Татьяна Воронцова - Морской змей
Слушая их и понимая все до последнего слова (вот чудо!), Лиза с грустью думала: как же должен страдать этот блестящий с виду молодой человек, если присутствие Мориса и незнакомой женщины не мешает ему с таким отчаянием взывать к тому, перед кем он считает себя виноватым.
– Ладно. Ладно. Говоришь, ты меня простил? Тогда... – Прикусив губу, Анри протянул ему руку. – Так простил или нет?
Какое-то время Венсан стоял не шевелясь. Потом тяжело вздохнул, отодвинул его с дороги, обеими руками на минуту сжав его плечи, и, уже направляясь к Лизе, пробормотал на ходу:
– Vaya con Dios, amigo [99] .
Анри ничего не ответил. Бросив на него прощальный взгляд через плечо, Лиза подумала, что именно в таком состоянии, в каком оставляет его Венсан, люди и совершают самоубийство.
...он умеет быть жестоким. Очень жестоким.
Что же произошло?
Глава 14
Радуясь тому, что Венсан крепко спит, она прислушивается к утренним трелям канареек и прочих мелких птах на соседском балконе и перебирает в уме все события вчерашнего дня. Такого прекрасного праздника в ее жизни не было ни разу. Да, эти досадные стычки между Филиппом и Венсаном (любящим и любимым), между Венсаном и Анри (преданным и предавшим) и прочие, имевшие место посреди всеобщего ликования, заставили Лизу призадуматься о потрясающей способности сынов человеческих запутывать самые простые вещи, тем самым превращая свою жизнь в кошмар, но общее впечатление было таким ярким, что она до сих пор чувствовала эмоциональный подъем. Со вчерашнего дня ее окружал какой-то энергетический кокон, теплый и золотистый. Любовь мужчины, быть может? Мужчины, мирно спящего рядом.
Лиза чувствует непреодолимое желание прикоснуться к нему, но не делает этого из боязни разбудить. Он спит тихо, как кошка. Под сомкнутыми веками залегли темные тени – слишком много переживаний, слишком много сигарет. Одна загорелая рука закинута за голову, другая лежит поверх одеяла, сверкая обручальным кольцом. Воспоминания о том, как эти руки обнимали и уверенно поддерживали ее в танце, наполняли сердце Лизы сладкой истомой. Проводив родителей, они вернулись в зал, выпили еще вина и целиком отдались музыке, своим странным звучанием (эти музыканты оказались действительно талант–ливыми импровизаторами) погружавшей их в мир полубожественных-полуинфернальных грез. Выяснилось, что она еще не совсем разучилась танцевать. Тело припомнило все движения, какие она отрабатывала еще в годы далекой юности, а тем, что не припомнились, ее обучил Венсан.
Они так увлеклись, что не заметили, как уехал Анри Легран. Провожал его только Морис – не из симпатии, а из чувства долга. Так случилось, что Кевин в это время курил на улице, поэтому ему удалось подсмотреть и подслушать практически все. Хотя это «все» длилось не больше пяти минут.
– Он меня за человека не считает, – произнес Анри, нервно закуривая сигарету.
– Дай ему время.
– Можно подумать, я этого не сделал. Сколько, по-твоему, требуется времени, чтобы забыть о том, о чем я прошу его забыть?
– Забыть? – Морис посмотрел в сторону. – Забыть, я думаю, ему не удастся никогда. Так что проси о чем-нибудь другом. – И добавил после паузы: – Ты сам-то забыл?
Анри молчал, раз за разом лихорадочно затягиваясь сигаретой.
– Знаешь что? – Запустив руку в карман, Морис вытащил мини-диск в коробочке и протянул удивленному Анри. – В следующий раз, amigo , прежде чем прийти к нему со своей просьбой, посмотри вот это.
Кевин стоял, прижавшись всем телом к фонарному столбу (к счастью, лампочка перегорела) и почти не дыша. С большим трудом он дождался, пока действующие лица пьесы разойдутся, после чего помчался сломя голову к жене и все ей рассказал. А та, в свою очередь, рассказала Лизе.
– Значит, тогда-то все и случилось. В один из этих пяти или шести часов, запечатленных на записи. – Лиза украдкой бросила взгляд на Венсана, обсуждающего с Гуго достоинства его нового авто. – Ох... кажется, я уже не очень хочу об этом знать.
– А ты и не узнаешь, Лиз, – ответила Франсуаза печально. – Я сама ничего не знаю. Так, в общих чертах... Дня через три после этих событий он появился дома. Принял душ, посмотрел телевизор и пошел спать. Я сидела в кухне и читала журнал, интервью с какой-то голливудской звездой, знаешь, все эти идиотские вопросы: как вы представляете себе идеал мужчины? Что такое счастье? Дверь в его комнату была приоткрыта, и я крикнула: «Венсан, что такое счастье?» И знаешь, что он ответил? «Счастье – это когда ты лежишь на диване и у тебя ничего не болит». Я бросила журнал и пошла посмотреть, что там с ним. Он лежал на неразобранной постели, в шортах, без рубашки. И когда я увидела... Нет, Лиз, не спрашивай. Пожалуйста.
