Галина Зарудная - Последнее желание
Она выпорхнула во двор школы и, пригнувшись, пролетела под окнами. Окна первого этажа находились слишком низко, почти в каждом мелькали изумленные и ржущие рожи, кто-то бесцеремонно тыкал в нее пальцем.
Валерия Черноус где угодно сыщет славу! Хоть забрось ее на необитаемый остров другой планеты.
Когда, прошмыгнув через парадный вход, чудом избежав столкновения с дежурным, она мчалась по лестнице наверх, от горячего своего рвения даже скрестила пальцы, чтобы позорное метание по школе во имя пресловутой справедливости не оказалось напрасным. Дела нужно доводить да конца. Куй, как говорится, не отходя от кассы. И если в этот момент директор где-нибудь преспокойно наворачивает борщи с пампушками, или хлопочет о благах школы вне ее пределов, то Лера попросту «сливает» саму себя, как последний лох.
Вот прямо сейчас и посмотрим, на чьей стороне играет твоя новоиспеченная реальность!
То ли стремление ее было настолько сильным, то ли мольбы жаркими, но на директора она наткнулась ровно в тот момент, когда ворвалась в приемную. Он уже покидал свой кабинет. Секретарь увидев ее, резко вскочила, как хорошо выдрессированная болонка, и даже успела что-то пролаять, но Лера ее не слушала. Она уверенно ступила навстречу директору, поздоровалась и деловито произнесла:
— Я знаю, что шокирую вас своим поведением и своими словами, но мне нужна ваша помощь. — Лера старательно выдохнула, чтобы сдержать «забеганное» дыхание. Лицо ее при этом было влажным и она это ощущала. Застегнутая доверху блузка давила горло, пальцы сами потянулись к воротнику, чтобы расстегнуть его. Юбка от беготни съехала набок, сместив все складки, блузка торчала, готовая вот-вот выскочить из-за пояса. Но Лере некогда было приводить себя в порядок.
Директор округлил глаза, что подчеркнуло его невероятную схожесть с совой, затем молча толкнул дверь своего кабинета, приглашая ее войти.
Не меняя изумленного выражения, частью сильно преувеличенного, он неспешно прошел к своему столу перед двумя окнами, со скрипом опустился в кресло и указал на стул напротив.
— Простите, нет времени рассиживаться, — выдохнута Валерия. — Я прошу вмешательства, потому что вы, как главный судья, без вас нельзя.
— Что нельзя? — спросил, наконец, директор.
— Можно, я объясню вам по дороге? — взмолилась Лера, поглядывая на большие белые часы на перестенке за его спиной. Он нахмуренно оглянулся, проследив ее взгляд.
— Ты почему не на уроке? — последовало затем.
— Выгнали.
— Выгнали? За что?
— Выполнила работу слишком хорошо…
На лице директора, как на лице актера, крайне выразительно проявилось недоверие.
— Я прошу вас, — снова заумоляла Валерия, — это несколько минут. Вы же как Соломон — мудрый и справедливый. Помогите восстановить честь.
— Чью честь?
— Мою, конечно.
Он не спеша, но все же поднялся. Лера поняла, что все еще держит пальцы скрещенными.
Если с виду директор был похож на сову, то двигался как черепаха, — они направлялись в другой конец школы, как в другой конец страны. Валерию не покидало чувство, что он нарочно не торопиться. Отказать ей не смог (все же уловка с Соломоном подействовала), но идти на поводу какой-то школотни и что-то ради нее выяснять желанием точно не горел.
— Это не ты ли была в моем кабинете недавно? Курильщица?
Лера попыталась понять, что он этим хотел продемонстрировать. Что у него хорошая память? Что ей не стоит воплощать в жизнь абсурдную идею, если такова есть? Что девчонка под особым надзором, на особом счету?
— Я не курю, — ответила она. Затем спокойно изложила ему суть проблемы.
Он ничего не говорил больше, пока они не вошли в кабинет труда.
Все повскакивали, в том числе учительница. Женщина с испугом глянула на директора, потом бросила тяжелый взгляд на Леру, и снова уставилась на директора.
— Что у вас произошло? — спросил он.
— Вот, — промямлила трудовичка, — не выполнила задание…
Лера к тому моменту уже принесла несчастную сумку и проклятую распашонку, прихваченную у Нади.
— Это, — положила она на стол учителя плохо сшитые цветные куски материи, — распашонка для куклы. Если бы в ней было хоть что-то полезное, я бы занялась ею с удовольствием. Но вместо этого я сделала вот что. Не шедевр, но, заметьте, сумка практична в использовании и производство ее намного сложнее. То есть задание я выполнила, вот только — усовершенствовала. За что же кол?
