Дес Диллон - Шесть черных свечей
Все смеются, а Джедди возводит глаза к потолку, как бы пытаясь найти ответ.
Кэролайн смотрит в замочную скважину и шепчет:
— Ни черта не видно.
Джедди продолжает изучать рисунок потолка. Тот еще рисунок, скажу я вам. Будто в пчелиные соты напихали битой яичной скорлупы.
— Пирамиды. Пирамиды. Пирамиды. Что это еще за хреновина такая, эти самые пирамиды? Такие большие треугольные штуки? — вопрошает Джедди.
— Ну давай же быстрее, — подгоняет Венди. Вот и вся подсказка с ее стороны. Кэролайн задерживает дыхание и приподнимает крышку почтового ящика.
— Повтори вопрос, — говорит Джедди.
— Там никого нет, — шепчет Кэролайн. Энджи делает Кэролайн знак говорить тише, а то вдруг все-таки там кто-то есть? Донна выхватывает у Венди вопрос и зачитывает его Джедди еще раз, четко и разборчиво:
— Чем когда-то были покрыты пи-ра-ми-ды?
— Снегом, — выпаливает Джедди.
В самую точку. Следует настоящий взрыв смеха. Все хохочут до упаду. Для них теперь неважно, есть ли кто за дверью.
Джедди интересуется, с чего это они все так ржут.
— С чего это вы все так ржете?
В ответ — новый приступ смеха. Сестры повторяют слово «снегом» будто некую смеховую мантру.
— Снегом!
— Снегом, блин-компот!
Мантра «снегом» — путь к гормонам счастья. Они даже не замечают, что от двери снова доносится грохот, — даже Кэролайн пропускает стук в дверь мимо ушей. Кэролайн смеется — сама не зная хорошенько, чему именно, и не будучи уверенной, что ей вообще хочется смеяться. Какой уж тут смех, с ее-то личной трагедией.
Венди первой приходит в себя, смахивает с лица волосы, как будто этот жест самое верное средство против смеха, и зачитывает ответ:
— Мрамором.
— Ну и откуда мне знать? В Китае-то я никогда не была, — возмущается Джедди.
Бац! Опять в самую точку. Все снова хохочут. По мере того как смех стихает, стук в дверь слышится все громче. Сестры смотрят друг на друга и проглатывают смешинку, словно последний кусочек шоколада.
— Кто там? — спрашивает Кэролайн со своей стороны двери.
— Царица, блин, Савская, на фиг. А вы кого ждали?
Вся комната с облегчением вздыхает. Им больше не надо притворяться.
— Это Старая Мэри, — сообщает всем Кэролайн и открывает дверь.
Старая Мэри входит, опираясь на свою клюку и прижимая к уху красный пластмассовый транзисторный приемник.
— Спина моя старая, как же ты мне досаждаешь. Я словно треснувшая кость в пасти бродячей собаки.
Она умеет обращаться со словом, Старая Мэри-то. Прямо поэтесса.
— Бабушка, там у моей машины никто не ошивался? — интересуется Венди.
— Откуда мне, блин, на фиг, знать? Для меня все машины одинаковы, — ворчит Старая Мэри.
— У меня «форд-фокус», — сообщает Венди.
Можно подумать, ее автомобиль представляет собой нечто уникальное, какой-нибудь квадрат в модной круглой рамке. Но Старая Мэри уже ее не слушает и ищет местечко, куда бы приткнуться. Донна первая вскакивает и предлагает ей сесть. Донна очень хочет походить на Старую Мэри (не то что другие сестры) и ловит каждое ее движение, каждую гримасу, каждый взгляд и каждый чих.
Старая Мэри садится, ерзает, устраиваясь поудобнее.
— Ну и жопа у тебя, Донна. Сам Дэнни Макгоуэн не нагрел бы мне местечко лучше.
Девочки хихикают. Дэнни Макгоуэн — самый жирный мужик в городе и окрестностях. Донна не обижается — ведь задница у нее вовсе не толстая. Комната наполняется свистом и шипением: Старая Мэри вертит в руках свой маленький красный приемник, настраивая его на полицейскую волну. Нет для нее большей радости, чем из первых рук услышать о какой-нибудь крупной автомобильной аварии. Если приемник сообщает что-то интересное, Старая Мэри немедленно ставит в известность Девочек.
— На Митчелл-стрит нападение, — сообщает Старая Мэри, вспоминает что-то, и глаза ее загораются. Когда в таком возрасте ты еще в состоянии что-то припомнить, это радует не хуже выигрыша в бинго.
Старая Мэри поворачивается к Кэролайн:
— По-моему, твой Бобби попался мне сегодня на глаза у бара «Монкленд». В руках у него была бутылка пойла.
Этого достаточно, чтобы к Кэролайн вернулись все ее навязчивые идеи. Она тотчас желает узнать, не был ли Бобби пьян. Хуже Бобби может быть только пьяный Бобби. Но Старая Мэри лишь отвечает, что да, вид у него был взъерошенный, может, он и был под мухой, трудно судить. Тут ее слова прерывает новое сообщение о нападении.