Она и не собиралась. Того, что она узнала, ей было вполне достаточно.
Солнце уже встало, за окном полноценное утро. Венсан начинает шевелиться. Зевает, потягивается, сонно моргает. Приподнявшись на локте, Лиза с улыбкой следит за его пробуждением.
– Какой ты красивый... Тебе известно, что ты очень красивый мужчина?
– Quelle rigolade! [100]
Мурлыча и перешептываясь, они почти не отдают себе отчета в том, что их тела вновь, как бы сами по себе пустились в плавание по волнам любви, которые мало-помалу вынесли их в темные и бурные воды неконтролируемой страсти. Полностью подчиняясь ритму движений Венсана, ритму его дыхания, Лиза впадает в состояние эйфории, напоминающее наркотическое опьянение. И настигший ее на вершине этого блаженства оргазм – это уже не просто банальное сокращение мышц, а энергетический вихрь, образовавшийся в точке слияния двух силовых полей, двух вселенных. О боги!..
Отбросив одеяло, впитывая молчаливые восторги друг друга, сконцентрированные в обжигающем дыхании и медовом поту, они лежат, как выброшенные на берег рыбы, и не смеют нарушить трепетность этого мгновения. Вот оно как... Явился царский сын из-за моря, из-за гор, полюбил ее такой, какая есть, – и стала ведьма Элизабет обычной счастливой женщиной, каких тысячи.
Смуглая рука Венсана ложится на ее живот, кажущийся белым, хотя и она тоже загорала все лето.
– Кто это, мальчик или девочка?
– Не знаю.
– Подумай. Ты должна знать.
Перед ее мысленным взором вновь проплывает лицо шестнадцатилетнего Венсана, каким она его представляет.
– Мальчик.
Он горделиво улыбается. Мужское тщеславие... Но в данном случае это простительно.
– Надеюсь, ты не будешь сталкивать его в воду со связанными руками.
– Может, и буду. Как раз это, мне кажется, дает неплохие результаты.
Некоторое время она размышляет, но потом все-таки говорит, рискуя вызвать его недовольство:
– Мне понравился твой отец.
Венсан неуловимо напрягается.
– Правда-правда. Он любит тебя. А ты любишь его. Почему бы вам не перестать мучить друг друга?
– Почему бы тебе не встать и не заняться завтраком?
Что ж, именно этим она и собиралась заняться. На часах половина двенадцатого, соседские птицы уже пропели все песни, где-то за стенами добротного кирпичного дома уже вовсю кипит жизнь, жизнь большого города, а здесь, в затемненной спальне, продолжаются каникулы, начатые на маленьком греческом островке. Сбежать вниз по лестнице, пересечь гостиную, по пути перешагивая через многочисленные коробки, свертки и корзинки с подарками. В очередной раз ужаснуться количеству живых цветов, занимающих каждую свободную банку и кастрюльку в доме. Зарядить электрическую кофеварку и только после этого набрать номер и услышать голос Джеммы. Ее слезы, ее жалобы покинутой женщины... боже милостивый!
– Говоришь, зачахла с горя? Ах ты, мой ангелочек... Ладно, не хнычь, раскрою тебе один маленький секрет. Мы пригласили в гости самого шикарного мужчину, какого ты только можешь себе вообразить. Куда, куда... На Корфу, разумеется! Он приедет через пару недель. Не знаю, надолго ли. Ты просто умрешь, когда его увидишь... Ох, да не голоси же так, я сейчас оглохну! Стресс?.. Ничего, тебе это полезно, может, наконец похудеешь.
Пока она нарезает на тарелочку сыр и ветчину, Венсан расхаживает по дому в одном полотенце, обернутом вокруг бедер. Он только что принял душ, кончики волос потемнели от воды. Заметив, что он раздвинул все шторы, Лиза украдкой улыбается. Им обоим известно, что из окна напротив за ним постоянно подглядывает девчонка лет двенадцати. Лиза уже предложила послать ей в подарок бинокль, но Венсан возразил, что в этом случае удовольствие станет слишком доступным.
Звонит телефон. Это Гуго. Ему интересно, как прошла первая брачная ночь, оказалась ли новобрачная честной девушкой и где, если не секрет, они собираются провести медовый месяц. Каким-то чудом Венсану удается отделаться от него, но только он садится за стол, собираясь сделать глоток кофе, телефон начинает трезвонить опять. Это невыносимо! Человек имеет право позавтракать в спокойной обстановке? Да, соглашается Морис. Более того, он имеет право в спокойной обстановке и поужинать, так почему бы им не закатиться сегодня вечером в какой-нибудь тихий ресторанчик на бульваре Сен-Мишель?