— Потому что мы не проходили таких тем, и ты не можешь так шить, — проблеяла женщина, лицо которой налилось красным и синим, и которая предпочитала раздавить Леру собственным ботинком, но вместо этого вынуждена была оправдываться.
— То есть, когда я говорю, что сама все сделала…? — специально не закончила Лера.
— Это неправда.
— Но я могу ответить на любой вопрос касательно моей работы, вы только спросите, — настаивала Валерия.
— Я должна вести урок, а не задавать вопросы про эту сумку.
— Но вы поставили кол своей ученице — не за что, — напомнила Лера, как адвокат в зале суда. — И превратили ее в лгунью. Вы только задумайтесь, — она повернулась к директору, — ребенок сидел два дня за работой, а его за это обозвали, унизили и поставили плохую оценку. И я говорю сейчас, что могу доказать, что не вру, а мне отвечают — сядь на место и умри. Где справедливость?
Трудовичка посмотрела на директора, который стоял перед классом, сцепив руки за спиной, и внимательно слушал. Он ответил кивком, приглашая что-нибудь спросить у девушки.
Она долго думала над вопросами, и все таки что-то спросила. Валерия отвечала уж слишком уверенно, без запинки, на языке профессионала. Это вселяло гордость за свои знания, веру в хорошую оценку. Однако учительница будто не слышала ее.
— Ну что? — спросил директор в конце концов.
— Она не выполнила задание, — как заговоренная повторила трудовичка. Лера чуть не завизжала от новой волны возмущения.
— Но я ведь ответила на ваши вопросы! Чего вам еще не хватает?
— Задана была распашонка, — продолжала учительница с совершенно отмороженным лицом.
— Это смешное задание! Я сделала больше. Это не фабричная сумка, а результат моего труда, и вы только что убедились в этом.
— Ты не выполнила задание, принесла готовую сумку, — процедила женщина сквозь плотно сжатые губы. — Более того, — она повернулась к директору, — сорвала урок!
Валерия тоже повернулась к нему, желая что-то сказать, но невольно осеклась. На нее смотрели, как на преступника, как на предателя родины.
— Это просто недопустимо. — Глаза совы смерили ее с головы до ног и обратно.
Валерия готова была поклясться, что у нее искры посыпались из глаз от потрясения и омерзения. Вот так просто «слить» ее? Нестерпимая ярость сдавила гортань, не дав сказать еще хоть что-нибудь, пусть бы междометие.
По ней будто пробежало стадо обезумевших свиней, успев не только затоптать, но и как следует обгадить.
Как завершение сцены с актом позора и поражения раздался пронзительный звонок на перемену.
Глупая мартышка Лера!
Ты ведь знала, знала, что так будет!
На что ты рассчитывала? Что твое упрямство и святое рвение к справедливости возьмет верх? Что пока ты познавала будущее, училась отбиваться, прошлое успело как-то измениться?
Ты забыла, что такое «не очень удобная правда»?
Испытала свою реальность так испытала!
Лучше бы все это оказалось сном!
* * *В кабинет, где только что завершился последний урок, Лёня-Федя вскочила, как бык, сметающий лбом все преграды. Ноздри раздувались, едва не выпуская клубы пламени, глаза метали молнии индры, лицо тряслось. Оставалось только лягаться и бить пяткой о пол.
Лера ждала это явление почти что с нетерпением.
Класс разбежался. Она продолжала сидеть на своем месте, когда Леофтина Федоровна не просто подошла к ней, а практически вжалась в лицо громадным тазом. Девушка отклонилась чуть в сторону и молча подала дневник. Она слышала громкое сопение у себя над головой, даже волоски на макушке зашевелились. Запах никотина придавил, как невидимый пласт. Дневник мгновенно был вырват из руки жесткими сухими пальцами.
Леофтина прошла к столу учителя, швырнула дневник, наклонилась, листая страницы, практически выдирая их с корнями, пока нашла нужную, и твердой рукой нацарапала великое карающее послание.
Учительница по языку, урок которой только что окончился, стояла чуть позади, молча наблюдая за происходящим. Она заглянула поверх плеча Лёни-Феди, прочла написанное и с откровенным сочувствием поглядела на Леру.
Вот только давай без этого! От такого взгляда от спокойствия почти не осталось следа. Валерия разрывалась между двумя сильными желаниями: расплакаться или дать волю гневу.