— Извиняюсь, это не на Митчелл-стрит. Это на Саутфилд-Кресент. Ножевое ранение. Состояние серьезное. Нет, подождите, тяжелое. Да… крайней тяжести.
Но Кэролайн не отстает:
— Он тебя видел?
— Я даже не уверена, он ли это был.
— Может, он решил вернуться, — шепчет Кэролайн. Ее слова на треть адресованы Старой Мэри, на треть самой себе и на треть Девочкам.
— Кончай дурочку ломать, Кэролайн, — говорит Джедди на правах женщины, которая знает о мужчинах все.
А Линда думает, что если поле зрения Кэролайн (и без того суженное) опять займет Бобби, то все, про Шесть Черных Свечей можно забыть.
Линда подъезжает к Кэролайн и хватает ее за руку.
— Если он решил вернуться, то наверняка задумал что-то плохое, — говорит Кэролайн.
— Да с чего ты взяла?!
Старая Мэри знает, где выход из этого психологического тупика. Камин. Если разговор с женщиной приобретает нежелательное направление, похвали ее обстановку.
— Это у тебя новый камин, девочка? — спрашивает Старая Мэри.
Сестры бросаются в бой. Надо потихоньку переключить тему разговора с Бобби на что-нибудь другое.
Кэролайн вынуждена ответить на вопрос Старой Мэри:
— Да. Он у меня недавно…
— Вот уж дрянь-то, — наносит удар Линда.
— Чашечку чая, бабушка? — выскакивает Энджи.
Старая Мэри смотрит на нее с укоризненной улыбкой:
— Чая? Не хочу чая, блин, на фиг. Я водку люблю.
Вот и все. Легкое движение (прямо как в танго) — и разговор ушел в сторону от Бобби. Кэролайн не прочь вернуться к прежней теме, но не знает как.
Энджи интересуется, где еще одна бутылка водки.
— Охлаждается в морозилке, — говорит Донна.
— Дай мне водки наконец, пока я не задохнулась до смерти.
Энджи открывает дверцу морозилки и извлекает оттуда бутылку, успевая при этом вдоволь наглядеться на голову Стейси Грейси. Дрожь пробирает ее до самых пяток, и сотрясает пол, и по половицам проникает в гостиную, где передается Девочкам. Энджи вытирает чайную чашку и наливает Старой Мэри добрую порцию водки. Глоток, еще глоток — и в глазах у Старой Мэри появляются искорки радости, и она превращается в добрую старушку.
— Ну, так как ты все-таки живешь, девочка? — спрашивает Старая Мэри у Кэролайн.
— Лучше не придумаешь, бабушка.
— Все это просто ужасно. Ужасно.
— Со мной все хорошо! — восклицает Кэролайн. Голос ее звучит убедительно, и тот, кто ее не знает, может и впрямь подумать, что она справляется с ситуацией.
— Что говорят судебные исполнители?
— Ей по-прежнему нужны десять тысяч, чтобы оставить за собой квартиру, — кричит из кухни Энджи.
— А она никак не добьется их от Бобби, — присоединяется Донна.
— Так, значит, Макгуган еще не выбил денежки из твоего муженька? — любопытствует Старая Мэри.
Кэролайн хочет ответить, но слова ее застревают в той части грудной клетки, где таится страдание. Как раз там, где сходятся ребра.
Чтобы немного развеселить Кэролайн, Старая Мэри рассказывает, как лихо Макгуган вышибает деньги из тех, из кого их надо вышибить.
— Пенсионеры из прихода Святого Патрика попросили Макгугана, чтобы туристическая контора этого, блин, мерзавца Макглинчи вернула им деньги за один неиспользованный день. Мы получили все до последнего пенни. Нас еще бесплатно свозили на Лох-Ломонд.[27] Как только Макглинчи выписался из больницы.
Энджи, которая потихоньку прихлебывает водочку в кухне (вот почему она так надолго исчезает, когда идет за водкой для Старой Мэри), кое-что припоминает и кричит в гостиную:
— Большой Джон Догерти сказал, что видел, как кто-то очень похожий на Бобби выходил сегодня из банка.
Вот так. Девочки одобрительно кивают. Старая Мэри улыбается и уверяет Кэролайн, что сегодня же вечером Макгуган выдоит из Бобби денежки. Уже к утру все будет нормально. Однако чем больше они говорят про это, тем больше Кэролайн расстраивается. Чем больше она расстраивается, тем больше деталей о методах Макгугана сообщают ей сестры. Он изукрасит Бобби как бог черепаху. Он изрежет ему лицо. Он откромсает ему ухо или нос. Не ходите, девочки, с Макгуганом в постель. Кэролайн разражается рыданиями, причина которых наполовину гнев, наполовину жалость к самой себе.
— Он сейчас сюда припрется, Бобби-то. Пьяный в стельку. Уж я-то знаю, какой он, когда пьяный.
