогда еще самая закоренелая лень не разливалась с такой низостью по тусклому мордовороту.
Он дал нам время передохнуть. Затем заявил:
— Ну да, пил, но и только. Не думайте, что я убил малышку.
— Он ее даже не убил! — застонала мама.
— Нет. Послушайте, как это произошло.
— Да, да, рассказывай.
— Так вот, я уже давно переживал, что она меня боится, не знаю, заметили вы или нет, но она, увидев меня, всегда дрожала. И тогда, чтобы успокоить малышку, как-то я пообещал прокатить ее на карусели с деревянными лошадками.
— Очень хорошо, — сказала мама.
— Не знаю, как это произошло, клянусь, я этого не хотел, но вдруг мы очутились около Ист-Уолла. Пустырь, бродячие собаки, сумрак, разбитые фонари, отсутствие деревянных лошадок так поразило девушку, что она упала в обморок.
— Бедное дитя.
— Она упала резко, вот так: шлеп! Я склонился над ней. Она была мертва.
— Господи, помилуй! — воскликнула мама и религиозно прожестикулировала.
— Чувствовал я себя довольно кисло.
— Понимаю, — посочувствовала мама.
— Я оттащил ее в укромный уголок. И потом там... там...
Он разнервничался:
— Я бы на вас там посмотрел! Короче говоря, я не удержался. Ведь не каждый день выпадает такая возможность.
— Понимаю, — вновь посочувствовала мама.
— Потом я спрятал ее в бочку.
— Не так быстро, — попросила мама. — Расскажи подробности.
— Ну, как же... — замялся папа. — Как же...
— Да, да, да. Мы тебя просим, пожалуйста, будь любезен.
— Во всяком случае, клянусь вам, я отнесся к ней с уважением.
— О!
У мамы был совершенно недоверчивый вид.
— Даю вам слово. Я предался лишь антропофагическому пороку. Да и то. Я вовсе ничего не ел. Только пил.
Затем добавил ровным голосом:
— Потом спрятал ее в бочку. Это все.
Мы молчаливо погрузились в свои мысли, что придало атмосфере некую грандиозность. Я даже почувствовала к нему некую симпатию, он был все-таки не злобным мерзавцем, а слабым, безвольным и импульсивным человеком. Джоэл — весь в него. Да, Джоэл. Кстати, Джоэл.
— Что мы можем сделать для Джоэла? — спросила я.
— Если его сцапают, — сказал папа, — он окажется в мерзком положении.
— Бедный Джоэл, — вздохнула мама и вновь принялась за вязание.
— Он ни за что не сможет доказать, что не убивал ее, — продолжал папа. — Акт вампиризма всегда вызывает негодование судей. Знаю по опыту. Значит, он получит по полной катушке, то есть смерть через повешение.
— Я бы никогда не подумала, что он так кончит, — сказала мама. — Ну, ничего, возьмем к себе миссис Килларни и Саломею.
— Посмотрим, — сказал папа. — Короче говоря, мы влипли в очень неприятное дело.
— А вдруг у него найдется алиби, — воскликнула я с надеждой в голосе.
— Тогда совсем хреново, — отозвался папа.
— Это почему? — спросила мама.
— Потому что тогда они вернутся сюда с обыском, а мне бы этого не хотелось, понимаешь?
— Понимаю, — посочувствовала мама.
22 апреля
Сегодня утром наша фамилия была пропечатана большими буквами в газете. Я думала, что это случится лишь после того, как я опубликую свой роман, через несколько лет. Нам есть чем гордиться! Я решила вырезать статью и отправить Мишелю Прелю. Папа громко прочел ее вслух. Теперь не оставалось никаких сомнений: у Джоэла дела плохи. К несчастью, когда его арестовывали, он еще вздумал защищаться. А еще в статье намекали на то, что он изготавливал пуговицы из человеческих костей; ну и посмеялись же мы: какие все-таки они тупые, эти журналисты.
Затем пришли соседи и соседки с комплиментами. Папа, конечно, спрятался. Радостная мама ораторствовала, наливала, плакала.
То и дело велосипедный почтальон привозил мне дружеские послания: в первую очередь от Богала, потом от Варнавы, Тимолеона, Пелагии, Игнатии, Аркадии и от многих других. Авель Мак-Адам писал:
Мисс, присутствие Вашей руки ощущается до сих пор и поддерживается каждые четверть часа воспоминанием о приятных минутах, проведенных рядом с Вами. Счастливые мгновения, сказал бы я, если бы не опасался истощения. Прошу Вас, мисс, принять уважительные заверения в моих растроганных чувствах. А.
Мистер Томас, садовый сторож:
Мисс, в величии преступления раскрывается жалость. Мисс, отныне Вы можете бесстрашно приходить в наши публичные сады, если туда Вас будет затягивать меланхолия. Я лично вызываюсь охранять доступ, дабы Ваша маленькая душа (бессмертная) находила там оптимальное утешение. Прошу Вас, мисс, не сомневаться в моем искреннем почтении. Ваш преданный слуга. Томас.
Post Scriptum: Мой сын Джон не может понять, куда исчезла ваша сестра Мэри.
Да, кстати, надо бы ее предупредить; в Гэлине она вряд ли читает газеты. Еще я получила телеграмму от Мишеля Преля:
Откровенно ошарашен и приятно удивлен Джоэлом. Точка. Целую. Мишель.
Какой он все-таки любезный. А еще пришла загадочная записка:
Поделом. М.
Я довольно долго не могла понять, кто ее отправил, и в конце концов решила, что Мэйв.
Под конец меня достали все эти соседи и соседки, и я вышла. Села на трамвай, затем пересадка. Вышла на остановке Кинг-стрит и пошла пешком. Прошла мимо одной казармы, трех больниц, одного дома призрения и двух сумасшедших домов, после чего прибыла к Ричмондской тюрьме и попросила разрешить мне свидание с Джоэлом. Старший надзиратель принял меня с большим почтением, но распоряжение было категоричным: я получила безапелляционный отказ, а вместе с ним, через посредничество надзирателя, поцелуй от администрации. Посредник предложил еще и разделить с ним его ложе. Но поскольку, с одной стороны, из всех поцелуев меня интересовали лишь те, которые телеграфировал Мишель Прель, а с другой стороны, я не чувствовала себя чрезмерно усталой, то с помощью бокового удара по адамову яблоку я дала понять старшему надзирателю, что ничто из предложенного меня не прельщает. Он проводил меня к выходу, оказывая знаки глубочайшего и несколько болезненного уважения.
Я погуляла немного вдоль и поперек Грэйндж Горман-лейн. Тюрьма — дело невеселое. До этого я никогда не обращала на нее внимания, но теперь, когда там сидел Джоэл, уже один ее вид разрывал мне сердце. Наконец я пошла прочь и вернулась домой пешком, умяв по пути несколько пирожных. Еще я отправила телеграмму Мэйв.
